1.
Настоящее имя бабушки было Хильге, но все звали ее Ольга. Фамилия бабушки была Мартенс. Такая же была и у Иры, потому что сын бабушки, папа Иры носил тоже фамилию Мартенс. А звали его Карл. И Ира получалась - Ирина Карловна Мартенс. А маму Иры звали Нина. И фамилия у нее была Тарасенко. Потому что второго маминого мужа звали Анатолий Тарасенко и мама взяла его фамилию, снова выйдя замуж после того, как папа умер.
Папа Иры был на двадцать лет старше ее мамы и был ведущим инженером на предприятии Сибзавод в Омске. Папа делал трактора и другую сельскохозяйственную технику. Он был очень веселый с большими рыжими усами и любил петь старые немецкие песни, которым его еще в детстве научила бабушка Ольга. Ира была очень очень счастлива, когда они жили все вместе в большом старом доме бабушки. Там стояло пианино, был огромный деревянный шкаф набитый старыми книгами на разных языках, а у огромной чугунной печки на меховом пуфике спал толстый рыжий кот, которого звали как папу - Карл. Иногда было непонятно, кого зовет на кухню бабушка - папу или кота. Иногда они прибегали вместе - папа весело мяукал, а кот молча путался у него под ногами.
Отношения мамы с папой были очень ровными - папа ее обожал и всегда старался баловать *своих девчонок*, а мама ласково позволяла ему это делать. А вот с бабушкой отношения у Нины не заладились сразу. В этом не было ничего необычного - старая старая немка, родившая сына в тридцать с лишним лет еще *при царе горохе*, как говаривала Нина, привыкшая в доме быть единственной хозяйкой и иметь сына в полном распоряжении, очень болезненно восприняла приход в дом совсем молодой девушки. Ее сорокатрехлетний сын не мог надышаться и налюбоваться на свою красавицу жену и был просто в восторге от рождения дочери. Бабушка Ольга не была законченной эгоисткой и понимала радость сына и даже отчасти разделяла ее, но ей было страшно непривычно все то, что так неожиданно ворвалось в ее старенький скрипучий дом. Она мужественно пыталась соответствовать в свои 70 с большим лишком лет коллективу, в котором ей довелось оказаться, но получалось у нее так себе. Например, когда все, напившись чаю, вдруг начинали играть в шумное домино или бегать в прятки по дому... А бывало и вовсе неудобно - только присядет старая в кресло почитать у окна, как включат громко музыку, набегут в дом подружки внучки и начинается тарарам. И готовить, по ее мнению, Нина не умела, и гладила рубашки плохо, и вообще, мало занималась обучением ребенка культуре. Но замечания эти она вслух невестке никогда не делала. Нина сама за нее озвучивала все ее мысли.
Именно бабушка Ольга научила Иру нотам и игре на пианино. Методично, как это умеют только немцы, она каждый вечер усаживала маленькую рыжую непоседу на старую обитую кожей скамеечку и начинала очень тихим и нудным голосом объяснять премудрости звуков. Сухими тонкими пальчиками Ольга отбивала такт по колену внучки и такой же такт отбивала по клавишам.
Именно пианино и сблизило внучку с бабушкой. Годам к десяти Ира вдруг поняла, что хочет быть музыкантом. Ей грезились залы филармоний и консерваторий, овации и букеты. И бабушка изо всех сил постаралась поддержать внучку в этом зарождающемся возвышенном интересе.
Но неожиданно все оборвалось. Как пишут обычно классики: дождливым осенним вечером к ним пришли папины коллеги и друзья по работе и сказали, что он в больнице, потому что прямо на рабочем месте у него случился инфаркт. Ира и раньше слышала от бабушки, что у папы слабое сердце, но это для нее ровным счетом тогда ничего не значило. Зато, когда через четыре дня после этого визита у них на веранде появилась красная крышка гроба, до ее сознания дошло, что это за напасть - *болезнь сердца*.
Смерть отца очень сблизила бабушку и внучку. Ира оставила подружек и стала почти все время проводить дома. Бабушка ей много рассказывала про свою нелегкую жизнь. Именно тогда Ира узнала, что бабушка происходит из меннонитов - немцев-сектантов, строго придерживающихся библейских учений. Еще в начале 30-х годов родители выдали ее замуж за старого вдовца с четырьмя детьми. Муж умер через пять лет. А его дети, повзрослев, постепенно один за другим оставили дом. А потом, уже когда ей было за 30 у нее случился роман с одним женатым членом общины. Это был страшный грех, и ее изгнали. Она ушла с сыном, с папой Иры, В МИР, как называли меннониты все, что лежало вне их общины. В их устах красивое слово *мир* звучало с оттенком ужаса. В миру ей было идти некуда. И она подумала и решила пойти в отдел образования с предложением своих умений обращаться с детьми и играть на музыкальных инструментах. И ее взяли учительницей музыки. И даже выделили под жилье комнату в деревянном доме, где кроме нее жили еще несколько учительниц. Они все подружились и жили душа в душу , пока кто-то из них не вышел замуж, а кто-то не поменял работу или место жительства. Так бабушка Ольга осталась в старом доме одна. Там она состарилась и пошла на пенсию. Своих родственников меннонитов она никогда больше не встретила.
Единственной нитью связывающей ее с памятью о родных была длинная нить жемчуга. Откуда в ее семье появился этот жемчуг она не знала. И это было загадкой, так как меннонитки украшений не носили. Это было запрещено уставом общины. Но именно эту длинную предлинную жемчужную нить цвета топленого молока, мягко и мелодично постукивающую, ей в последнее мгновение тайно сунула за пазуху мать, с болью глядящая в глаза дочери полные слез.
Ольга берегла жемчуг как зеницу ока. И даже в самые трудные годы не продала и не рассталась с ней.
Очень грустно было ей, что именно из-за этой жемчужной нити и были испорчены ее отношения с невесткой. Трудные девяностые годы встретили оставшуюся без кормильца семью безжалостной гонкой людей за выживанием, жестокостью и равнодушием.
- Ради ребенка!- кричала на кухне усталая после двенадцатичасовой смены Нина - Ради ребенка, единственной внучки не можешь поступиться какими-то бесплодными воспоминаниями! Сама уже не можешь ничего в дом принести, так хотя бы по жемчужинке, по жемчужинке продала бы! Ирке в школу обуть нечего, подруги смеются, а ты на ладан дышишь да все свой жемчуг прячешь!!! Ирка вся бледная - уже месяц фруктов не ела....
Нина глухо рыдала, уткнувшись ночами в подушку, а Ольга, не дрогнув и мышцей лица шла мочить подушку в свою шляфциммер. Ира пыталась мирить их, убеждая маму, что ей не нужны фрукты и туфли, потому что она никуда не ходит, а в школе довольно и одной пары кед.
Бабушка Ольга не говорила внучке ни одного плохого слова про Нину, а Нина, видимо выкричавшись вслух и так, молчала про Ольгу при дочери. Но Ира чувствовала и понимала - мира между ними нет и не будет. Так нудно и однообразно прошло несколько лет, в течение которых Нина не раз пыталась тщетно разыскать жемчуг в доме...
2.
А потом она неожиданно заявила, что выходит замуж и уходит жить к мужу. Своего будущего мужа, Анатолия, она привела показать внучке со свекровью. Ольге он, естественно, не понравился. Нина так и сказала ей, уходя вечером:
- Толик тебе не понравился, но он очень добрый и не жадный. Не то что некоторые...
А Ире, которой на тот момент исполнилось 16 лет, было уже все равно, потому что ей самой уже начали нравиться мальчики и мечталось выйти замуж. Правда замужество она свое представляла очень странно - избранники в ее юном воображении менялись, но обстановка оставалась та же - праздничные столы в их старом доме и любимая бабушка, встречающая ее с женихом со своим коронным немецким яблочным кухеном в тонких пергаментных ручках.
Новый муж мамы оказался *новым русским* бизнесменом. Он был большой и шумный. Бабушка его звала *кальб*, что по-немецки значило *теленок*. У него был свой новый огромный дом в строящемся под Омском поселке для бизнесменов. В тот дом Нина дочку не звала, понимая и чувствуя, что старуха и девочка не согласятся покинуть друг друга. Со временем посещать бывшую свекровь и дочь Нина стала все реже и реже, но деньги, так неожиданно свалившиеся на нее в неограниченном количестве, подкидывала им регулярно.
Так и остались вдвоем очень очень старая бабушка и совсем юная внучка.
Сама Ира неожиданно для себя открыла, что общение с бабушкой Ольгой не только необычно интересно, но помогает ей узнать лучше и саму себя. Бабушка научила ее плести немецкие кружева, делать одеяла квилт, печь необычные пироги и варить супы. Совсем неожиданно оказалось, что бабушка помнит все все из своей далекой юности - какие мальчики ей нравились, кто какие записки кому передавал...
Однажды бабушка рассказала свою собственную историю уже совсем под новым углом.
- Я никому никогда не рассказывала это. Я думала, что это все грешно и таила и молилась. Но сейчас, прожив жизнь и повидав множество чужих жизней, я поняла - как невинна и наивна была моя первая любовь.
Мне было как и тебе, лет 17. Его звали Петер. Да...так просто его звали. Он лучше всех пел в церковном хоре. И лучше всех работал в поле. И лучше всех управлялся с лошадьми.
По крайней мере, мне так казалось.
Я смотрела на него тайно. Нам нельзя было показывать наше внимание противоположному полу. Люди сказали бы, что это грех и осудили. Но, все равно, вся молодежь смотрела друг на друга.- бабушка рассмеялась - Тайно!
Потом я заметила, что и он тайно смотрит на меня. И мы вместе таились и смотрели.
И вот он однажды передал мне записку со своей младшей сестрой. Записка была в Библии. Там он написал стихи из Павла: Любовь не мыслит зла и все прощает!
Я вернула ему Библию с цветочком. Разбитое сердце так называются эти простые садовые цветы.
И все между нами стало ясно и просто. Иногда, невзначай столкнувшись в коровнике, мы целовались. Это были совсем короткие мгновения. Мы даже в церкви не могли говорить друг с другом. Потому что сотни глаз следили за всем и вся. Женщины в церкви сидели с одной стороны. Мужчины - с другой. Каждый взгляд, каждое движение в сторону противоположного пола могло быть замечено любым и истолковывалось всегда однозначно - у них интерес!
Неожиданно его младшая сестра проговорилась родителям. Она думала над нашей перепиской и решила, что мы можем совершить грех. Бедняжка долго плакала и рассказала сначала матери, а та уж рассказала мужу. Петера моего выдрали ремнем и решили срочно женить. Ему было уже 18, и они посчитали, что уже несколько медлят. У меннонитов в обычае женить детей рано, заранее выбрав им подходящую, с точки зрения общины и семьи, пару. Очень часто специально учитывалось, чтоб молодые не были друг в друга влюблены, потому что любить друг друга больше нежели Бога было грешно.
Так нас и разлучили. Его женили на милой и скромной девушке. А меня на довольно старом многодетном вдовце, нуждающемся в помощнице по хозяйству.......
Старая Ольга плакала крайне редко. Все трудности и несчастья она сносила стоически, безмолвно молясь... Но в этот момент она отерла покрасневшие глаза рукавом старого белого свитера. Ира обняла бабушку и они вместе надолго загрустили.
- Это я рассказала тебе про свою невинную любовь, Иринушка. А вот про любовь - виновницу моего изгнания из общины не могу рассказать всего. Скажу только, что Карла, твоего папу я родила все от него же, от моего милого Петера...Но его, видишь, не изгнали из общины. За него замолвила слово вся его родня, а особенно просила жена. Его оставили каяться и исправляться под присмотром общины. А меня выставили. И родителям было велено от меня отказаться. У меннонитов именно женщина всегда является причиной мужского грехопадения. Петер передал мне через мою маму вот этот свитер. Он был тогда совсем новенький, только-только связанный его мамой...
Действительно, Ира не мыслила бабушку без этого старого белого пушистого свитера. Локти на нем бабушка уже заштопала давно. А чтобы штопка не очень бросалась в глаза, латала ее старым бисером. Свитер постепенно видоизменялся - из просто белого становился разноцветным - то солнышко появлялось на нем, то кошечка, то цветочек.
А потом как-то зимой бабушка слегла. Ей был уже 91 год. Болезнь ее не была неожиданностью, но Ира все равно восприняла ее очень тяжело. Она готовилась к свадьбе. И сны из детства о том, как бабушка выносит ей с избранником свой замечательный яблочный кухен, не давали ей покоя.
- Бабушка, миленькая, только поправься,- шептала она ей в седых витках старческое большое ухо,- Господи, пусть моя бабушка еще поживет! Я так ее люблю!
Ирин избранник Саша изо всех сил старался помочь. Он покупал фрукты и лекарства, возил бабушку на отцовской машине по докторам. Но все доктора, как один, безнадежно смотрели мимо Ирининого лица, куда-то за плечо и старательно выговаривали каждое слово:
- Вы же понимаете, что возраст такой!
Бабушка попросила больше ее к врачам не возить.
- Если Господу будет угодно, то я еще поживу, а если нет, то, значит, так лучше.- сказала она,- Вы, детки, лучше к свадьбе готовьтесь. Не откладывайте. Если тянуть не будете, то, может, и я на ней еще пирогов поем.
Свадьбу назначили на апрель. Бабушка, сидя на высоких подушках в постели, все так же в своем белом старом свитере, плела внучке кружева на платье.
- Не было у меня платья свадебного, Ира. Не было. В церкви меня за вдовца замуж в простой юбке и белой блузе отдали. А я так мечтала самой себе кружева на юбку сделать... Вот... Внучке наплету кружев.
Такая важная задача заставила бабушку Ольгу стать снова энергичнее и, видимо, вдохнула в нее новые силы для жизни. В конце марта, она поднялась на ноги и собственноручно приготовила внучке и ее избраннику луковые колбаски. Вечером они с бабушкой в четыре руки сыграли на пианино, а Саша, у которого оказался неплохой голос, попытался петь в такт музыке.
А на следующий день, когда бабушка осталась в доме одна, ворвался Анатолий. Более двух лет о нем не было ни слуху ни духу. Нина жила в Испании, в купленной им вилле на берегу моря. Последний раз она приезжала прошлым летом и жаловалась, что он намерен бросить ее, заменить на молодую.
- Где ваш чертов жемчуг?- орал он на бабушку, носясь по дому как ветер и разбрасывая из шкафов вещи,- Дура ваша долгов на триста тысяч евро навешала на меня! Или вы жемчуг отдадите или....или....- фантазия Анатолия на этом обрывалась трехэтажным матерным слогом.
- Мы его давно продали...- только и сумела прошептать старенькая хрупкая бабушка.
Анатолий недоуменно захлопал ресницами, ослабело остановился и, словно приходя в себя после забытья, провел ладонью по глазам:
- Прости, бабка,- прошептал он и исчез так же быстро, как и появился.
Когда Ира и Саша пришли домой вечером, они нашли бабушку сидящую в своем старом кресле. В руках она держала свой старенький свитер. Лицо ее было спокойно. Руки уже холодные.
Ноги Иры ослабели и сами собой подогнулись, и она упала на колени рядом с бабушкой и, обхватив ее руками, заплакала... Саша гладил ее по склоненной голове и тоже плакал. Ему очень полюбилась тихая добрая бабушка, которая всегда очень тактично умела в нужный момент исчезнуть или появиться, сказать мудрое слово или промолчать и никогда никогда никому не читала нравоучений и не делала никаких упреков.
Когда Ира высвободила из бабушкиных рук старый свитер, то обнаружила, что один шов был тщательно распорот и из него свисал уголок жемчужной нити, а из самого свитера выпал старый пожелтелый листок с полустертым написанным по немецки карандашным текстом. Рядом, чуть ниже, бабушка нетвердой рукой приписала шариковой ручкой: Ира, это тебе.