Когда бы я ни возвращалась домой, знаю, что под рябиной на скамейке меня встретят несколько немолодых женщин, тихо беседующих. Надо подойти и поздороваться, им это будет приятно. Иногда они о чем-нибудь спросят. Как сегодня.
- Ты разбираешься в обстановке. Вот скажи, когда нас очередной раз “кинут” отцы-управители наши, - хитро прищурившись, Александра Павловна продолжает, - у меня на похороны чуток припасено, боюсь потерять. Прошлый раз Ельцину поверила - поклялся дефолта не будет. Всё сгорело. Умирать не на что, пришлось жить дальше. А теперь мочи нет. Не хочу такой жизни!
Так что посоветуешь? - побыстрей собираться?
Предложила Александре Павловне превратить деньги в товар. Похоронные принадлежности точно не отберут.
- А может налог затребуют как на средства роскоши, так я не потяну! - грустно смеется восьмидесятилетняя бывшая бухгалтерша тепличного хозяйства.
Вопрос соседки и слово "дефолт" настиг меня как сорвавшаяся лавина.
Войдя в дом, я только и успела пройти к дивану и прижаться к его спасительной спинке, чтобы не провалиться в пропасть. То, что неслось и ранило меня и накрывало, и лишало воздуха, и наваливалось тьмой, и до озноба пугало ультразвуком беды - были прошлые события моей жизни. Дефолт, лишивший семью средств к существованию, и последовавшие за ним невзгоды явились как из страшного сна.
Они поднимались из небытия - я их едва узнавала. Откликалось тело. Оно помнило все тяготы, болезни, обиды, нанесённые ему, включало боль минувших событий. Меня корёжило и трясло. Выхода не было - я чувствовала себя расплющенной бабочкой под стеклом. Со мной говорило непознанное. Может быть моя душа?
Не в силах сделать простое движение я приняла происходящее как неизбежное. Вероятно, предстояло что-то узнать. В кромешной тьме нагромождённых обломков жизни я увидела крохотный просвет. Нежданный подарок позволил мне опамятоваться. Отпустившее удушье словно открыло дверь в потаённое место в глубине.
Послышалось, конечно же послышалось, как заскрипели ржавые петли. И оказалось, что я пребываю в изоляции.
Невидимые, но ощутимые силы крепко удерживали меня на месте. В то время как я всеми помыслами находилась в манящем чистом пространстве, подобно глади озера, расстилавшемся перед глазами - на расстоянии протянутой руки.
Но также мощно проявлялось сопротивление. Когда и как я попала в зависимость, в неволю? Наступил момент, и проявился весь механизм, с помощью которого мной управляли: еда, кров, работа. Они крутили меня в своей центрифуге.
А я-то думала, что спряталась и тем сохраняла капельку свободы. Там у себя, в глубоком убежище. Оказалось, я принимала желаемое за действительность. Безжалостные игры эго, обманувшего меня в прошлом, взбесили. Почему стало ясно сейчас, не раньше?
“Эту жизнь я любил исступленной любовью”.
Ой, любила! Так любила, что замирала от восторга перед капелькой росы и не стыдясь целовала землю!
Во мне не было животной покорности текущим событиям. С малых лет будоражили вопросы: Зачем я живу? Ради чего? Старалась понять, услышать свой внутренний голос. Но непроницаемая завеса скрывала отклик. Ответы не приходили.
Они прятались. Потому что я к ним не была готова.
Каким-то образом мне было известно это. Прежде надо узнать нечто важное.
Наблюдения и концентрация на вопросе привели к некоторому пониманию.
Вначале я жила с мыслью, никто не управляет миром, и мир плохой. Страх побуждал к действию. Обнаруженная разумом пещера позволила уйти глубоко в себя.
Там я жила долго, пока накопленный житейский опыт и знания мудрецов, почерпнутые из книг, не заменили прежнее убеждение на другое: кто-то управляет миром, но мир плохой. Представление изменилось, но лучше мне от этого не стало.
Моё сознание долго подвергалось гнёту двух обидных заблуждений. Дни тянулись медленно, и сама атмосфера вокруг была тяжелой и беспросветной. Пьяницы замерзали прямо на улице. Лихие люди чинили беспредел.
Прибавилось еще одна уверенность - страной управляют НЕЛЮДИ, поэтому мир плохой. Это заставило еще глубже залезть в свою нору.
Последняя напасть касалась отношений с сугубо реальным миром. А с ним творилось невероятное. Правители, сменяя друг друга, производили над народом безумные эксперименты. Приказывали засеять всю страну вплоть до зоны вечной мерзлоты кукурузой. Обесценивали деньги, ввергая народ в хаос и страх. Тотальная ложь подавалась ими как чистая правда.
Люди от этой сшибки гибли как мухи. Одни, пытаясь отстоять правду, теряли жизнь, в лучшем случае ухудшалось её качество. Другие, приспосабливаясь и пособничая властям, чтобы дотянуться до кормушки, превращались в нелюдей и существовали далее наподобие
животных.
Но все были рабами в тоталитарном государстве, как бы его не называли Фараоны. Вся жизнь регламентировалась. Часть запретов и ограничений даже не воспринималось как ограничения - настолько много их было.
Например, однажды устроившись на работу, лучше было трудиться на одном месте до конца жизни. "Летунов" лишали маленьких привилегий - надбавок за непрерывный трудовой стаж, у таких отнимали отпуск, изменялось начисление пенсий, было много других нюансов.
Нарушителей трудовой дисциплины, а это могло быть единичное опоздание на работу, увольняли по 33 статье, с записью которой очень трудно было устроиться. Разве что дворником или посудомойкой.
Во время короткого правления Андропова, коллега-редактор, мать двух маленьких деток (муж её по тем временам имел хорошо оплачиваемую работу фотографа) по своей инициативе выследила, сидя в кустах, моё пятиминутное опоздание. И после разбирательства на заседании профкома меня понизили в должности. А её на эту должность за бдительность назначили. Я была счастлива нечаянной милости. Могло быть всё хуже...
Выехать за границу можно было только в составе специальной группы по какому-нибудь культурному обмену, и то с большими трудностями. На острове, где я живу, долго существовал пограничный режим, и без паспорта мы не имели права съездить в соседний районный центр в тридцати километрах.
Неусыпность органов была так высока, что нельзя было не засветившись прочесть запрещенную властями книгу.Происшедший случай - тому подтверждение.
Мой друг, журналист и переводчик с японского, кстати, работавший одновременно по принуждению в органах, взял на ночь у товарища репринтным способом изданный роман Солженицына " Один день Ивана Денисовича". Это называлось “Самиздат”. Утром он уже давал показания. Говорили, что ему повезло - всего-то шесть месяцев тюрьмы!
Эти строгости не касались самих Фараонов, в том числе и областного масштаба. Уже после отгремевшей перестройки бывшая партийная дама, покинувшая упразднённый обком партии в должности второго секретаря и получившая в качестве отступных "Интурист", откровенно рассказывала, что за время пребывания в должности, сбилась со счету, посещая зарубежные государства.
- Работать некогда было, - вспоминала она, и в который раз пожалела, что когда поступил приказ Ельцина о роспуске КПСС, и он откупался государственным имуществом (это назвали "ночь раздачи подарков") - не сориентировалась.
- Не “Интурист”, а “Инкомбанк” надо было брать. Но тогда была такая "нервячка"! Некоторые по десять раз документы переоформляли!
Мужчины-журналисты пили. Наверное, в те времена это была единственная форма протеста, за которую не предусматривалось уголовное наказание. Пили много и часто, а поэтому рано уходили из жизни, нередко умирали просто от палёной водки, которая в те годы продавалась вперемешку с нормальной. Для многих она стала “русской рулеткой”.
Эти годы жизни были похожи на мрачные картины средневековья. В них нет света, тяжелое свинцовое небо. Тесное пространство. Тёмные одежды. Убогие, одинаковые “хрущёвки”. Всё мертво и глухо. Будто застыло накануне Апокалипсиса.
Такими полотнами увешаны залы многих художественных музеев в Европе. Растрескавшиеся краски. Невидимый метроном отбивает последние мгновения...
“Застой” длился и длился…, пока не настала пора карамельно-бандитской приватизации-перестройки. Десятилетний период передела окончательно определил таким как я место в ячейке рабовладельческого сообщества: на доживание.
Унизительная разнарядка до сего дня не подлежит пересмотру. В соответствии с ней - моё обеспечение, отношение ко мне устрашающего, враждебного механизма власти. Я ещё есть. И в то же время меня как бы нет.
Ничтожное пенсионное вознаграждение крепче любого запрета держит на коротком поводке: не ездить, не улучшать жилищные условия, не учиться, не лечиться, не развлекаться - бесконечное множество «НЕ» не поддается разумному осмыслению. Например, запрет при достижении пенсионного возраста на занятие многих должностей ...
Именно в этот момент стало понятно, что обида на власть, на государство, закабалившее меня, как и многих, происходит из-за тотального рабства.
Своё недовольство существующим порядком я вначале перенесла на Творца. Поэтому долго блуждала в лабиринте в поисках выхода.
Загнанная в тупик, страдающая от изоляции, несправедливости, я вынуждена была долго оставаться один на один с мучающими вопросами " В чем смысл моей жизни?" и " Почему мне плохо?"
Нечаянное обращение соседки, как штормовой ветер, сорвало последнее заграждение. Заставило остановиться и разобраться наконец, что к чему. Понятно, что находясь в зависимости от государства, порвать с ним невозможно, какими бы ни были угнетающими отношения.
Вспомнился безотказный совет: "Не можешь изменить ситуацию, изменись сам". Пригодился бы алгоритм - точное и безотказное предписание действий, которые должны быть выполнены. Пришлось напрячься.
В результате получилась такая инструкция: найти форму разумного сосуществования, устранить обиды - это первый этап работы по выходу из тупика. Дальнейшие шаги - постараться выяснить, как можно изменить себя.
Существуют ли для этого универсальные законы? Один из них: "Возлюби ближнего как себя", мне известен. И по-моему годится для коррекции человека в целом. При том, что я знаю его с детских лет: все страдания, через которые прошла, как раз нарушение, несоблюдение его.
Понятно, знание закона само по себе ничего не даёт. Предстояло глубоко осмыслить мудрое указание и начать применять на практике постоянно.
Вначале хотя бы просто помнить о намерении. Задача очень трудная, я в этом убедилась.
Но другой дороги нет - с этим мой разум согласен. В перспективе просматривается желанное обновление с помощью которого мои личные отягощения могут исчезнуть, по крайней мере - смягчиться.
Кажется забрезжил свет в конце тоннеля. Это наполнило меня энергией и оптимизмом. Темнота отступила.
-----------------
Картина "Крик", Э.Мунк