Путешествие в Освенцим

Александр Герзон
               

- Ты не сердись, дед, но когда ты рассказывал, как вас вели всего несколько автоматчиков, а вас было несколько тысяч, мне все время хотелось крикнуть тебе о том, что можно было напасть на этих нескольких ...
- Не забыл, что в колонне шли хилые старики, женщины, дети? Мне ведь было тогда одиннадцать лет! Отец сражался на фронте, а на руках у мамы плакала годовалая сестренка моя. Молодых здоровых мужчин было мало ...

- Хватило бы на этих фашистов, я уверен. Надо было сразу всем вместе напасть на них, отнять автоматы и сражаться дальше. И собак можно было перестрелять этими же автоматами! Если бы все евреи сразу везде так действовали ...
- Мы не были уверены в том, что нас действительно ведут убивать. Мы лишь подозревали недоброе.
- Но когда вас посадили в поезд, когда поезд прибыл в Освенцим ...
 - Тогда уже было поздно.

- Твоя мама и сестренка сгорели в печи, ты сам даже сейчас кричишь ночью во сне, шесть миллионов человек погибли! Даже если десять процентов из них были боеспособны, это целая армия! Шестьсот тысяч воинов!
- Безоружных! Против тысяч пулеметов и автоматов, против злобных овчарок, против колючей проволоки ...
- Но ведь были же попытки, я знаю. И в то же время находились те, кто выдавал своих братьев,  готовивших восстание! Разве не так? Если бы в лагере все  мужчины договорились межу собой ...

- О чем спор, евреи? - прервал Офера подошедший к собеседникам невысокий мужчина со странным лицом: не то китаец, не то мексиканец, не то еврей.
- Да вот, внук мне доказывает, что мы шли, как бараны, к печам Освенцима, - мрачно доложил старый Яков Ройтберг.
- Я не сказал " как бараны! "
- Но ты подумал!

- Не надо спорить! - на чистом иврите промолвил мужчина.  -  Что было, то было. А ты, парень, уже отслужил в армии?
- Да. Как раз вчера закончил службу.
- И сразу кинулся в бой с дедом? Это хорошо, что юное поколение не принимает покорности силам Зла. Это очень хорошо. Но и старого деда не надо судить слишком строго.

- Простите, а кто вы такой? - рассердился Офер. - Я вас не звал к беседе, да и дед мой - тоже.
- Нехорошо быть невежливым со старшими, - усмехнулся незнакомец. - Но я скажу тебе, Офер бен Хаим, кто я. Ученый. Хочешь, познакомлю тебя со своей лабораторией? Ты ведь избрал астрофизику? И в университете тебя знают еще со школы как перспективного парня? Верно?
- Откуда знаете мое имя? И вообще ...
- Это я могу тебе объяснить только в моей лаборатории. Если ты не боишься ...
- Я давно победил чувство страха!

- Отлично. Знаю. Яков, вы не возражаете?
- Кто будет считаться с моим мнением?

Расположенная на верхнем этаже высокого здания, лаборатория физика Роберто Лу Синя, как назвал себя странный ученый, не поразила воображения Офера.
 Она имела в потолке вырез, в который, как бы отсекая комнату, всунулись раздвижные металлические плоскости, вплотную к  которым подходил белый ствол  телескопа.
Слабая лампочка в мощном кожухе желто тлела под потолком, почти не освещая предметы.
Кроме телескопа, лишь столик с компьютером был здесь. На столике лежала толстая тетрадь, обычная тетрадь.

- Неказисто? - спросил ученый, прищурив один глаз и весело улыбаясь.
- Нну-у ... - не пожелал быть невежливо откровенным Офер.
- Не тужься, молодой смельчак, - захихикал Лу Синь, потирая руки, - я понимаю твое разочарование. А теперь – садись вот в это кресло и не пугайся ...
С этими словами он нажал красную кнопку на столике. Компьютер стал загружаться.

Послышался сигнал тревоги, он нарастал. Стены комнаты, оказавшиеся всего лишь створами, начали раздвигаться, обнаруживая темное пространство еще не ясной глубины.
Раздвинулись металлические шторы потолка, ствол телескопа начал выдвигаться вверх. Лампочка под потолком погасла.  Сигнал тревоги стих.
Окружающее пространство становилось все светлее, стали видны ...
Нет, это же ...

- Да-да,  это ведут твоих братьев и сестер к печам уничтожения, - прошептал Роберто. - Мы с тобой переместились во времени и в пространстве. Но нас не видят ни те, кто скоро уйдет из жизни, ни их палачи. Не должны видеть, если только с нами не произойдет ...
- Как же мы переместились во времени и пространстве, если не покинули эту лабораторию? - подозрительно спросил гость. - Я вам не верю, профессор. - Голограмма? Стереофильм7 Или это просто фокус какой-то? Китайский фокус ...

- Я не профессор, я не преподаю нигде ничего и никому. Я ученый, хотя и это не совсем точно. И то, что происходит с нами, - не фокус, а транспортация во времени, пространстве и информационном нуле-бесконечности. Вещь опасная.
Лу Синь был бледен.
- Пожалуй, нам надо возвращаться, - пробормотал он, - что-то меня тревожит. Что-то я забыл сегодня, кажется.

И в подтверждение его слов резко и невероятно громко зазвучал тревожный сигнал. Ученый подошел к столу, сел в креслице и начал  работать на клавиатуре компьютера.
- Странно, на экране нет ни изображения, ни  знаков интерфейса! - произнес Офер взволнованно - Почему, профессор?
- Экран - это все то, что вокруг нас.
- Виртуальное изображение в объеме?
- Н-нет, не так ... Не мешай, а то мы ...

Внезапно вокруг стало светло. Исчез потолок. Исчез телескоп. Исчез и компьютер вместе с Лу Синем. Хмурое небо нависло над Офером, шедшим в толпе растерянных людей.
- Куда мы идем? - спросил он попутчика, старого еврея, что-то шептавшего самому себе..
Тот не ответил, продолжал шептать. Офер разобрал слова и  ужаснулся: это был кадиш, заупокойная и поминальная молитва:
... викарэв мэшихэй …
Повернулся влево, спросил о том же худого мужчину лет сорока пяти в очках. Этот ответил раздраженно:
- Вы с луны свалились, аид? Мы идем на смерть. Или вы думаете, что видите страшный сон и сейчас проснетесь? Азохн вэй, мужчины идут в печку, как бараны. Хуже, чем бараны! Вот вы такой молодой, вы сильный! А идете! И я, доктор философии, автор многих книг, иду на заклание фашистскому Молоху ...

Только в этот миг осознал Офер, что и в самом деле не сон видит, а каким-то образом из-за фокусов Лу Синя, исчезнувшего вдруг, идет он в далеком прошлом вместе с другими, тогда подлежавшими удушению газом «Циклон В» и сожжению в печах лагеря. Да, он читал. Он даже был здесь на экскурсии. Неужели это Аушвиц-2? Биркенау …
- Где мы? – снова спросил он человека в очках. – Это лагерь уничтожения?
- Вы издеваетесь? – зло прошептал тот. – Да, мы в Освенциме, в Аушвице, в лагере уничтожения, в лагере смерти, черт бы вас побрал! Из какого вы барака?
- Долго рассказывать! Аушвиц … Самый крупный лагерь уничтожения … Проклятый Лу Синь!
- При чем здесь этот китайский писатель? Он умер.
- Вам не понять.

- Так ты ненормальный? Ничего, умрешь от газа и сгоришь вместе с нами, нормальными. Я атеист, я не верю в загробную жизнь и в рай, это – конец. Ужасный конец. О если бы у меня был пистолет! Я бы погиб как воин! Хоть одного эсэсовца уложил бы …
- Вы долго жили в бараке?
- Я не жил в бараке, псих несчастный. Нас привезли сюда в поезде и отобрали всех, кто по их мнению не сможет трудиться на здешней каторге. Мы идем к газовым камерам. Мы не будем жить в бараках и ждать, когда же, наконец, англичане или Советы помогут нам.
- Это они могли бы сделать, но не хотели …

- Ну, вот мы и пришли. Слушай, парень, бросился бы ты на охранника! И я с тобой. Погибнем, как мужчины. Давай, псих! Послужим толпе запалом, а?
- Давай. Только надо как-то перейти левее, чтобы он не успел выстрелить. Если повезет, отнимем автомат – и …
- Нихт рэдэн! – закричал эсэсовец и направил автомат на Офера.

Выстрела он не услышал. Тишина и мрак окутали его. Абсолютная тишина. Абсолютный мрак. Так прошло какое-то время. Или время тоже остановилось?
Наконец, послышался голос Лу Синя.
- Ты жив, храбрец?
Офер открыл глаза. Он был в лаборатории ученого. Сидел в том же кресле.
- Мы с тобой попали в Биркенау, как я и запрограммировал. Там бы и остались, если бы мне не удалось справиться с приборами.

- Как? Подействовать на приборы из прошлого? Из дальних земель?
Захихикал Лу Синь.
- Пультик-то был в моей руке. Я одновременно жил и в прошлом, и в настоящем. В отличие от тебя. Поэтому я и смог спасти тебя. Ну, расскажи, что ты пережил?

Он слушал внимательно, не перебивая. Мрачнел. Помолчал.
- Да, первая группа, самая большая, в день прибытия отправлялась в газовые  камеры. Было четыре камеры  –  и было также четыре крематория.  Ты знаешь, что эти несчастные несколько часов ждали своей очереди  к смерти?
- Знаю. Я был на экскурсии. И рассказы тех, сто спасся, я слышал.
- Значит, тебе известно, что вторая группа отправлялась на каторжные работы, а третья …

- Лу Синь, я все знаю. Третья группа – это группа мерзавца Йозефа Менгеле, врача-палача.  Он проводил бесчеловечные эксперименты над близнецами.
- Не только, не только. Я полагаю, он был ненормален, как и его фюрер. Суди сам: может ли нормальный человек, тем более – врач, анатомировать живых младенцев? Может ли врач кастрировать без медицинских показаний мужчин, а тем более – мальчиков, да еще без обезболивания? Я уж не говорю о других его опытах.
- Лу Синь, этот человек был главным врачом лагеря смерти! Главным врачом! Десятки тысяч людей прошли сквозь муки ада! Десятки тысяч! Руками этого садиста!
- И другие были такими же садистами. Масштаб был разный, суть – одна. И среди тех шести тысяч эсэсовцев, которые обслуживали лагерь, вряд ли был хоть один, достойный классификации как личность, как человек.

- Спасибо, Лу Синь, ты славный малый. Хотя и странный.
- Спасибо и тебе за лестную характеристику, Офер. Кстати. Ты знаешь о том, что лидер группы Сопротивления Залман Градовский оставил записку в яме, где был закопан прах сожженных?
- Знаю. И еще нашли восемь записок. Их опубликовали.

- Молодец. Так вот, в две тысячи девяносто шестом году нашли очень важный источник. Это были записи одного из эсэсовцев, человека с больной совестью. Этот тайный документ стал важнейшим для историков в двадцать втором веке.
- Откуда тебе это известно, Лу Синь?
- Мой комплекс может переносить в прошлое и в будущее.

- Понятно. А где ты выучил иврит?
- Я его не изучал. Я владею всеми языками планеты. Простой чип с экстрапамятью в моем мозгу.
- Далеко продвинулся Китай.

- Ошибаешься, Офер. Не Китай, а Человечество. Китая нет, вообще нет стран, есть Общность. Есть Язык Общности, Наука и Искусство Общности. Нас шесть миллиардов, и все мы – братья и сестры. Свободные. Равноправные. Живущие в Единой Дисциплине Общего Разума (ЕДОР).
- Ты хочешь сказать, что ты …
- Да, мой друг, я человек из двадцать второго века. Возможно, твой потомок. Потому что браки заключаются уже много лет в Едином Центре Регистрации.
- Это скучно.
- Нет, после тех ужасов, сквозь которые прошло Человечество в твоем столетии, наша жизнь не скучна. Она интересна и полноценна. Прощай.
- Подожди, подожди, - закричал Офер, - я хочу тебя спросить …
Никого рядом с ним не было. Кроме Якова, задремавшего на скамье.

                21 июня 2013 года.