Гитара литературная 23. Жоржи Амаду

Родионов Виталий Константинович
Гитара в литературе ХХ века.

САЛЬВАДОР ДАЛИ

Дали Сальвадор (1904-1989), испанский живописец. Представитель сюрреализма. Картины и рисунки, отмеченные безудержной фантазией и виртуозной техникой исполнения, представляют собой фантасмагории, в которых самым противоестественным ситуациям и сочетаниям предметов придана видимая достоверность и убедительность («Пылающий жираф», 1935; «Постоянство памяти», 1931).

В «Тайной жизни Сальвадора Дали, рассказанной им самим» прославленный художник пишет: «О войне 1914-1918 годов не могу вспомнить ничего плохого. Нейтралитет Испании принес стране эйфорию и экономическое процветание… Дамы выучились танцевать аргентинское танго и петь под аккомпанемент гитары немецкие песни».

Совершенно справедливое наблюдение, ибо именно в эти годы благодаря Андресу Сеговии гитара вошла в моду. Жаль, что «процветание» вскоре обернулось революцией и гражданской войной, когда голос шестиструнной красавицы надолго умолк у себя на родине.


ЛУИС КАРДОСА-И-АРАГОН

Кардоса-и-Арагон Луис (род. 1904), гватемальский поэт. Эссе «Гватемала – линия руки». «Возвращение в будущее». Стихотворные сборники «Луна-парк», «Мальстром». Повести «Вавилонская башня», «Облако и час».

Гитара – достопримечательность Гаваны для всякого, кто побывал в кубинской столице, и, конечно же, для гватемальского поэта Луиса Кардоса-и-Арагон, который восторженно вопрошает: «Как мне назвать Гавану? / Смуглой, соленой, славной? / Ах, слова мои – только пена, / и уже не вмещаются краски / в плоды, и цветы, и женщин, / в землю, море и стены. / А гитара под пальцами негра / рассекает закатное небо – / и пейзаж истекает шелком, / солнцем, пальмами, аквамарином» (стихотворение «Солнце, аквамарин и пальмы»).

Гитара становится органической составной частью панорамы великолепного города, раскинувшегося под синими небом.


ПАБЛО НЕРУДА

Неруда Пабло (настоящее имя Нефтали Рикардо Рейес Басоальто) (1904-1973), чилийский поэт. Лирическая книга «Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаяния» (1924). Антифашистские, гражданские и социальные стихи: сборник «Испания в сердце» (1937), две «Песни любви Сталинграду» (1942-43). Эпопея о судьбе Латинской Америки «Всеобщая песнь» (1950), лирико-философские «Оды изначальным вещам» (1954-57), автобиографическая поэма «Мемориал Черного острова» (1964), книга воспоминаний «Признаюсь: я жил» (опубликована 1974). Член ЦК КП Чили с 1958. Международная Ленинская премия (1953), Нобелевская премия (1971).

Пабло Неруда в поэме «Всеобщая песня» отождествляет себя, поэта, вернувшегося в родные края, с гитарой: «Родина, родина, плотью и кровью я снова с тобою. / Встреть же меня, как сына. Слышишь: я полон / песен и плача! / Прими же / эту слепую гитару, / этот разум, блуждавший по миру!»

Голос прославленного поэта, лауреата Нобелевской премии, патриота Чили и гражданина мира гармонически сливается с голосом гитары, и это высший похвала, которую можно дать человеку, созданному для творчества.

Сборник стихотворений «Испания в сердце» Пабло Неруды рассказывает о гражданской войне в стране, это взволнованный репортаж с места событий, где наблюдается всеобщее ожесточение, разруха, кровь, смерть. Даже гитара воспринимается поэтом трагично: «В руке красавицы гниет гитара. / Слова, что создавали, изгнаны, / а между известью и мрамором / след слез, уже замшелый».

Такая ситуация известна со времен Древнего Рима: «Когда гремит оружие, музы молчат».


СЕРГЕЙ ЮТКЕВИЧ

Юткевич Сергей Иосифович (1904-1985), российский режиссер и теоретик кино, художник, народный артист СССР (1962), доктор искусствоведения. Фильмы: «Человек с ружьем» (1938), «Рассказы о Ленине» (1958), «Ленин в Польше» (1966), «Ленин в Париже» (1981), а также «Кружева» (1928), «Встречный» (1932, с Ф.М.Эрмлером), «Отелло» (1956), «Сюжет для небольшого рассказа» (1970) и др.

Сергей Юткевич, рецензируя спектакль «Гамлет» театра на Таганке, сообщает, что Владимир Высоцкий, игравший главную роль, появлялся в самом начале представления в современной одежде и с гитарой в руках. Это несколько обескураживало публику, поскольку была налицо ломка стереотипов.

Известный кинематографист резонно возражает: «Вы скажете: это несовместимо – Маяковский и гитара. А разве пристала гитара Пастернаку? Или Шекспиру? Но, по счастью, тут же расстается актер с инструментом, который уже больше не появится в течение спектакля. В этом почувствовал я знак возмужания, расставания с привычны и в то же время понял, почему нужен был театру именно такой знак: он полемически снимал, разрушал ту другую, невидимую стену, которая все же возникает каждый раз между современным зрителем и шекспировской трагедией, отгороженной от нас веками и часто уже выцветшими театральными традициями».

Маловероятно, конечно, чтобы реальный прототип датского принца музицировал на гитаре, да еще на русской семиструнке, но представить современников Уильяма Шекспира с гитарой или же лютней в руках совсем нетрудно. Его стихи прекрасно ложатся на музыку!


РАУЛЬ ТУНЬОН

Туньон Рауль Гонсалес (1905-1974), аргентинский поэт-коммунист. Лучшие его стихи собраны в двухтомник «Луна с курком» (1957). На русском языке опубликована антология «Розы в броне» (1962).

В «Элегии на смерть Мигеля Эрнандеса», выдающегося испанского поэта, арестованного фашистами и умершего в тюремном лазарете, Рауль Гонсалес Туньон восклицает: «Но я знаю – он жив: когда черная кара / настигает убийц, восстает он из тленья. / О руках его бредят немые гитары, / и к пылающей Волге зовет его пенье».

Сталинградская победа на берегу великой русской реки стала расплатой за смерть таких певцов свободы, как Лорка и Эрнандес.


МИХАИЛ ШОЛОХОВ

Шолохов Михаил Александрович (1905-1984), русский писатель, академик АН СССР (1939), дважды Герой Социалистического Труда (1967, 1980). Книга «Донские рассказы» (1926). В романе «Тихий Дон» (Кн.1-4, 1928-1940; Государственная премия СССР, 1941) – драматическая судьба донского казачества в годы 1-й мировой и Гражданской войн, трагическая обреченность героя, ввергнутого в хаос исторических катаклизмов, проблемы народа и личности в революции. Нобелевская премия (1965).

В «Тихом Доне» Михаила Шолохова колоритно выписан портрет сотника Копылова, который служил начальником штаба в повстанческом полку Григория Мелехова. «Когда-то учительствовал он в церковноприходской школе, по воскресеньям ходил к станичным купцам в гости, перекидывался с купчихами в стуколку и с купцами по маленькой в преферанс, мастерски играл на гитаре и был веселым, общительным молодым человеком; потом женился на молоденькой учительнице и так бы и жил в станице…»

К несчастью, этого доброго, благодушного человека закрутил вихрь Гражданской войны, и гитара осталась для него знаком мирной, счастливой и невозвратной жизни.


ГРИГОРИЙ БЕЛЫХ

Белых Григорий Георгиевич (1906-1938), русский писатель. Известность получил как один из авторов книги «Республика Шкид» (1927, совместно с Л.Пантелеевым) – о подростках-беспризорниках, оказавшихся в детской колонии. Книги: «Лапти» (1929), «Белогвардеец» (1930), «Дом веселых нищих» (1933). Репрессирован (1937).

Гитара нередко напоминает о погожих днях, пении серенад по вечерам, душевной радости. В «Республике Шкид» Григория Белых и Алексея Пантелеева читаем: «Уже распустились почки и светлой, нежной зеленью покрылись деревья церковного сада. На улицах бушевала весна. Был май. Вечерами в окна Шкиды врывался звон гитары, пение, шарканье множества ног и смех девушек. А когда начались белые ночи, к шкидцам пришла любовь».

В этом контексте роль гитары не сводится к одному лишь аккомпанементу, она сама выступает в качестве участницы событий и пробуждения юношеских чувств.


ИВАН ЕФРЕМОВ

Ефремов Иван Анатольевич (1907-1972), русский писатель, палеонтолог. Основатель тафономии («Тафономия и геологическая летопись», 1950; Государственная премия СССР, 1952). Научно-фантастические, приключенческие, социально-философские романы: «Туманность Андромеды» (1957), «Лезвие бритвы» (1963), «Час быка» (1968-1969).

Научно-фантастический роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды» повествует о далеком будущем человечества, когда технический прогресс достиг немыслимых высот. Тем не менее, старушку-гитару люди не забыли.

«- …Спойте, Веда, – попросил Дар Ветер. – У Карта Сана есть вечный инструмент со струнами времен Темных веков феодального общества.
- Гитара, – подсказала Чара Нанди.
- Кто будет играть?..
- Попробую – может быть, справлюсь сама.
- Я играю! – Чара вызвалась сбегать за гитарой в студию».

Импровизированный концерт начался.

«Чара медленно перебирала струны гитары, подняв свой маленький твердый подбородок. Высокий голос молодой женщины зазвенел тоской и призывом. Она пела новую, только что пришедшую из южной зоны песню о несбывшейся мечте. В мелодию вступил низкий голос Веды и стал тем лучом стремления, вокруг которого вилось и замирало пение Чары… Дуэт получился великолепным – так противоположны были обе певицы и так они дополняли друг друга. Раскаты струн следовали порывами, аккорд догонял другой и бессильно замирал, не достигнув слияния. Мелодия шла отрывисто, точно всплески волн падали на берег, разливались на миг по отмелям и скатывались один за другим в черное бездонное море».

Прославленный советский фантаст совершенно прав: сколько бы чудесных новинок не выбросила на рынок электронная индустрия, люди будут скучать по гитаре, такой родной и привычной!

Интеллектуально-фантастический роман «Лезвие бритвы» Ивана Ефремова был необыкновенно популярен в советские времена, в библиотеках приходилось неделями ждать своей очереди, чтобы его почитать. Приведем несколько фрагментов текста, имеющих отношение к гитаре.

Уличная сценка на родине.

«Сима вернулась на уединенную дорожку у оленьих загонов и замерла в раздумье, едва касаясь пальцами холодной проволоки. Под смех и редкие аккорды гитары к ней направлялась компания молодежи. Ее окликнули две девушки из гимнастической школы. Сопровождавшие их молодые люди тоже были знакомы Симе, веселые и музыкальные ребята из самодеятельности соседнего завода, дружная тройка, часто ожидавшая девушек после занятий.
- Серафима Юрьевна, какую смешную песню нам спел Володя! Ну-ка повтори для Серафимы Юрьевны! – воскликнула одна из девушек, обращаясь к статному парню с кудреватыми золотистыми волосами русского добра молодца… Звучным, хорошим голосом он начал старый романс о глазах, как море, от которых не ждешь ничего хорошего, в темной их глубине видятся странные тени.

В них силуэты зыбких растений и мачты затонувших кораблей.
Парень пел, а взгляд его выражал действительно мольбу о том, чего не могло быть. Чем больше настораживалась Сима, тем сильнее расходился певец, рвя гитарные струны. Парни улыбались, а девушки, женским чутьем поняв происходящее, притихли».

А теперь перенесемся за границу, в один из южных портов.

«Несложный ремонт «Аквилы» был уже закончен, когда Иво, Сандра, Леа и Чезаре вернулись в город. Моряки подружились с портовыми мастерами, и вернувшиеся из саванны нашли всю компанию в живописных позах под тентом на палубе, разучивающую под аккомпанемент двух гитар печальную португальскую песню «фадо» – тоска по родине».

Моряки развлекаются на палубе яхты.

«Наверху зазвенели гитары. Калабрийцы распевали неаполитанские портовые песни, ухарские и неприличные. Два вооруженных матроса с патрульного судна, дежурившие на палубе, весело ухмылялись, не понимая слов».

Сцена в гостях, на богатой вилле.

«Чезаре заметил внизу в холле европейскую гитару. Попросив принести ее, он принялся напевать вместе с Леа «Кантаре, воларе»… Итальянка слушала, не шелохнувшись. Под конец крупные слезы нежданно покатились из ее глаз.
- Боже мой, Сандра, что с вами? – вскочил, отбрасывая гитару, Чезаре.
- Да ничего, – Сандра досадливо тряхнула волосами…»

Этот неприхотливый и легкий инструмент можно встретить повсюду, на любом конце земли!


ВАРЛАМ ШАЛАМОВ

Шаламов Варлам Тихонович (1907-1982), русский писатель. Был репрессирован. В документально-философской прозе («Колымские рассказы», 1979) и стихах (сборник «Огниво», 1961, «Дорога и судьба», 1967, «Московские облака», 1972) выразил многострадальный опыт сверхчеловеческих испытаний в сталинских лагерях строгого режима. Воспоминания.

Варлам Шаламов в стихотворении «Холодной кистью виноградной…» восклицает: «О, соглашайся, что недаром / Я жить направился на юг, / Где груша кажется гитарой, / Как самый музыкальный фрукт».

Поэт, кажется, первым уловил едва заметное сходство контуров столь разнородных предметов, как душистый плод и струнный инструмент. А если вдуматься, некоторые гитарные пьесы и впрямь источают тонкий аромат грушевой эссенции, запах меда и теплого бабьего лета!


ИРАКЛИЙ АНДРОНИКОВ

Андроников (Андроникашвили) Ираклий Луарсабович (1908-1990), русский писатель, литературовед, мастер устного рассказа, народный артист СССР (1982). Основные исследования посвящены М.Ю.Лермонтову. Ленинская премия (1976), Государственная премия СССР (1967).

В 1943 году в Москве открылся Центральный государственный музей музыкальной культуры имени М.И.Глинки, разместившийся в трехэтажных палатах бояр Троекуровых. Литературовед Ираклий Андроников, в 1960-х годах побывавший здесь, рассказывал: «Целый этаж музея занимают музыкальные инструменты, на которых играют народы Земли: от самых простых барабанов и флейт, сохраняющих первобытный вид, до инструментов современного симфонического оркестра. Тут – бубны и балалайки. Бандуры. Гусли. Кяманчи. Кураи. Кумузы. Дудуки. Охотничьи рога. Литовский каннель. Японский самейдайк. Румынский паи. Индонезийский ситар. Гонги. Спинет XVI столетия. Клавесин. Первые образцы фортепиано… Более двух тысяч инструментов».

Готовя телепередачу и пытаясь как-то выделить наиболее ценные экземпляры, Андроников выбрал четыре экспоната с необычной судьбой. Вот они.

«Фанфара. Трофей Семилетней войны, отбитый у противника русским солдатом в 1759 году.

А это – серебряная труба с Георгиевским крестом и надписью: «За храбрость при Фер-Шампенуазе» – то есть за последнюю битву, в которой Наполеон в 1814 году потерпел поражение, после чего русские войска вступили в Париж.

Покажем барабан, на который Наполеон во время сражений любил ставить ногу. Может быть, даже щелкнем по нему пальцем.

Приобщим к этим трем гитару цыганки Тани – из хора Ильи Соколова, от пения которой однажды разрыдался Александр Сергеевич Пушкин».

Радостно сознавать, что гитара, под звуки которой ронял слезу великий русский поэт, еще жива и благоговейно хранится под музейным стеклом!


ПАВЕЛ НИЛИН

Нилин Павел Филиппович (1908-1981), русский писатель. Книга очерков и сценарий фильма «Большая жизнь» (1-я серия, 1940, Государственная премия СССР, 1941; 2-я серия, 1958), посвященного шахтерам Донбасса. Повести «Жестокость» (1956), «Испытательный срок» (1956), «Через кладбище» (1962), рассказы («Дурь», 1973; «Впервые замужем», 1978) острая постановка нравственных и общественных проблем.

Героиня романа Павла Нилина «Жестокость» Юля Мальцева частенько «веселая, берет гитару и поет». Больше всего, по словам Узелкова, ей удается «Все говорят, что я ветрена бываю, все говорят, что я многих люблю!». И между тем она не лишена серьезных духовных интересов. Мечтает поступить в университет».

Автор считает игру на гитаре, равно как и пение, легкомысленным занятием. Ошибочная точка зрения, не делающая чести крупному писателю!

Ироничная повесть Павла Нилина «Дурь» описывает незадачливую семейную жизнь провинциалов, официантки и шофера. «Из посторонних Танюшка пригласила на тот ужин двух своих подруг – официанток из кафе. Ирину и Фриду, шеф-повара Ивана Игнатьича и еще одного старичка-бухгалтера Костюкова Аркадия Емельяновича с пристани, который, как она объяснила мне, учит ее особо играть на гитаре в струнном кружке при клубе водников. И что вроде того, что неудобно было бы его не пригласить. И, правда, он явился с гитарой, каких я еще не видывал, – большой, блестящей, будто обшитой пуговицами, а сам – весь какой-то коричневый, с крашеными, как у женщины, волосами и слегка плешивый. Заметно при этом, что и плешь он закрашивает чем-то, чтобы она не бликовала.

- Я, – сказал он, – сыграю вам сюиту...

Мне эта сюита, откровенно говоря, была ни к чему, но поскольку Танюшке она, может быть, была интересна, я, конечно, не мог возражать. Хотя старичок этот мне сразу не понравился».

Вечеринка закончилась, гости разошлись по домам, но роковой гитарист Аркадий Емельянович всерьез полюбился шоферской жене Танюшке. Читаем дальше: «В третьем часу ночи, таким образом, заезжаю я к себе домой – и что же я застаю? Я застаю свою жену – вы не поверите и ни за что не угадаете с кем. С этим самым Костюковым, Аркадием Емельяновичем, с этим вроде того что пожилым, крашеным дьяволом, шестидесяти, можно сказать лет. Картина? Вот именно. И этот уже совершенно старый черт, приводя себя, как говорится, в порядок, этак усмехаясь от своего же конфуза и снимая со стены гитару, на которой опять, должно быть, играл тут свою сюиту, говорит мне:
- Извините, – говорит, – если можете, Николай Степаныч, но я, – говорит, – не мог не уступить дамскому капризу. Такая, – говорит, – получилась у нас эмоция...»

Ничего не скажешь – романтичный музыкант. Хоть и плешивый, оказался милее женскому сердцу, чем простоватый шофер.


МИГЕЛЬ ОТЕРО

Отеро Сильва Мигель (1908-1985), венесуэльский поэт и прозаик. В поэзии разрабатывает национальные темы. Сборник «Вода и русло» (1937).

Голос гитары звучит и там, где постепенно умирает жизнь. Мигель Отеро Сильва с горечью пишет в стихотворении «Моя песня мчится к морю»: «Моя кровь течет в море. / Мои стоки видят кривые контуры хижин / без дыма и без надежды на завтра. / В моих водах отражаются взоры / метисов из деревни, забытой на бескрайней равнине. / Мои притоки несут гитарное треньканье / и песню, охрипшую от рома».

Процесс изменения синтаксических конструкций данного отрывка связан с общим мотивом обреченности, предопределенности мрачной картины угасания. Гитарные аккорды – единственное, что оживляет грустный пейзаж.


ЭРИБ СЕРВЕРА

Сервера Эриб Кампос (1908-1953), парагвайский поэт-авангардист. Главная книга стихов – «Искупленный пепел» (1950).

Эриб Кампос Сервера с любовью обращается к горсти земли, называемой Парагваем. Поэт вспоминает покинутую родину: «Нет дальнего жасмина / звезд твоих. Нет ярого, ночного / нападенья сельвы. Ничего нет: / дней твоих с гитарами, с ножами, / ясности небес непостижимой» (стихотворение «Горсть земли»).

Годы бурной, мятежной молодости навеки запечатлелись в эмигрантской памяти поэта.


ТАМАРА ЛИВАНОВА

Ливанова Тамара Николаевна (1909-1986), советский музыковед. Доктор искусствоведения. Труды по русской и западноевропейской музыке 17-19 вв. в ее исторических связях с другими областями художественной культуры.

Первым операм предшествовали драматические постановки с музыкой. Так, в 1589 году во Флоренции состоялся торжественный праздничный спектакль в связи с бракосочетанием Фердинандо Медичи с Христиной Лотарингской. Как отмечает Тамара Ливанова, исполнение пятиактной комедии «Странница» Дж.Баргальи прерывалось музыкальными «интермедиями» и «концертами». Это были «Гармония сфер», «Состязание муз и пиерид», «Битва Аполлона с пифоном», «Демоны неба и ада». Пьеса заканчивалась балетом.

Музыка состояла из мадригалов. Мадригал Мальвецци исполнялся певицей, остальные его голоса были поручены инструментальному составу, куда входили лютня, большая гитара и другие инструменты. Далее Ливанова пишет: «Мадригал Кавальери прямо предназначен для голоса соло с сопровождением китарроне (басовая гитара)». Затем она добавляет: «По-своему весьма любопытен мадригал Пери «Эхо», предназначенный для трех теноров в сопровождении китарроне».

Ценное свидетельство ученого! В мадригалах трех авторов присутствует гитара!

Она есть и в постановке второй по счету оперы. «Эвридика», констатирует Тамара Ливанова, «в принципе выдержана в новом стиле, как его мыслили участники камераты. В центре внимания композитора – вокальные партии, мелодия, связанная с поэтическим словом, сопровождение же сведено к цифрованному басу. Инструментальный ансамбль невелик, близок бытовым ансамблям и представляется скорее камерным: чембало, лира, лютня, басовая лютня, басовая гитара (китарроне)».

Нельзя отрицать тот факт, что гитара играла существенную роль в процессе возникновения оперного жанра.


ЭЙС КРИХЕ

Крихе Эйс (род. 1910), южноафриканский писатель, антифашист, участник гражданской войны в Испании (1936-1939) и боев с Роммелем в Северной Африке (1939-1942). В его лирике высокая гражданственность сочетается с виртуозным использованием поэтических и лексических средств языка африкаанс. Перевел стихи Ф.Вийона, Ф.Гарсиа Лорки, Ш.Бодлера, П.Элюара и других (антология «Для лютни и гитары», 1950).

Стихотворение «Танцуют клубы» Эйса Крихе рисует картину всеобщего веселья в Кейптауне, на самом юге Черного континента. «Музыка, музыка, звонче лети в небосвод! / Кажется, горы – и те затанцуют вот-вот!.. / Слышишь, как банджо звенит, как гитара поет! / Каждый, кто хочет, тот с нами танцует и с нами идет!.. / Слышишь ли, слышишь ли, это гитара вблизи забренчала! / Это парни из нашего клуба идут! Это только начало!.. / В золотом и зеленом!.. Как пена могучего вала!.. / Мандолины и банджо, гитары и скрипки грохочут сейчас! / Туруру-туруру! Слышишь, где-то вступил контрабас! / Наша песня сверкает под солнцем, как яркий алмаз! / Песня рвется из глоток, из легких и брызжет из глаз!»

Вот вам еще одно доказательство того, что гитара звучит во всех уголках нашей планеты.


ВИКТОР НЕКРАСОВ

Некрасов Виктор Платонович (1911-1987), русский писатель. Повесть «В окопах Сталинграда» (1946; Государственная премия СССР, 1947; сценарий кинофильма «Солдаты», 1957) – дневник офицера, раскрывающий правду будней Великой Отечественной войны. Рассказы и повести (в т.ч. «Кира Георгиевна», 1961), зарубежные очерки, воспоминания. С 1974 жил за границей. Мемуарно-ностальгическая проза («Записки зеваки», 1976; «По обе стороны стены», 1980, и др.).

В книге Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», которую критики единодушно считают правдивой, почти документальной, задерживает наше внимание такой эпизод. «Карнаухов снимает со стенки гитару. Вчера батальонные разведчики нашли ее в каком-то из разрушенных домов…»

Далее следует сценка, трогающая душу лиризмом и потрясающей человечностью, и где? В руинах уничтоженного города, когда мороз и смерть, отчаяние и надежда переплелись в единый клубок. «Карнаухов берет аккорд. У него, оказывается, очень приятный грудной голос, средний между баритоном и тенором, и замечательный слух. Поет он негромко, но с увлечением, иногда даже закрывает глаза. Песни все русские, задумчивые, многие из них я слышу в первый раз. Хорошо поет. И лицо у него хорошее, какое-то ясное, настоящее».

Гитара приходила на помощь бойцам в трудную минуту, и ее трепетный голос облагораживал их души, вселял веру в торжество добра.

Очутившись в Париже, Виктор Некрасов был поражен несоответствием реальности с тем, что он когда-то читал о «столице мира». В «Маленькой печальной повести» он отмечает: у французов, оказывается, «не принято забегать на огонек, о встречах уславливаются за месяц, водки не пьют, пол-литра на троих для них смертельная доза, в метро места даме не уступают, и это галантные французы, где ж д’Артаньяны? Бывший мушкетер все выискивал – и обнаружил только бронзового, на памятнике Дюма-отцу. И вообще французы оказались куда замкнутее, куда прижимистее, чем он ожидал. И бесцеремоннее в то же время. Долго не мог привыкнуть к поцелуям на каждом шагу – в метро, в магазине, на улице остановятся, обнимутся ни с того ни с сего и взасос. Потом понял, что он сам ханжа советской выучки, и общая раскованность, безбоязненность, легкость и свобода поведения стала даже нравиться. Развалились в своих маечках, а летом и просто в трусах, на лестнице у Сакре-Кер, бренчат на гитарах, и никакой мент к ним не подойдет: «А ну, марш отсюда, чтобы духу вашего не было!»

Группы молодых людей, слушающих гитарную музыку, – непременная деталь европейского городского пейзажа.


АНАТОЛИЙ РЫБАКОВ

Рыбаков Анатолий Наумович (1911-1998), русский писатель. Романы о социально-нравственных коллизиях современного производства: «Водители» (1950; Государственная премия СССР, 1951), «Екатерина Воронина» (1955). Социально-психологический роман «Тяжелый песок» (1978). Повести для юношества «Кортик»(1948), «Приключения Кроша» (1960). В романах «Дети Арбата» (1987), «Тридцать пятый и другие годы» (Кн.1, 1988, Кн.2, «Страх», 1990, Кн.3, «Прах и пепел», 1994) время тоталитарного режима воссоздано через судьбы поколения 30-х гг.; художественный анализ «феномена Сталина». Репрессирован в 1933-1936.

Саша Панкратов, герой автобиографического романа Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», за излишнее свободомыслие попадает в ссылку, в деревню Мозгову на берегу Ангары. Поскольку на дворе был 1934 год и «большой террор» еще не начался, условия жизни оказались довольно сносными: можно было работать, читать, даже развлекаться. «Все же пришлось зайти в кооператив, кончились папиросы. Федя встретил его приветливой улыбкой. Здорово! Здорово! Как голова? В порядке? Ну и ладно! Отпустил папиросы, спички. Предложил купить гитару с самоучителем. Прислали три штуки, а ни тунгусы, ни чалдоны на гитарах не играют. Саша не купил, о чем впоследствии жалел – научился бы играть».

Любопытный штрих: гитара в те годы была настолько широко распространена, что продавалась даже в сельпо, в далекой и холодной Сибири!

Роман «Страх» Анатолия Рыбакова – продолжение «Детей Арбата». Саша Панкратов, отбыв трехлетний срок ссылки в Сибири, устраивается на работу шофером в Калинине. Это скучный город, не Москва, развлечения здесь незамысловатые.

«В другой раз взяли водки, и Глеб повел его к другим своим знакомым. Две тетки лет тридцати с чем-то, продавщицы из магазина «Канцтовары», гостеприимные, веселые, выставили закуску. Выпили. Глеб снял со стены гитару, украшенную красным бантом, перебрал струны: «Мы все пропьем, баян оставим и всяких сук плясать заставим...» Лихо пропел. Однако продавщицы запротестовали: «Не надо блатного».

- Не надо, так не надо, – согласился Глеб, – споем другое.

«Зачем насмешкою ответил, / Обидел, ласку не ценя? / Да разве без тебя на свете / Друзей не будет у меня?.. / Дела нет мне до такого до речистого, / Был ты сахарный, медовый, аметистовый, / Но в душе пожара нету, тускло зарево, / Пой, звени, моя гитара, разговаривай».

Хорошая песня под аккомпанемент гитары – что может быть лучше этого? Тревоги и беды отступают на второй план, и героям романа хочется верить, что жизнь постепенно наладится.


ЖОРЖИ АМАДУ

Амаду Жоржи (1912-2001), бразильский писатель. В социально-революционном романе-дилогии «Бескрайние земли» (1943) и «Город Ильеус» (1944), «Красные всходы» (1946), «Подполье свободы» (1952) и др., повестях, рассказах передал энергию и своеобразие бразильского национального характера. Романы «Возвращение блудной дочери» (1977), «Военный китель, академический мундир, ночная рубашка» (1979). Художественные биографии. Международная Ленинская премия (1951).

Роман «Капитаны песка» Жоржи Амаду описывает жизнь городских низов. Гитара здесь упоминается едва ли не на каждой странице, она вечная спутница молодежи. Один из подростков мечтает о будущем: «…Долдон подумал: дураком надо быть, чтоб по своей воле уехать из Байи. Вот он подрастет немного, и начнется расчудесная жизнь портового молодца: нож за поясом, гитара за спиной, красотка на пляже. Чего еще надо? Вот жизнь, достойная мужчины».

Похоже, что в солнечных краях немыслимо существование без гитары, она скрашивает бедность.

Знаменитый роман «Дона Флор и два ее мужа» Жоржи Амаду, кроме поднятых в нем социальных, нравственных, психологических проблем, имеет музыкальную канву развития, где гитаре отведено важное место. Проследим эту «звуковую» драматургию произведения:

Часть І. О смерти Гуляки, первого мужа доны Флор (под аккомпанемент кавакиньо, то есть бразильской маленькой гитары).

Часть ІІ. О первом периоде вдовства Флоры, отмеченного печалью, строгим трауром и воспоминаниями о прошлом (под аккомпанемент скрипки, гитары и флейты).

Часть ІІІ. О периоде менее строгого траура, об интимной жизни вдовы, о том, как она пришла к мысли о втором замужестве, когда думы о покойном супруге стали ее тяготить (с предсказаниями на хрустальном шаре).

Часть IV. О том, как дона Флор жила со своим вторым мужем в покое и благополучии (аккомпанемент на фаготе).

Часть V. Об отчаянной борьбе между духом и плотью (в сопровождении африканских барабанов и шутливой песенки Эти).

Здесь гитара символизирует собой будни и праздники простых людей, карнавал, веселье, внезапную смерть жизнерадостного человека, полного сил и здоровья. Кстати, здесь напрашивается параллель с Кармен, погибшей в момент торжества тореадора, и тоже в миг всеобщего ликования.

Где и когда звучит гитара в романе Амаду?

Раскроем книгу.

Бразильский карнавал.

«Во главе этой карнавальной группы шествовал небольшой оркестр гитаристов и флейтистов, среди которых был тощий Карлиньес Маскареньяс, хорошо известный в местных публичных домах. Он играл – и как божественно играл! – на самой маленькой гитаре-кавакиньо. Юноши были одеты в цыганские костюмы, девушки – в костюмы венгерских и румынских крестьянок. Но ни одна венгерка, румынка, болгарка или югославка не могли извиваться в танце так, как извивались эти веселые девушки в расцвете молодости».

«Маскареньяс в цыганском камзоле, расшитом стеклярусом и бисером, с нарядными серьгами-кольцами в ушах, изощрялся на своем кавакиньо. Стонали флейты и гитары. Гуляка танцевал самбу самозабвенно, как делал все, кроме работы. Он вертелся вокруг мулатки, притоптывал каблуками и наступал на нее, словно петух».

Смерть Гуляки в разгар веселья.

«Представление было затеяно для желанного Карлиньоса Маскареньяса (уж не производное это прозвище от слова «маскарад»? – В.Р.), по которому вздыхала эта слабонервная особа. Анете считала себя необычайно чувствительной и изгибалась, как кошка, когда он играл на своем кавакиньо. Теперь кавакиньо безмолствовало, никчемно свисая с руки артиста, будто Гуляка унес с собой в иной мир его последние аккорды».

Серенада под окном любимой женщины.

«Гуляка собрал для Флор самых лучших музыкантов: несравненное кавакиньо тощего Карлиньоса Маскареньяса, скрипка знаменитого Эдгаро Коко, флейта виртуоза Валтера да Силвейры… На гитаре играл молодой человек, которого все любили за галантность, веселый нрав, скромные и вместе с тем благородные манеры, за его остроумие, утонченность, редкие музыкальные способности и чарующий голос. С недавних пор он стал выступать по радио и уже пользовался заслуженной славой…»

«В начале Ладейры они остановились, и скрипка Эдгара Коко издала первые душераздирающие звуки. Ее поддержали кавакиньо, флейта и гитара, а затем вступили голоса Каимми и Гуляки. Гуляка не был отличным певцом, но его вдохновляли страсть, желание отомстить за возлюбленную, утолить ее печаль, утешить, доказать ей свою любовь:

«Ночь. Улыбка уснувших небес, / Звезд любовная дрожь, / Лунный свет, наполняющий лес, / Как серебряный дождь, / Как роскошный, сверкающий дождь… / Я пою. Я тебя умоляю: «Услышь!» / Ты не слышишь. Ты спишь…»

Серенада плыла вдоль по улице, и из окон стали высовываться головы любопытных, плененных музыкой и пением».

Что сказать по поводу этого фрагмента? Образ гитариста здесь положителен, в нем есть нечто от благородного испанского идальго. А сколько теплоты и нежности в самой серенаде, исполняемой современными горожанами! Нельзя не восхититься трепетной любовью, которую испытывает к гитаре Жорж Амаду!

Знаменитый певец в гостях у Гуляки.

«А ведь кумушки толклись около дома, и видели, как Силвио, взяв гитару, запел своим полным страсти, истинно бразильским голосом. Послушать его собралась целая толпа, он пел до рассвета, а гости, сидя за пивом и кашасой, заказывали все новые песни, и певец никому не отказал».

Застолье в Бразилии просто немыслимо без гитары!
Гитара во сне и наяву у доны Флор.

«Разъяренная дона Розилда все время добивается, почему Силвио Каллас оказался в Назарете, а тот отвечает, будто приехал только затем, чтобы петь вместе с Гулякой серенаду доне Флор. «Я ненавижу серенады», – рычит дона Розилда. Но Силвио взял гитару, и его нежный, бархатный голос зазвучал над бухтой Реконкано. Дона Флор улыбалась во сне, слушая протяжную, грустную песню.

Голос певца становился все громче, песня звучит все ближе, и дона Флор уже не знает, сон это или явь. Она вскакивает с постели и подбегает к окну.

На улице стоят Гуляка, Мирандон, Эдгар Коко, Карлиньос Маскареньяс, бледный Женнер Аугусто из кабаре «Аракажу». И среди них Силвио. Аккомпанируя себе на гитаре, он поет для доны
Флор: «…Под звуки мелодии страстной, / Под звон шестиструнной гитары…»

Сколько возвышенных эмоций пробуждает в душе женщины серенада! Кажется, что рыцарское прошлое не миновало, оно присутствует в современном индустриальном городе.

Любовь к гитаре у простых людей.

«Дона Флор воспитывалась на высоких творениях Баха и Бетховена, которым дона Тиза внимала в полумраке немецкой гостиной. Она привыкла к народным мелодиям и серенадам под аккомпанемент гитары, кавакиньо, беримбау и свирелей».

Гитара, несомненно, воспитывает музыкальный вкус у простых людей бразильского общества!

Ненависть самодовольных мещан к гитаре.

«Однако дона Розилда считала святотатством сравнивать вещи, исполняемые любительским оркестром для изысканной публики, с треньканьем каких-то болванов на гитаре».

Примитивным людям кажется, что на гитаре можно только «тренькать», а не играть!

Подводя черту выше сказанному, следует признать: бразильский писатель всем сердцем обожает гитару, видит в ней выразительницу духа своего народа.

«Габриэла» Жоржа Амаду – это роман о свободной любви и душевной привязанности. Его главная героиня – бразильская Карменсита. Естественно, что писатель не может обойтись без гитары.

Гитара – неотъемлемая часть бразильского пейзажа.

«Норд-ост дует все сильней, наполняя паруса. Лети, «Смелый», лети, уже видны вдалеке огоньки Байи. Уже слышен барабанный перестук кандомбле, пение гитар, протяжные стоны гармоник».

Слепцы, поющие под гитару.

«Слепец, перед которым на земле стояла плошка, рассказывает под гитару истории времен борьбы за землю: «Храбр Амансио сверх меры, / меткостью своей гордится, / лишь один Жука Фейррейра / мог с ним в храбрости сравниться. / Темной ночью в сельве жутко, / повстречались близ границы. / – Кто идет? – воскликнул Жука. / – Человек – не зверь, не птица! / И коснулся палец спуска – / рад Амансио сразиться».

 «Слово об Ильеусе распространялось по всему свету, слепцы под гитару воспевали его изобилие, коммивояжеры рассказывали, будто в этих богатых краях, населенных отважными людьми, можно устроиться очень быстро, ибо не было более доходной сельскохозяйственной культуры, чем какао».

Гитара на фазенде у богатого плантатора.

«Алтино устроил роскошный обед, на котором присутствовали фазендейро, коммерсанты, врач, аптекарь, священник – все, кто занимал достаточно видное положение в местечке. Алтино велел позвать музыкантов, играющих на гармонике и гитаре, певцов-импровизаторов, в частности одного слепца, слагавшего замечательные стихи».

Гитара в ночном баре.

«Габриэла быстро ушла. Совсем рядом с «Бате-Фундо», откуда доносились грохот бубнов и звон гитары, какой-то пьяный, качнувшись, попытался ее обнять. Габриэла оттолкнула его локтем, он потерял равновесие и схватился за фонарь. Из двери «Бате-Фундо», находившегося на плохо освещенной улице, слышался гул голосов, громкие раскаты смеха и крики».

Гитара в новогоднюю ночь.

«Около одиннадцати часов, когда на улице совсем мало людей, послышалась музыка кавакиньо и гитар, флейты и барабанчиков и голоса, певшие кантиги, которыми сопровождаются танцы рейзадо. Габриэла подняла голову. Ошибаться она не могла. Это терно Доры».

Гитара в повседневном быту.

Богатый владелец плантаций какао содержит любовницу. Неожиданно он застает ее в объятиях учителя. И что же? Публика замерла в ожидании криков, выстрелов, убийства. Ничего похожего не случилось, кроме комичной сцены:

«И действительно, ничего не произошло, если не считать, что из дому вышли под руку Глория и Жозуэ и направились по набережной, чтобы миновать оживленный «Везувий». Немного погодя служанка выставила на тротуар узлы, чемоданы, гитару и ночной горшок – единственную пикантную деталь во всей этой истории…»

В романе «Габриэль» гитара занимает подобающее ей место. Автор в восторге от ее восхитительных звуков.

Собирательный образ художника, незаурядной творческой личности неоднократно воплощался в литературе ХХ века. Достаточно вспомнить Кола Брюньона из одноименного романа Ромена Роллана (1904-1912), Адриана Леверкюна из «Доктора Фаустуса» (1947) Томаса Манна и Педро Аршанжо, главного героя «Лавки чудес» (1969) Жоржи Амаду.

Последнего, а именно Аршанжо, называют двойником автора. Мы не ошибемся, если в этом персонаже увидим некоторые черты личности и бразильского композитора Вила-Лобоса.

Интересно проследить, какое место занимает гитара в жизни Педро Аршанжо, ученого-этнографа, создателя теории «смешения рас», но, к сожалению, получившего признание только после смерти.

Кто он, местре Педро?

«Педро Аршанжо Ожуоба проходит в танце (т.е. танцует. – В.Р.), он не один, он разный, он многолик: старик, зрелый мужчина, юноша, подросток, гуляка, танцор, говорун, выпивоха, бунтарь, мятежник, забастовщик, демонстрант, гитарист, влюбленный, пылкий любовник, писатель, ученый, колдун».

«Лавка чудес» – это центр народного творчества, руководимый Педро, где представлены всевозможные образцы ремесленных и художественных изделий. И, конечно же, «здесь толкутся певцы-трубадуры, бродячие поэты, гитаристы-импровизаторы, сочинители книжонок, что набраны, сверстаны и отпечатаны в типографии Лидио Корро или в другой какой-нибудь, не менее убогой, – книжки эти идут по пятьдесят рейсов – за бесценок, и расходится поэзия и проза по вольной земле Пелоуриньо».

Педро сызмала «искусно играл на гитаре и кавакиньо – о беримбау или атабаке и говорить нечего: этому он научился еще в детстве, когда устраивался праздник на улице или на террейро».

Педро в юности:

«Когда он вернулся из Рио, ему шел двадцать второй год, был он щеголем, играл на гитаре и кавакиньо».

Любимая женщина Педро:

«Чтоб рассказать про Розу, Розу де Ошала, Розу-негритянку, чтоб описать, как веет от нее ароматом ночи и запахом самки, как блистает ее шелковистая, нежная, словно лепесток, иссиня-черная кожа, как бренчат ее серебряные браслеты, как полна она глубинной гордой силы и красоты, как томно сияют ее колдовские глаза – для всего этого надо быть великим поэтом, растрепанным рапсодом, а бродячий певец-гитарист с соседней улицы, хоть и ловко складывает семистопные частушки, тут не справится, нет, не справится!..»

Педро аккомпанирует танцующей Розе:

«Берет Лидио Корро флейту, будит мелодией звезды, гитарным перебором ищет Педро Аршанжо луну в небесах, подносит ей, Розе, – ничего для нее не жалко, ничего для нее не слишком, и о Розе рождается в «Лавке чудес» самба, и плачет-заливается флейта о любви…»

Педро с другой женщиной.

«Хлопают в такт красотки, кружится самба, звучит флейта, громче звенит гитара. У каждой – своя тайна, свое томление, своя мука. У ног Педро Аршанжо, прижавшись к нему, сидит белокожая и белокурая шведка Кирси».

Игру Педро слушают студенты.

«В центре площади, у фонтана, его окружили студенты, и один из них, лоботряс четверокурсник, любивший праздники и шутки, отдававший должное таланту Педро в игре на гитаре и кавакиньо – он и сам с удовольствием бренчал на виоле, – показал ему брошюрку».

Педро в компании девиц.

«…А собирались они в Рибейру. Будиан отправился вперед, повез провизию и девиц. Обещалась там быть одна, по имени Дурвалина, – просто куколка… Педро Аршанжо посулил ей, что будет петь под гитару, а потом, в самый разгар праздника, похитит ее и на лодке свезет в Платаформу…»

Певец прославляет имя Педро, выступившего за права чернокожих бразильцев.

«…На сцену вышел, презрев все нормы и правила, юный, отважный и талантливый Каэтано Жил: он пел под гитару свои песенки о жизни, любви и надежде, сочинял самбы и модиньи. Вот его творение: «Утверждать Аршанжо смеет: / Нынче негр читать умеет! / Чернокожий! / Было ж сказано когда-то / Что диплома у мулата / Быть не может! / Но Аршанжо заявляет: / И метис теперь читает. / Вот напасти! / В наказанье за отвагу / Засадить его в тюрягу! / Где же власти?! / Что же смотрит полицейский? / Ясен умысел злодейский! / Это смута! / Покарать за оскорбленье, / За такое поношенье / Нужно круто!»

На празднике в честь вручения диплома Тадеу.

«Лидио Корро берет флейту, передает Педро Аршанжо гитару, танцоры становятся в круг, начинается самба. Где вы, Кирси и Доротея, Ризолета и Делэ? Сабина дос Анжос перебралась в Рио-де-Жанейро, к сыну, он у нее моряк. Ивона вышла замуж за шкипера парусника, живет в Муритибо. А здесь – лишь юные невесты, которые напрасно пожирают глазами новоиспеченного доктора Тадеу».

Педро и его ближайший друг в старости.

«В «Лавке чудес» и на улице, в веселых домах и меблированных комнатах кумовья смеялись и пели в кругу молодых женщин на танцевальных вечерах и пасторилах, на праздниках и пирушках; с ними по-прежнему были гитара и флейта, Розы – не было. Как бы ни ублажали Лидио, тоска его не исчезала: кто обладал Розой, никогда не сможет ее забыть, заменить другой. А для Педро Аршанжо любовная тоска началась много раньше. «Не знаешь ты, милый мой кум Лидио, чем я заплатил за то, чтобы сохранить твою дружбу».

Неудачная попытка Педро устроиться на работу в гимназию.

«Надзирателем в гимназии Педро Аршанжо проработал одни сутки: ему показалось, что воспитанники интерната – узники, оторванные от семьи и лишенные улицы, жертвы строгой дисциплины, вечно голодные и тоскующие по свободе. В свое первое и последнее дежурство он организовал с мальчишками импровизированный литературно-музыкальный вечер: стихи и кавакиньо. Они пропели бы до утра, если бы директор гимназии, срочно вызванный из дома, не положил конец «этому немыслимому безобразию».

Несколько строк из последней записки профессора о Педро Аршанжо.

«Мулат, бедняк, самоучка. Еще мальчиком нанялся юнгой на грузовое судно. Несколько лет прожил в Рио-де-Жанейро. По возвращении в Байю работал наборщиком в типографии, преподавал в начальной школе, затем поступил на медицинский факультет на должность педеля и проработал там около тридцати лет; был уволен после выхода в свет одной из его книг, навлекшей на него гонения. Музыкант-любитель, игравший на кавакиньо и шестиструнной гитаре. Участвовал в народных праздниках и обрядовых действах. Женат не был, ему приписывают множество любовных связей, в том числе с некоей прекрасной скандинавкой, то ли шведкой, то ли финкой, точных сведений нет».

Нетрудно убедиться, что Педро Аршанжо, борец против дискриминации негров и индейцев в Бразилии, не расставался с гитарой до последних дней жизни.

Герой рассказа «Чудо в Пираньясе» Жоржи Амаду вел жизнь свободного художника, и это ему неплохо удавалось. «На просторах сертанов Байи и Сержипи, где обычно бродил Убалдо со своим чемоданчиком, гармоникой и гитарой, все его знали и любили. За ним приходили издалека, чтобы пригласить на крестины, свадьбу или велорио: никто лучше него не мог придумать здравицу в честь новобрачных или рассказать историю на ночном бдении, которая заставила бы плакать или смеяться даже покойника».

Вопреки расхожему мнению, что будто бы искусством сыт не будешь, этот бродячий поэт и музыкант жил припеваючи. «Убалдо Кападосио содержал три семьи продажей своих книжек, гармоникой и гитарой, голосом с хрипотцой и стихами, плохими или хорошими – неважно, главное, поэзия кормила трех жен (все незаконные) и девятерых детей, трое из которых – приемные… Кападосио был богат талантами и детьми – девятью, как уже было сказано, но только шесть его собственные: трое у Ромилды и трое у Валделиси. Еще троих он усыновил. Самый старший достался ему вместе с Ромилдой, когда мулатка решила бросить своего мужа, торговца из Аракажу, и следовать за пением волшебницы-гитары одинокого и печального трубадура».

А вот Розалво, персонаж рассказа «Иеманжа, богиня пяти имен», плохо жил и плохо кончил. Его любовница Роза Палмейрао, от имени которой ведется повествование, вспоминает: «Она тогда сама была почти ребенком, любовь не считается с возрастом. Старуха мать прокляла ее тогда, и так она и отправилась по свету. Он был бродяга, хорошо играл на гитаре, его возили бесплатно на шхунах и кораблях, и музыка его оживляла не один праздник во многих городах побережья. Роза Палмейрао очень сильно его любила, и было ей всего лишь пятнадцать лет, когда она с ним познакомилась. Она с ним и голодала, ибо денег у него никогда не водилось, и терпела от него побои, когда он напивался, и даже прощала ему похождения с другими женщинами. Но когда она узнала, что ребенок родился мертвым из-за того, что он, Розалво, нарочно дал ей тогда это горькое питье, что он не хотел, чтоб дитя родилось живым, тогда она переменилась сразу и навсегда. Тогда она стала Розой Палмейрао с кинжалом на груди и ножом за поясом и ушла, оставив любимого мертвым подле его гитары. Все было в нем ложью – и его песни, и его взгляды, и его мягкая манера говорить».

Эти два литературных персонажа Амаду, несмотря на искреннюю привязанность их к гитаре, являются явными антиподами.

Роман Жоржи Амаду «Бескрайние земли» аовествует о тяжелой жизни поденщиков на плантациях какао в Бразилии. Время от времени на его страницах появляется гитара, однако напев ее, как правило, грустный.

«Была мягкая лирическая ночь. Полоска лунного света, падающая на камни мостовой, звезды, виднеющиеся через открытые двери, далекие звуки гитары, аккомпанирующей женщине, которая монотонно и печально напевала какую-то песенку о потерянной далекой любви – вся эта поэзия ночи доносилась и до грязного прилавка таверны».

Приведем еще одну картину.

«Откуда в безлунной ночи доносятся звуки гитары? Это грустная песня, тоскливая мелодия, в ней поется о смерти. Синьо Бадаро никогда особенно не вслушивался в печальную мелодию и слова песен, распевавшихся в краю какао работниками – неграми, мулатами и белыми. Но сейчас, проезжая по дороге на своем вороном коне, он почувствовал, что эта музыка проникает ему в душу… Музыка доносилась, наверное, с плантации, из какой-нибудь хижины, затерявшейся среди деревьев какао. Пел мужчина. Синьо не понимал, чего ради негры по ночам часами тренькают на гитаре, когда у них и без того так мало времени для сна. Но музыка доносилась до него на каждом повороте дороги, иногда она была еле слышна, а то вдруг усиливалась, словно играли где-то совсем близко.

Мой удел безнадежно печален
Только труд от зари до зари...»

Впрочем, не только о безысходной тоске поет гитара в романе.

«На ярмарках в поселках и городах слепые гитаристы слагали баллады об этих стычках, о перестрелках, обагривших кровью черную землю какао… Поэтами и летописцами этого края были слепцы. В их печальных песнях, в струнах их гитар жили традиции и история земли какао. Толпы на ярмарках, люди, приехавшие, чтобы продать муку, кукурузу, бананы и апельсины, люди, прибывшие, чтобы что-то купить, собирались вокруг слепых послушать истории времен начала эры какао – начала столетия. Они кидали монеты в чашку у ног слепого, гитара стонала, голос пел о стычках в Секейро-Гранде, о кровопролитиях прошлого… Люди с улыбкой присаживаются на корточки, некоторые опираются на палки и внимательно слушают повествование слепца. Гитара аккомпанирует виршам, перед глазами возникают люди, которые некогда завоевывали лес и вырубали его, люди, которые убивали и гибли сами, люди, которые сажали какао».

Да, Амаду – непревзойденный лирик и летописец. Его романы помогают нам понять душу и чаяния бразильского народа.


ЛЕВ КОПЕЛЕВ

Копелев Лев Зиновьевич (1912-1997), русский писатель, филолог-германист. В 1945 был репрессирован и приговорен к 10 годам лагерей. С 1971 в эмиграции в Германии. Автобиографическая трилогия «Хранить вечно» (1975), «И сотворил себе кумира» (1978), «Утоли моя печали» (1981). Книги: «Святой доктор Федор Петрович» (1985; о Ф.П.Гаазе), «Мы жили в Москве. 1956-1980» (1987, совместно с Р.Д.Орловой). Исследования о Г.Манне, И.В.Гете, Б.Брехте, Г.Белле, М.Фрише.

Лев Копелев в биографической книге «Брехт» подробно рассказывает о том, какое влияние оказала гитара на немецкого драматурга.

Бертольд Брехт в гимназии.

«В газетах пишут о героях, которые «рады умереть за кайзера и отечество». Рады умереть? Какой идиот может радоваться смерти? «Боже, покарай Англию», – пишут на плакатах, на пивных кружках, на туалетной бумаге. А он поет под гитару баллады Киплинга, читает друзьям его стихи о храбрых английских солдатах, насмешливых, сильных, уверенных в себе».

9 апреля 1918 года умер Франк Ведекинг, творчеством и личностью которого восхищался Брехт. В некрологе будущий драматург писал: «Он пел несколько недель тому назад... под гитару свои песни. Пел монотонно резковатым и совсем непоставленным голосом, но никогда ни один певец меня так не восхищал и не потрясал. Именно сверхъестественная жизненная сила этого человека придавала ему энергию, позволяла вопреки насмешкам и издевательствам петь свою песню песней Человечности и придавала ему личное обаяние. Казалось, он бессмертен...»

Летом того же года призван в армию Вальтер, младший брат Брехта (старший тем временем поступил на медицинской факультет Мюнхенского университета, чтобы уклониться от воинской обязанности).

«В последний вечер в поредевшем кружке друзей братья поют вдвоем, бренча на двух гитарах. Утром на высокой бетонной платформе товарной станции Брехт молча глядит вслед угрюмо дымящему поезду».

Не удовлетворенный учебой, он устраивается театральным рецензентом в социал-демократическую газету.

«Брехт всюду носит с собой гитару. Время от времени он начинает перебирать разреженные струны – их всегда недостает – и поет свои баллады или песни, которые сочинил на слова Киплинга, Ведекинда, Вийона. Он сочиняет к ним простые мелодии, диковатые, но привязчивые, подчиняющие слух и память».

Брехт выступает со сцены театра-варьете.

«Он садится на обыкновенный табурет, кладет на острые колени гитару и поет жестковатым, резким, скрипучим голосом. Поет, не напрягаясь, не играя модуляциями, но отчетливо произнося каждое слово, старательно выпевая каждый переход мелодии. Он не старается понравиться слушателям, не заискивает перед ними, не улыбается. Он даже не поет, а внятно, просто и серьезно рассказывает песни… Некоторые записные театралы морщатся.
– Это не искусство. Он обыкновенный рыночный куплетист, конкурирует с шарманщиками. Он подражает кабацким песням Ведекинда, но подражает плохо, потому что недостаточно музыкален. Слушая его, можно впасть в отчаяние, возненавидеть человеческий род».

Дружба с Фейхтвангером.

«Фейхтвангер любит слушать пение Брехта, хотя неизменно говорит, что голос у того «резкий и некрасивый», а гитара дребезжит, что он, собственно, не поет, а просто слишком громко читает свои баллады. Но слушает его часами, забывая о погасшей сигарете».

1923 год. Марианна, жена Брехта, рождает дочь.

«Он сидит у кроватки дочери и пощипывает струны гитары. Зудящие звуки наполняют комнату и, как усталые мухи, бьются об оконные стекла. Он поет насмешливо-печальные и заунывно-плясовые песни».

Песенное творчество Брехта.

«Брехт часто сам сочиняет мелодии. Иногда стихи рождаются вместе с мелодией, вырастают из нее. Из привязчивой песенки, переиначенной шутя либо случайно: в лад шагу, ритмам трамвайных колес или порывам ветра, шумящего за окном. Из воспоминаний о церковных хорах и уличных певцах. Он бренчит на гитаре, и слова прилетают, как отголоски гудящих, жужжащих струн… Ему необходимо нечто совершенно иное, чем те звуковые эффекты, которые принято называть музыкой… Необходимы просто лад, ритм, интонация. Поэтому чаще всего нужны гитары, трубы, может пригодиться шарманка, лишь бы не скрипки. И значит, ему нужна вовсе не музыка, а нечто совсем другое, скажем так: «мызука»; вроде похоже и все же не то».

1928 год. Работа над «Трехгрошовой оперой».

«…Брехт читает Вайлю стихи, потом берет гитару, перебирает струны: нужна примерно такая мелодия. Вайль улыбается, коротко записывает в блокноте. На следующий день он играет на пианино, а Брехт подпевает. Угрюмой насмешкой звучит пародийно-молитвенный напев».

Оглушительный успех «Трехгрошовой оперы».

«Брехт и Вайль стали знаменитостями. Их зонги поет весь Берлин. Появились тысячи пластинок; уличные певцы с гитарами и гармошками разносят песни Мэкки и Пичема, Дженни и Полли по самым дальним окраинам. Предприимчивый деляга открыл «Трехгрошовое кафе» – там постоянно звучат только мелодии их оперы».

Нетрудно понять, что именно гитара изменила судьбу молодого Бертольда Брехта: благодаря гитаре и любви к театру мир получил вместо заурядного врача блистательного драматурга.


ОСКАР СЕРРУТО

Серруто Оскар (1912), поэт из Боливии, журналист, дипломат. Сборник «Число роз и семь песен» (1954), роман «Огненный потоп».

Подобно Гильермо Фабре Оскар Серруто в своих стихах часто обращается к красочным метафорам: «Беспредельное плоскогорье, / распластанное и яростное, как пламя. / От звона его гитар чернее черное горе, / безлюдье капля за каплей буравит камень» (стихотворение «Плоскогорье»).

Сюрреалистический пейзаж ожил благодаря звенящим гитарам.


ХУЛИО КОРТАСАР

Кортасар Хулио (1914-1984), аргентинский писатель. В реалистической прозе с элементами фантастики и философской символики – поиски новых форм бытия и сознания: романы «Выигрыши» (1960), «62. Модель для сборки» (1967), «Последний раунд» (1969). Проблемы формирования личности в процессе борьбы в романе «Книга Мануэля» (1973).

Состязание двух джазовых исполнителей, гитариста и корнетиста, описано в романе Хулио Кортасара «Игра в классики». Обоих музыкантов уже нет в живых, однако осталась пластинка с записью их великолепной игры. «Жалобный голос саксофона, году в двадцать восьмом или в двадцать девятом прокричавший о том, что он боится пропасть, поддержанный любительской ударной группой из женского колледжа и партией фортепиано. Но потом пронзительно вступила гитара, точно возвещая переход к иному, и неожиданно… вперед вырвался корнет и, уронив две первые ноты темы, оперся на них, как на трамплин. Бикс ударил по сердцу, четко – как падение в тишине – прочертил тему. Двое, давно уже мертвых, сражались, то сплетаясь в братском объятии, то расходясь в разные стороны…, перебрасывали, точно мяч, тему «I'm coming, Virginia»…»

Американская джазовая музыка начала 20 века не обходилась без гитары!


ДИДЕРИК ОППЕРМАН

Опперман Дидерик Йоханнес (1914-1985), южноафриканский поэт. Писал на языке африкаанс. На русский язык переводит Евгений Витковский.

Поэзии Дидерика Йоханнеса Оппермана свойственен мрачный лиризм. В поэме «Журнал Йорика» он говорит: «Сажевый ливень льет на бетон, / над площадью сеется базарной, / налипает на жесть и на картон, / оседает в кафе на деке гитарной».

Тусклый индустриальный пейзаж становится еще более грустным, когда наш взор падает на давно заброшенную гитару.


ВАДИМ ШЕФНЕР

Шефнер Вадим Сергеевич (1914-2002), русский писатель. Родился в дворянской семье. В 1937 году окончил рабочий факультет при Ленинградском университете. Начал печататься в 1936. В 1940 году вышла его первая книга стихов «Светлый берег». Во время Второй мировой войны был сначала рядовым, потом работал военным корреспондентом в Ленинграде. Автор сборников: «Своды» (1967), «Запас высоты» (1970), «Переулок памяти» (1976), «Годы и миги» (1983), Государственная премия им. М.Горького (1985). Повесть «Сестра печали» (1970) о блокаде Ленинграда. В 1965 году была опубликована его первая повесть в жанре фантастики – «Девушка у обрыва», затем появились «Запоздалый стрелок» (1967), «Дворец на троих» (1968), «Лачуга двойника» (1981), которые позднее вошли в сборник под названием «Сказки для умных». В 1997 году удостоен Пушкинской премии в области поэзии.

Раскроем автобиографическую книгу Вадима Шефрена «Сестра печали». Там есть эпизодический персонаж Костя, никогда не разлучавшийся с гитарой. «Действительно, в смысле внешности Косте не повезло. Парень сильный, стройный, но левый глаз – стеклянный и вся левая щека в синих точках-порошинках. За это его и прозвали Синявым. Давно, еще шкетом, Костя мастерил пистолеты-самопалы, и однажды самоделку разорвало».

Костя не только играл на гитаре, но и пытался петь. «Когда я, вдоволь набродившись по линиям, вернулся домой, Костя полусидел-полулежал на своей постели и бренчал на гитаре. Это было одним из его любимых занятий, хоть музыкальным слухом он и не обладал. Обычно гитара лежала у него под кроватью, а не висела на стене, как у всех порядочных гитаристов, – гвозди в наши стены вбивать было не просто

- Какие последние слухи из убежища Марии Магдалины? – спросил он и, не дожидаясь моего ответа, не в лад аккомпанируя, затянул куплет из «Гоп со смыком» с перевранными словами:
Мария Магдалина там живет, – да-да!
Техникума нашего оплот, – да-да!
Заведение открыла, райских девок напустила,
С ангелов червончики гребет, – да-да!»

Невинное увлечение Кости-Синявого гитарой, приправленное блатной романтикой, придает ему комический вид. Сколько таких подростков-детдомовцев с искалеченной психикой позднее сбились с пути – Бог весть!

У Вадима Шефнера имеется философское стихотворение, которое хочется привести целиком. «Кого-то нет, кого-то нет... / В одной квартире старой / Висит гитара давних лет, / Умолкшая гитара. / Ее владельца ожидать / Нелепо, бесполезно, - / Унесена его кровать / К соседям безвозмездно. / Но кто-то все не верит в быль, / Что нет его навеки, / Но кто-то отирает пыль / С потрескавшейся деки. / И, слушая, как вечерком, / Не помня песен старых, / Бренчат ребята за окном / На новеньких гитарах, / Все смотрит вдаль из-под руки – / Во мрак, в иные зори – / И ждет, что прозвучат шаги / В пустынном коридоре» (стихотворение «Кого-то нет, кого-то нет...»).

Шефнер поэтически точно решил вопросы о смысле человеческого бытия, искусства и творческого бессмертия, взяв в качестве примера судьбу безвестного гитариста.


ЕВГЕНИЙ ДОЛМАТОВСКИЙ

Долматовский Евгений Аронович (1915-1994), русский поэт. Публицистическая лирика, поэмы, тексты песен; сборники «Слово о завтрашнем дне» (1949; Государственная премия СССР, 1950), «Годы и песни» (1963), «Было. Записки поэта» (книги 1-3, 1973-88). Книга о Великой Отечественной войне – «Зеленая брама» (1981-82). Повесть «Международный вагон» (1986).

Евгений Долматовский посвятил Федерико Гарсиа Лорке немало проникновенных стихов, в частности «Романс о Гарсиа Лорке». Говоря о непреходящей ценности творчества, о песне, противостоящей злу и насилию, он восклицает: «Так значит – она бессмертна, / Так значит – играй, гитара! / Раскручивая фламенко, / Стучи каблучком, гитана. / Нет места для слез, но надо / Чтоб помнилось зло и горько: / В Гренаде, точней – в Гранаде / Расстрелян Гарсиа Лорка».

Гитара в этом отрывке выступает в качестве символа свободы и неукротимости человеческого духа.


ДАВИД ШАЙНЕРТ

Шайнерт Давид (1916), бельгийский писатель родом из Польши, пишет по-французски. Антифашистский роман «Длинноухий фламандец».

Полна отчаянья и грустного житейского смысла «Каталонская песня» Давида Шайнерта. «Так мало места надо / Для нищеты моей, / Что камня у ограды / Вполне хватило б ей. / Так надо места мало / Для гордости моей, / Что острия кинжала / Вполне хватило б ей. / Так мало надо места / Для радости моей, / Что было бы нетесно / В груди гитары ей».

Показательно, что именно в гитаре гордый испанец ищет забвения от вечных бед и несчастий!


СИДНИ ШЕЛДОН

Шелдон Сидни (1917-2007), американский писатель. Романы «Оборотная сторона полуночи» (1975), «Незнакомец в зеркале» (1976), «Гнев ангелов» (1980), «Если наступит завтра» (1985), «Мельницы богов» (1987).

Приведем забавный фрагмент романа Сидни Шелдона «Конец света» о том, что растения по-разному воспринимают ту или иную музыку. В колледже Темпл Бьюелл в Денвере «обычные растения были помещены в три разных стеклянных ящика, в одном ящике звучала рок-музыка, в другом – музыка, исполняемая на индийских ситарах, а в третьем музыки не было. Ход эксперимента снимали кинокамеры Си-би-эс. Через две недели растения в ящике с рок-музыкой погибли, в ящике без музыки они росли нормально, а вот в ящике, где звучали мягкие звуки гитар, они дали прекрасные бутоны, тянущиеся к источнику звука. Уолтер Кронкайт продемонстрировал этот фильм в передаче новостей. Если хотите проверить, это было 26 октября 1970 года».

Перед нами лишнее доказательство того, что красота благотворно воздействует на все живое, и вдвойне примечательно, что гитара обладает такими же качествами.


АЛЕКСАНДР ГАЛИЧ

Галич (настоящая фам. Гинзбург) Александр Аркадьевич (1918-1977), русский драматург, поэт. Комедии и сценарии фильмов «Вас вызывает Таймыр» (1948), «Верные друзья» (1954; обе – совместно с К.Исаевым), «На семи ветрах» (1962). С нач. 1960-х гг. получил неофициальное признание как автор и исполнитель песен-новелл, в основном трагикомического содержания: главные темы – память и ответственность за прошлое, противостояние произволу, конформизму (сборник «Избранные стихотворения», 1989). С 1974 за границей.

Когда гитара из сольного инструмента превращается в аккомпанирующий, это унижает гордый, самодостаточный инструмент. Ее роль низводится до какой-то служанки в пьяных застольях. Как писал Александр Галич в стихотворении «Желание славы»: «Я сижу, гитарой тренькаю – / Хохот, грохот, гогот, звон... / И сосед-стукач за стенкою / Прячет в стол магнитофон...»

Можно ли назвать искусством бездарную самодеятельность известного барда-политикана?

Александр Галич – человек с изломанной судьбой и разуверившийся в Родине. Его, истинного космополита, обуревает жажда странствий: «И хотелось-то мне в дорогу, / Налегке, при попутном ветре… / Я шагал бы, как вечный цыган, / Никого бы нигде не трогал, / Я б во Пскове по-птичьи цыкал, / И округло на Волге окал, / И частушкой по струнам – взлет, / Да гитара, как видно, врет, / Лишь, мучительна и странна, / Все одно дребезжит струна!» (стихотворение «Черновик эпитафии»).

Гитара здесь не при чем. Если кто-то бренчит на одной струне и при этом обнажает свою издерганную, запутавшуюся душу, то нет ничего удивительного, что песня у него не получается.

Иногда у Александра Галича от ощущения жуткой безысходности вырываются из груди прекрасные слова о гитаре. Обращаясь к близкой ему женщине, он спрашивает: «Только чем ты помянешь меня? / Бросишь в ящика пыльного прорубь? / Вдруг опять, среди белого дня, / Семиструнный заплещется голубь. / Заворкует неладно лады / Под нытье обесславленной квинты… / Если мы и не ждали беды, / То теперь мы воистину квиты».

Чудесная метафора, сопоставляющая птицу и гитару, оживляет стихотворные строки, привносит поэзию в скорбный монолог слабого, страдающего человека. (Стихотворение «Понеслись кувырком…»).


ВЛАДИМИР ДУДИНЦЕВ

Дудинцев Владимир Дмитриевич (1918-1998), русский писатель. В романе «Не хлебом единым» (1956) – драматическая судьба изобретателя, сталкивающегося с бюрократической системой. Сборник «Повести и рассказы» (1959). Трагическая судьба отечественной генетики в кон. 1940-х гг. – в основе остросюжетного романа «Белые одежды» (1987). Государственная премия СССР (1988).

Гитара – богатый, независимый инструмент, не привязанный к какой-либо идеологии. В 20-30-е годы в советской России ее пытались осуждать, как «классово-чуждую», однако благодаря усилиям Иванова-Крамского ее репутация быстро восстановилась. В романе Владимира Дудинцева «Белые одежды» находим меткое наблюдение, касающееся психологии людей, кого изо дня в день перекармливают пропагандистскими лозунгами, так что они перестают поддаваться агитации и живут только музыкой. «Женщина пела со старомодными эстрадными подвывами в голосе, но слова были серьезны: «Мы идем на смену ста-арым, утомившимся бойцам – мировым зажечь па-ажаром пролетарские сердца!» Все было очень естественно, и Федор Иванович тут же сообразил, что во времена молодости этой женщины даже под гитару, даже весной, в парке звучали именно такие слова, и не мешали молодой жизни».


ИВАН СМИРНОВ

Смирнов Иван Иванович, бывший заключенный фашистских концлагерей, автор мемуарной книги «Бухенвальдский набат», которую начал писать в 1963 году.

О том, что даже в немецких концлагерях, за колючей проволокой, можно было изредка послушать гитару, мы узнаем из книги «Бухенвальдский набат» Ивана Смирнова. «У нас во флигеле «А» собралось человек двести, пришли поболтать из других блоков. Тут же Яша Никифоров. У него в руках раздобытая где-то с помощью немцев-заключенных гитара. Он неторопливо щиплет струны, неторопливо вокруг него струится разговор. Все сегодня настроены лениво, вольно, отдыхают, никуда не спешат».

Свидетельству очевидца можно верить: даже в кромешном аду Бухенвальда чистый, печальный голос гитары согревал узников теплом надежды!


АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН

Солженицын Александр Исаевич (род. 1918), русский писатель. Рассказы «Один день Ивана Денисовича» (1962), «Матренин двор» (1963; оба опубликованы А.Т.Твардовским в журнале «Новый мир»). Повести «В круге первом», «Раковый корпус» (1968; опубликованы за рубежом), «Архипелаг ГУЛАГ» (1973; в СССР распространялся нелегально). Эпопея «Красное колесо» (1971-91). Нобелевская премия (1970).

«Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына – это, без преувеличений, энциклопедия советской лагерной жизни. Попробуем полистать ее, чтобы найти в ней упоминания о гитаре.

Сцена «ухаживания» в женском бараке.

«Пятеро девушек ходят, обернутые в простыни: играя в карты накануне, блатняки проиграли с них все, велели снять и отдать. Вдруг входит с гитарой банда блатных – в кальсонах и в фетровых шляпах. Они поют свою воровскую как бы серенаду».

Какими-то островками цивилизации в сталинских лагерях являлись помещения КВЧ – культурно-воспитательной части. Сюда приходят вечно голодные заключенные, чтобы на недолгое время забыться.

«Как будто среди разгула нечистой силы кто-то обвел по земле слабо-светящийся мреющий круг – и он вот-вот погаснет, но пока не погас – тебе чудится, что внутри круга ты не подвластен нечисти на эти полчаса. Да еще ведь здесь кто-то на гитаре перебирает. Кто-то напевает вполголоса – совсем не то, что разрешается со сцены. И задрожит в тебе: жизнь – есть! она – есть!»

Лагерное начальство помыкало заключенными, как капризные баре – своими крепостными. Особенно выделялся полковник Мамулов, брат начальника секретариата самого Берия.

«…Любимая его квартира была загородная, при лагере. Сюда приезжал иногда и сам Лаврентий Павлович. Привозили из Москвы всамделишний хор цыган и даже допускали на эти оргии двух зэков – гитариста Фетисова и плясуна Малинина (из ансамбля песни и пляски Красной армии), предупредив их: если где слово расскажете – сгною!»

Солженицын описывает знакомство с архидьяконом Владимиром Рудчуком, который был когда-то чуть ли не личным секретарем патриарха. Попав в лагерь, тот ухитрился пристроиться художником в КВЧ. Его не без оснований подозревали в стукачестве.

«Он в лагере получал «Вестник московской патриархии» и иногда с важностью рассуждал о великомучениках или деталях литургии, но все деланно, неискренне. Еще была у него гитара, и только это искренне у него получалось – сам себе аккомпанируя, он приятно пел: «Бродяга Байкал переехал...», – еще покачиванием передавая, как он объят скорбным ореолом каторжника. Чем лучше человек в лагере живет, тем тоньше он страдает...»

Потрясает выразительной силой воспоминание автора книги об одном из концертов, где, как издавна было заведено, лагерное начальство тщательно проверяло репертуар на предмет крамолы. Однажды все же удалось обхитрить туповатого начальника КВЧ в золотых погонах.

«У Жени был небольшой голос, он охотно пел для друзей в секции барака и со сцены тоже.

И вот однажды было объявлено:
 - «Женушка-жена»! Музыка Мокроусова, слова Исаковского. Исполняет Женя Никишин в сопровождении гитары.

От гитары потекла простая печальная мелодия. А Женя перед большим залом запел интимно, выказывая еще недоочерствленную, недовыхолощенную нашу теплоту:
Женушка-жена!
Только ты одна,
Только ты одна в душе моей!

…Померк длинный бездарный лозунг над сценой о производственном плане. В сизоватой мгле зала пригасли годы лагеря – долгие, прожитые, долгие оставшиеся. Только ты одна! Не мнимая вина перед властью, не счеты с нею. И не волчьи наши заботы... Только ты одна!..

Милая моя,
Где бы ни был я –
Всех ты мне дороже и родней!

Песня была о нескончаемой разлуке. О безвестности. О потерянности. Как это подходило! Но ничего прямо о тюрьме. И все это можно было отнести и к долгой войне.
И мне, подпольному поэту, отказало чутье: я не понял тогда, что со сцены звучат стихи еще одного подпольного поэта (да сколько ж их?!), но более гибкого, чем я, более приспособленного к гласности.

А что ж с него? – ноты требовать в лагере, проверять Исаковского и Мокроусова? Сказал, наверно, что помнит на память.

В сизой мгле сидели и стояли человек тысячи две. Они были неподвижны и неслышны, как бы их не было. Отвердевшие, жестокие, каменные – схвачены были за сердце. Слезы, оказывается, еще пробивались, еще знали путь».

Таким образом, гитара звучала в сталинских лагерях, ее голос рождал в очерствевших сердцах Веру, Любовь и Надежду.

Культурно-воспитательная часть (КВЧ) в сталинских лагерях, как свидетельствует Солженицын на страницах романа «В круге первом», – это «единственный в лагере огонек, единственный уголок, куда можно было на полчасика зайти перед отбоем и почувствовать себя человеком: перелистать газету, взять в руки гитару, вспомнить стихи или свою прежнюю неправдоподобную жизнь. Лагерные «Укропы Помидоровичи» (как звали воры неисправимых интеллигентов) сюда тянулись…»

Да, писатель прав. То был маленький оазис свободы на пространстве, обнесенном колючей проволокой, где измученные люди поверяли гитаре свои грустные мысли и надежды!

Глава «Досужные затеи» романа Александра Солженицына «В круге первом» посвящена воскресному отдыху заключенных марфинской шарашки. Тюремное начальство в своем рвении превращает его в своеобразную пытку, так как всячески ограничиваются прогулки и общение зэков между собой. Мало этого! «После годовой переписки со всеми высокими инстанциями было также решено, что и музыкальные инструменты типа «баян», «гитара», «балалайка» и «губная гармоника», а тем более прочих укрупненных типов, – недопустимы на шарашке, так как их совместные звуки могли бы помочь производить подкоп в каменном фундаменте».

Казалось бы, когда и поиграть на любимом инструменте, как не в свободный от работы день, так нет: запрещено, да еще с такой иезуитской изобретательностью!

День 5 марта 1953 года, как вспоминает Александр Солженицын на страницах романа «Раковый корпус», был в лагерях необычным. «Вдруг – не вывели на работу, и бараков не отперли, держали в запертых. И – громкоговоритель за зоной, всегда слышный, выключили. И все это вместе явно показывало, что хозяева растерялись, какая-то у них большая беда. А беда хозяев – радость для арестантов! На работу не иди, на койке лежи, пайка доставлена. Сперва отсыпались, потом удивлялись, потом поигрывали на гитарах, на бандуре, ходили на выгонки к вагонке догадываться»… «Э, ребята! Кажись – Людоед накрылся...» – «Да ну???» – «Никогда не поверю!» – «Вполне поверю!» – «Давно пора!!» И – смех хоровой! Громче гитары, громче балалайки!»

Страна скорбно прислушивалась к траурной музыке, лившейся изо всех репродукторов, а за колючей проволокой украдкой веселились: сдох Людоед! Так гитара вносила свою оптимистическую нотку в реквием, звучавший повсюду.