Книга любви туманы... я вас больше чем люблю
КНИГА ЛЮБВИ ТУМАНЫ
Я ВАС БОЛЬШЕ ЧЕМ ЛЮБЛЮ…
Полвека не могу принять,
Ничем нельзя помочь,
Но всё уходишь ты опять
В ту роковую ночь.
А я осуждена идти,
Пока не минет срок,
И перепутаны пути
Исхоженных дорог.
Но если я еще жива,
Наперекор судьбе,
То только как любовь твоя
И память о тебе.
Анна Тимирева
Она была той единственной, которую любил адмирал Колчак. Она могла вырвать его из своей жизни, но никак не вырвать из своей памяти и своих снов. Уходя, он неизменно возвращался. И нет у неё укора ему, одна благодарность в её стихах:
Конца ли это виденье?
Или ты зовешь? – не пойму…
Спасибо, что ты хоть тенью
Приходишь ко мне в тюрьму.
Анна Тимирева – дочь известного русского пианиста, ректора Московской консерватории В.И.Сафонова.
Адмирал Александр Колчак женат, к тому же старше Анны на девятнадцать лет. Он уже успел поплавать в водах четырёх океанов и двадцати морей, уже заслужил ряд российских и иностранных орденов. Талантливый военный и бесконечно преданный Родине человек.
Анне двадцать один год. Она замужем за Сергеем Тимиревым, товарищем Колчака еще по кадетскому корпусу.
Первый раз Анна увидела Колчака студёным вьюжным вечером, когда они с мужем возвращались из гостей. Невысокий, крепко сложённый офицер, энергичным шагом прошёл мимо них.
- Знаешь, кто? Это Колчак-Полярный. Он недавно вернулся из северной экспедиции, - охотно объяснил Сергей.
Ахнув от неожиданной встречи с известным исследователем сибирской Арктики, Анна всматривалась в удаляющуюся фигуру, пока она не исчезла вдалеке. Женщина навсегда запомнила эту случайную и мимолётную встречу. Именно с ней она связала свою судьбу.
Многие знали о взаимной симпатии адмирала Колчака и Тимиревой, но никто не осмеливался заговорить об этом вслух. Молчал муж Анны. Ничего не говорила и жена Колчака. Может, думали, что всё изменится, что время поможет.
Анна молодая, весёлая, подвижная женщина. Её острый ум и интерес ко всему, что происходило вокруг, привлекал мужчин. Чувствуя силу своего обаяния, она нравилась многим, а вот поведение Александра Васильевича не давало повода ей думать, что он испытывает какие-то чувства к ней. Но Анна ошибалась. А поняла это случайно, повстречавшись как-то с Колчаком на улице.
Анна шла с тяжёлыми мыслями, думая о тяготах военного времени, о революции, раздиравшей Россию, и вдруг увидела шедшего ей навстречу Колчака. И «…я отчётливо подумала: а вот с этим человеком, я ничего бы не боялась – и тут же: какие глупости могут прийти в голову». Однако под «глупостями» уже скрывалось зрелое чувство. «Разбуди меня ночью, спроси, чего я хочу, скажу: «Видеть его!».
В любви Анна призналась первой: «Я сказала ему, что люблю его». А он ответил: « Я Вас больше чем люблю!». И запуржила, завьюжила, закружила любовная метель этих двоих…
В начале февраля 1917 года Сергей Тимирев получил отпуск, и супруги поехали в Петроград навестить родителей Анны. Она любила родительский дом, где прошло её детство, юность… Дом всегда был полон гостей. Особенно в Рождество с огромной ёлкой, танцами, несмолкаемым весельем. А еще помнились зимние узоры на окнах. Не верилось, что автор их – мороз. Всякий раз, подойдя к окну, она, как завороженная, всматривалась в фантастические творения этого художника: вот в нижней части окна распустились изящные лилии, в стеблях которых запутались звёзды; над ними раскинулся лист папоротника, ажурные кончики которого превратились в змейки степного ковыля. Это было похоже на волшебный небесный сад с причудливыми цветами, кружевными, листьями, сказочными птицами.
Теперь всё изменилось, изменились и окна. В объятом революцией городе они были заколочены, либо закрыты ставнями, либо вовсе разбиты. По улицам разъезжали конные патрули, не прекращалась стрельба. Предчувствие чего-то непонятного беспокоило людей…
Тимирева срочно отозвали в Ревель. Долго не было от него вестей. Анна ничего не знала и о Колчаке. Тревожилась. Всё чаще город полнился слухами о расстрелянных знакомых морских офицерах, об отречении царя от престола.
Новость о заключении сепаратного мира с Германией застала Колчака в Японии. Он решил повременить с возвращением на охваченную революционными баталиями Россию и обратился к английскому консулу с просьбой о принятии его на службу. Прошение было удовлетворено, и русский адмирал
принял командование Месопотамским фронтом, но к месту назначения не доехал, поскольку получил в Сингапуре секретное поручение срочно возвращаться в Китай для работы, связанной с политической и военной борьбой с большевистским режимом в России.
Колчак обосновался в Харбине, из которого тут же отправил письмо Анне – звал приехать. И она решилась.
Это было их счастливое время. Но минуты, часы, дни и недели летели неумолимо. Пришло время расставаться. А где взять силы для расставания?
-А Вы не уезжайте, - уговаривал Анну Колчак. – Мы ведь не виделись целую вечность.
- Мне кажется ещё больше.
- Неужели через день опять на целую вечность?
- Теперь каждый день – вечность, милый.
- А Вы не уезжайте.
- Не шутите так, Александр Васильевич.
- А я и не шучу, Анна. Останьтесь со мной, я буду Вашим рабом, буду чистить ваши ботинки.
Трудно было рвать с прошлым. Колчак решился первым и обо всём написал Софье Фёдоровне, которая достойно приняла решение супруга о разрыве. Анна тоже не мешкала. Объяснение с Тимиревым состоялось. Сергей просил одуматься, не совершать горьких ошибок. После тяжелого разговора Анна уехала разбитой и измученной, оставив мужа в отчаянии.
И вот опять радостные и счастливые дни. Токио. Цветущая сакура, прохладные воды, красные листья клёна под луной, пушистые, как первый снег, хризантемы.
Как-то зашли в русскую церковь. Прихожан почти не было. Слушали молитву «Всем сердцем», в которой самые лучшие слова для людей, связывающих свою жизнь. Выйдя из церкви, Анна сказала: «Я знаю, что за всё надо платить – и за то, что мы вместе тоже, - но пусть это будет бедность, болезнь, что угодно, только не утрата той полной нашей душевной близости».
Родство души они сохранили до последнего мига. Не об этом ли их переписка? Два человека, два слившихся голоса были связаны письмами. Они общались на языке, не понятном современному человеку: друг к другу на «вы» и только по имени отчеству. «Милая, обожаемая Анна Васильевна…» - так адмирал Колчак начинал свои письма, которые были обращены к единственной настоящей любви.
ИЗ ПЕРЕПИСКИ
Прошло два месяца, как я уехал от Вас, моя бесконечно дорогая, и так [еще] жива передо мной картина нашей встречи, так же мучительно и больно, как будто это было вчера, на душе… без Вас моя жизнь не имеет ни того смысла, ни той цели, ни той радости. Вы были для меня в жизни больше, чем сама жизнь, и продолжать ее без Вас мне невозможно.
Александр Колчак, лето 1916
Только о Вас, Анна Васильевна, мое божество, мое счастье, моя бесконечно дорогая и любимая, я хочу думать о Вас, как это делал каждую минуту своего командования. Я не знаю, что будет через час, но я буду, пока существую, думать о моей звезде, о луче света и тепла — о Вас, Анна Васильевна. Как хотел бы я увидеть Вас еще раз, поцеловать ручки Ваши.
Александр Колчак, [6 июня 1917 г.]
Моя милая, дорогая, обожаемая Анна Васильевна.
Господи, как Вы прелестны на Ваших маленьких изображениях, стоящих передо мною теперь. Последняя фотография Ваша так хорошо передает Вашу милую незабываемую улыбку, с которой у меня соединяется представление о высшем счастье, которое может дать жизнь, о счастье, которое может явиться наградой только за великие подвиги. Как далек я от них, как ничтожно кажется все сделанное мною перед этим счастьем, перед этой наградой…
Александр Колчак, [август 1917 г.]
Милый Александр Васильевич, далекая любовь моя… Я думаю о Вас все время, как всегда, друг мой, Александр Васильевич, и в тысячный раз после Вашего отъезда благодарю Бога, что Он не допустил Вас быть ни невольным попустителем, ни благородным и пассивным свидетелем совершающегося гибельного позора. Я так часто и сильно скучаю без Вас, без Ваших писем, без ласки Ваших слов, без улыбки моей безмерно дорогой химеры.
Анна Тимирева, 7 марта 1918 г.
… Где Вы, радость моя, Александр Васильевич? На душе темно и тревожно. Я редко беспокоюсь о ком-нибудь, но сейчас я точно боюсь и за Вас, и за всех, кто мне дорог… Господи, когда я увижу Вас, милый, дорогой, любимый мой Александр Васильевич. Да хранит Вас Господь, друг мой дорогой, и пусть Он поможет Вам в Ваши тяжкие дни. До свидания — если бы поскорей.
Анна Тимирева, 21 марта 1918 года
…Милый Александр Васильевич, я буду очень ждать, когда Вы напишете мне, что можно ехать, надеюсь, что это будет скоро. А пока до свиданья, милый, будьте здоровы, не забывайте меня и не грустите и не впадайте в слишком большую мрачность от окружающей мерзости. Пусть Господь Вас хранит и будет с Вами. Я не умею целовать Вас в письме.
Анна Тимирева, 17 сентября 1918 г.
А тем временем в Сибири разгоралось пламя гражданской войны. Столицей Сибири был объявлен Омск, в котором находились Директория и Совет министров. Директория, состоявшая по большей части из эсеров, не могла справиться со всё возраставшей анархией, с хаосом. 18 ноября 1918 года военные совершили переворот, передав всю полноту власти адмиралу Колчаку. Позже его назовут диктатором, но справедливо ли это? К власти он не рвался, да и характером обладал не деспотичным. Колчак был вспыльчив, но отходчив, прямолинеен, но добр и простодушен, как большинство сильных людей. Внешне суров, но доверчив, порой даже наивен. Он был демократом, свято чтил законность, а во времена анархии и борьбы за власть такая позиция обречена на провал.
В мае-июне 1919 года две армии Колчака были разбиты, начался распад вооруженных сил, дезертирство. Охранявшие адмирала чехи передали его эсерам, захватившим власть в Иркутске. Колчака покинули те, которым он верил, в чьей преданности не сомневался, те, ради безопасности которых, он отказался от предложения союзников.
Седина покрыла голову адмирала в одну ночь.
Вечером в его вагоне собрались офицеры, сопровождавшие Колчака. Он предложил им совершить поход через Монголию. Один из капитанов второго ранга задал вопрос:
- Ваше Высокопревосходительство, ведь союзники соглашаются вывести Вас?
- Да.
-Так почему бы Вам не согласиться на их предложение, а нам без Вас будет легче и удобнее.
- Значит, Вы меня бросаете?
- Никак нет. Если Вы прикажите, мы пойдём с Вами.
Колчак не ответил.
В Иркутск Александра Васильевича везли уже как частное лицо. Союзники гарантировали ему безопасность, в честь чего адмиральский вагон, прицепленный к чешскому эшелону, был украшен флагами пяти великих держав: Англии, США, Франции, Японии и Чехословакии. Только одна из этих держав выступит против предательства в отношении Колчака и всей русской армии – Япония.
В январе 1920 года бывшего Верховного правителя России заключили в губернскую иркутскую тюрьму. Анна добровольно последовала за Колчаком, чтобы помочь ему выстоять, сохранить достоинство, поддержать в последние дни…
Допрос Колчака проводили члены Чрезвычайной следственной комиссии К.А.Попов, В.П.Денике, Г.Г.Лукьянчиков, Н.А.Алексеевский, В.Т.Букатый и председатель Иркутской Губчека С.Чудновский. Допросы продолжались часами. Адмирал отвечал на все вопросы подробно, словно диктуя свои ненаписанные мемуары. Впрочем, до конца допросы доведены не были, так как из Москвы был получен приказ о расстреле Колчака при первом удобном случае. Шифрованная телеграмма В.И.Ленина гласила: «Пошлите Смирнову (председателю Сибревкома и Реввоенсовета 5-й армии – Авт.) шифровку: не распространяйте никаких версий о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска, пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступали так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Берётесь ли сделать архи-надёжно?..».
Участь Колчака была решена, и теперь осталось лишь дождаться «повода». В исходе дела адмирал не сомневался. В записке, которую удалось передать Анне, сидевшей в той же тюрьме, он писал: «Конечно, меня убьют, но если бы этого не случилось – только бы нам не расставаться».
Не сомневалась в трагическом финале и Анна, ошибающаяся лишь в одном: ей не суждено было погибнуть вместе с Колчаком. Она до конца разделила его путь. В холодной, одиночной камере Анна часто вспоминала заветы Колчака, которые он часто повторял: «Ничто не даётся даром, за всё надо платить и не уклоняться от уплаты», «Если что-нибудь страшно, надо идти ему навстречу – тогда не так страшно»…
Когда заключённым разрешали прогулки, Колчак и Анна могли видеться. Часто во время этих встреч они вспоминали счастливые дни, проведенные в Японии. Двух лет не минуло с той поры, а казалось целая ,жизнь прошла.
- А что? Неплохо мы с Вами жили в Японии. Есть о чём вспомнить, - говорил Александр Васильевич. – Я думаю: за что плачу такой страшной ценой? Я знал борьбу, но не знал счастья победы. Я плачу за Вас – я ничего не сделал, чтобы заслужить это счастье победы. Ничто не даётся даром.
Между тем, к Иркутску подошли измученные отряды «каппелевцев», и генерал Войцеховский, которого перед смертью назначил главнокомандующим Капель, потребовал сдачи города и освобождения Колчака. Это был тот самый повод, которого ожидали большевики для исполнения присланной директивы.
До Анны дошло это известие, и она сумела сообщить о нём Колчаку. На что Александр Васильевич ответил: «Дорогая голубка моя, я получил твою записку, спасибо за твою ласку и заботу обо мне. Как отнестись к ультиматуму Войцеховского, не знаю, скорее, думаю, что из этого ничего не выйдет или же будет ускорение неизбежного конца. Я только думаю о тебе и твоей участи – единственное, что меня тревожит. О себе не беспокоюсь – ибо всё известно заранее. За каждым шагом моим следят, и мне очень трудно писать. Пиши мне. Твои записки – единственная радость, какую я могу иметь. Я молюсь за тебя и преклоняюсь перед твоим самопожертвованием. Милая, обожаемая моя, не беспокойся за меня, сохрани себя… До свидания, целую твои руки». Это было последнее письмо Александра Васильевича.
7 февраля 1920 года, ночью, по коридорам тюрьмы прошли тепло одетые красноармейцы под предводительством Чудновского и начальника гарнизона Бурсака. В середине кольца солдат шёл адмирал, бледный, но совершено спокойный. Вся тюрьма билась в тёмных логовищах камер от ужаса, отчаяния и беспомощности.
Морозной, лунной ночью Колчак и его министр Пепеляев были подведены к берегу речки Ушаковки, которая впадала в Ангару. Недалеко сияли купола и кресты Знаменского женского монастыря. Адмирал невозмутимо докурил папиросу, застегнулся на все пуговицы, выпрямился...
- Взвод, по врагам революции – пли! – прозвучала команда Бурсака.
Тела убитых бросили в прорубь, и река сомкнула над ними свои тёмные ледяные воды. И всё. И луна в окне, и чёрная решётка на полу от луны в эту лютую февральскую ночь. И мёртвый сон, сваливший Анну в тот час, когда Колчак прощался с жизнью, когда душа его скорбела смертельно.
Утром Анна спросила у коменданта: «Скажите, он расстрелян?». В ответ услыхала: «Его увезли, даю Вам слово».
Разве понимал комендант, что женское сердце знало правду? Анна просто хотела услышать эту весть от другого, словно удостовериться, что не только она понимает - Колчака больше нет. Но любовь к нему не умрёт. Где бы ни находилась Анна по воле злого рока, не проходило и дня, чтобы она не вспомнила дни всё то, что было прожито рядом с ним. От первой встречи до выстрела февральской ночью.
Может быть, когда-нибудь сбудется пророчество И.А.Бунина, написавшего в очередную годовщину гибели адмирала Колчака следующие строки: «Настанет день, когда дети наши, мысленно созерцая позор и ужас наших дней, многое простят России за то, что всё же не один Каин владычествовал во мраке этих дней, что и Авель был среди сынов её. Настанет время, когда золотыми письменами, на вечную славу и память, будет начертано Его имя в летописи Русской Земли…».
А что же с Анной?
Анна Васильевна Тимирева заплатила за свою любовь и верность адмиралу Колчаку страшную цену – 37 лет советских лагерей. Но она выжила, сумев сохранить ясную душу и память.
После смерти Сталина Анна Васильевна написала письмо председателю Совмина Маленкову: «Мне 61 год, теперь я в ссылке. Всё, что было 35 лет назад, теперь уже только история. Я не знаю, кому и зачем нужно, чтобы последние годы моей жизни проходили в таких невыносимых для меня условиях».
Её реабилитировали только в 1960 году.
Был у Анны Тимиревой какой-то внутренний стержень, который не позволил ей сломаться. Она дожила до глубокой старости, до конца сохранив память о своём адмирале.
Говорят, что у войны не женское лицо. А какое лицо у любви? Возможно, у неё черты Анны Васильевны Тимиревой.