Не ищи, не свищи

Виталий Валсамаки
Тамара Аркадьевна третий день пребывала в состоянии нарастающей паники: позади почти тридцать лет совместной жизни, а её Валерик, её надежная опора, который  в ловеласах и в молодые годы не числился, пока она на недельку уезжала к дочери в Москву, вдруг скрылся в неизвестном направлении. Написал в прощальной записке: «Не ищи меня, не свищи – я не вернусь. Зачем тебе нужен глупый павлин? Ты была всегда честна передо мной: ни разу в ответ на мои ласки и добрые слова в любви не призналась».

Проклятый интернет семью поломал – муж снюхался с какой-то обольстительницей. На сайте «Стихи.ру» закадрили. Стишками невинно перекидывались да посланиями умными, и вот...

Хоть ищи теперь, хоть свищи, но никому не пожалуешься. Просвистала своё счастье. Не хотела, а просвистала… «Зачем любовь, зачем все эти карамельные комплименты?»,  – так думала по глупости. Не верилось, что кто-то однажды  Валерика заманит в сети любовной страсти теми же словами, которые в её горле костью застревали. От гордыни поперёк вставали. Ласковые признания мужа принимала, как достойную плату за свою красоту. Красота незаметно увяла, а гордыня осталась.

Прочитала ту записку и получила, можно сказать, черепно-мозговую травму – третий день голова раскалывается, об одном и том же думает да плачет. А проку-то! Тут хоть пой, хоть волчицей вой, а Валерик уже не вернётся. Не возвратится ни за какие пряники – уж она-то хорошо знала несгибаемый характер мужа: терпит, терпит, а потом бесповоротно крутое решение примет. Суждено отныне одной куковать, старость встречать. Каково стерпеть такую обиду?!..

«А ведь я его и в самом деле по-настоящему не любила, – вдруг съёжилась от собственной честности. – Владела им как необходимой вещью или любимой игрушкой, уверовала в вечное владычество. Однажды, ради разбавления скуки, ему даже изменила. Валерик ни в чём не был хуже любовника, этого жуира игривого, но всё же решилась на бесстыдство. Мне семейное благополучие без хмелинки греха тогда казалась пресным. Да что же я вру-то себе, уже много лет вру по привычке! Не было там, в чужой постели, ни чистой, ни истинной любви – просто мстила мужу за то, что он умнее меня. Почему Валерику я всегда безотчётно завидовала? Зачем слишком ревниво относилась к его успехам? Вот дурында!.. Моя никчёмность меня изнутри прожигала. Потому и насмехалась над его увлечённостью поэзией и тайком злилась, когда на литературных вечерах мужа окружали почтительным вниманием восторженные дамы с наболевшей тоской в глазах по ласками настоящих мужчин».

Тамара Аркадьевна подошла к окну, кинула взгляд на потрёпанные «Жигули», бесхозно стоящие во дворе. «Уж лучше бы угнали эту старую развалюху, – подумала равнодушно. – Жалко, конечно, и машину. А тут – живого мужа из семьи увели. Кому я теперь такая нужна: ни кожи, ни рожи. На бабку Ёжку похожа! Вот уже и стихами с горя заговорила».

Усмехнулась горько и присела к столу у окна. Мысли опять полетели пулями в пустоту. Много пуль…

Зря я надменно хихикала, – покаялась про себя. – Ну, занялся он поэзией – что тут плохого! Нормальную забаву себе нашёл после выхода на пенсию. Не пиво хлестал и не «козла» в беседке с мужиками заколачивал, где пьяные маты обычно рекою текут. Всё ж подполковником уволился из армии. Военным журналистом был, редактором газеты, даже ранение в Чечне получил. Ему не место среди этой серой публики. Смирно сидел у компьютера, клевал клавиши по утрам, никому не мешал. Я же ему шпильки ставить не уставала: «Гением себя возомнил. Их и без тебя хватает!» Недавно, помнится, вскочил со стула и на балкон выбежал. Курил там вонючие сигареты, дымом давился. Немного успокоился, а потом так и сказал:

– Ты, Тамара, лучше меня не терзай. Знаменитым стать не обещаю, и гонорары лопатой в твой кошелёк не сгребу. Но есть у меня настоящее счастье: я обречён стихи писать. Творчество – это моя сила. А ещё – любовь!

– Как же, любовь ему подавай! Шестой десяток уже пошёл, а он про любовь размечтался. А тебе не стыдно любовные стишата строчить!? Смотрю на тебя, точно: седина в бороду – и бес застрял меж рёбер.

Глянул то ли с жалостью, то ли с осуждением, и выдал:
– Всякая птичка имеет право на свою песнь.

Не стерпела, сдуру и съехидничала: «Тоже мне, павлин нашёлся!»
Вдруг весь затрясся, подошёл вплотную и приказал тихо, но угрозно: «Не смей ёрничать!»
– А то что? – вспыхнула и зыркнула занозисто.

Не ответил, только холодом взгляда облил.

Бацнулась бы на колени прощение вымолить, да где его, родненького, найти! Велика Россия, от Владивостока до Калининграда следа не вынюхать. Сама виновата! Сама… Не сберегла, потеряла… Что дочери скажу? Как оправдаюсь? Она всегда была на стороне отца, не раз предупреждала о беде грядущей …

А та бабёночка, которая его приласкала, кто она – вдова или разведёнка? Да и какое это теперь имеет значение! Она оказалась умнее меня. Я только теперь поняла, каким богатством владела. Нового супруга не купить. Мужик – он не иномарка. Да и не нужна мне, дуре, новая головная боль. Нормальные женишки давно оприходованы, а эти, бабуины подзаборные, – на что они гожи?

Ворчливо громыхнул вдали гром, прокатился по небу раскатисто, сердито. Дождь  дятлом застучал по карнизу, капли потекли по оконным стёклам. Страх сжал грудь… Тамара Аркадьевна безвольно склонила голову, с придыханием взмолилась в пустоту:

– Валера, миленький мой, вернись! Я теперь во всём буду уступать, в любых случаях…  Я бы никогда… Я бы…