День начался довольно неудачно. Можно даже сказать, начался по-дурацки.
Я шагал по улице. На обочине сидел нищий, вымаливал подаяние. Меня одолел приступ скупости, и я прошел мимо. Через несколько шагов ощутил угрызения совести и вернулся. Пока шел назад, скупость снова взяла верх. И чтобы как-то оправдать свое возвращение, я показал нищему кукиш…
Вот она, вечная проблема всей моей жизни! Я подвержен странному, необъяснимому борению чувств. Кое-кто назвал бы это раздвоением личности: казалось бы, только что я испытал возвышенный и благородный порыв, но не успела минутная стрелка часов описать полный круг на циферблате, как мое стремление уже сменилось другим, прямо противоположным. Столь противоречивое свойство натуры создает постоянные сложности в общении с окружающими, и как следствие -- ни любящей семьи, ни бескорыстных друзей, ни надежд на стабильный карьерный рост, ни устойчивых политических взглядов.
По-хорошему, мне стоило бы обратиться к мозгоправу. Однако сейчас я шел не к мастеру прикладной психологии, а к другому человеку: меня ждала встреча с моим компаньоном, чтобы обсудить с ним детали весьма деликатного дела.
В общем, как уже было сказано…
* * *
…день обещал выдаться паскудным.
Мой компаньон нежил чресла в уютном ортопедическом кресле, отхлебывал марочный коньяк из хрустального сосуда и улыбался мне сочными мясистыми губами. Я бесконечно уважаю своего партнера за проницательный ум и деловую хватку, но все-таки, все-таки… Нет, описывать его внешность я не стану -- мне противно. Достаточно упомянуть, что он тучен и пошл. Как правило, любая наша встреча начинается с того, что мне приходится выслушивать коротенькую, минут на сорок историю о его вчерашних подвигах на любовном фронте. Предание всякий раз звучит свежо и сногсшибательно, хотя верится в него с трудом -- по причине толстого брюха и тяжелой одышки, коими обременен рассказчик.
-- Салют! -- компаньон поприветствовал меня поднятием фужера. Обменяться рукопожатием, правда, не предложил, равно как и отведать напитка королей. -- Знаешь, за что я тебя ценю?
-- Знаю, -- скромно ответил я. -- За красивые глаза…
Глаза у меня действительно не лишены симпатичности, даже с учетом того, что на переносице красуется шрам -- косой след, оставленный самурайским мечом. Когда-то в прошлом этим клинком якобы владел сам Миямото Мусаси, легендарный японский фехтовальщик XVII века. Разумеется, чушь для наивных лохов, однако сбыть сказочную регалию нам с партнером удалось по вполне реальной цене в инвалюте. И хотя незадолго до того мне чуть не снесли той самой регалией башку… впрочем, ладно. Дело прошлое и, по большому счету, успешно завершенное.
-- Не только, -- осклабился компаньон, имени которого я тоже называть не хочу, потому что, во-первых, мне его не выговорить без помощи логопеда, а во-вторых, я не уверен, что оно настоящее. -- Твое главное достоинство определяется умением быть крайне убедительным. Именно оно сейчас нам и понадобится. Посему перестань стрелять в меня своими прелестными глазами, распахни свои не менее прекрасные уши и внимай…
Вынужден признать: моему напарнику присуща чрезмерная велеречивость. Это черта, которая отличает многих творчески одаренных людей -- например, талантливых мошенников и специалистов по поддельному антиквариату. Порой мне даже кажется, что компаньон относится ко мне покровительственно, с плохо скрываемым превосходством.
Сегодня он был очень уж фамильярным. Получив от него задание, я задумался…
* * *
…и, как показала практика, напрасно.
Прежде всего, меня неудержимо потянуло закурить. Подобное желание посещает меня очень редко, только в исключительных случаях. Если обратиться к событиям минувших лет, то напрашивался вывод: не к добру это! Жажда никотина вызвана волнением, а когда я начинаю беспокоиться, со мной случаются досадные неприятности -- вроде удара фальшивой самурайской катаной поперек физиономии, поспешного бегства из одного города в другой и необходимости надолго «залечь на дно», покуда все вокруг не утихнет…
Курить, однако, хотелось просто дико. Я не дотерпел до ближайшего магазина -- свернул в подворотню и попросил тамошнюю публику угостить меня сигаретой.
-- Мне показалось или этот гнус решил до нас докопаться? -- радостно обернулся хулиган к своим приятелям (я забыл упомянуть, что в подворотне на тот момент обретались не добропорядочные граждане, а компания типичных представителей уличного гоп-стопа).
-- Вам определенно показалось, -- слегка оробев, я попытался разрядить ситуацию. Страсть как не люблю конфликтов и сопряженных с ними грубостей!
-- Не-не-не! -- загалдели антиобщественные элементы, с предвкушением потирая кулаки и демонстративно разминая кадыкастые шеи. -- Не показалось, не показалось!..
Сигарету я все-таки получил, и даже вместе с зажигалкой. Глубоко и нервно затянулся, ощущая неловкость и сожаление. Хулиганы, устлавшие собственными телами земную поверхность у моих ног, хрипели, стонали, ворочались и матерно требовали первичной медико-санитарной помощи.
Я никогда не был сторонником насилия над личностью. И все же уступить свои карманы дворовой шпане не имел права ни при каких обстоятельствах, потому что…
* * *
…при мне была крупная сумма денег.
Пачка купюр -- достаточно увесистая, чтобы придавить любые моральные принципы вроде честности и неподкупности. Эти средства предназначались некоему благообразному старичку, которого мой партнер презрительно отрекомендовал как «профессора кислых щей». Тем не менее, старичок действительно имел профессорскую степень и, судя по всему, относился к той породе интеллигентов еврейского розлива, что не боятся словесных угроз и даже занесенного над головой молотка, но млеют от утонченной харизмы и падки на легкую наживу. В том-то и состояла поставленная передо мной задача: включить обаяние на полную мощность, нащупать в душе собеседника самые чуткие струны, сыграть на них нужную мелодию, а в качестве завершающего аккорда подсунуть аппетитную денежную «котлетку».
Я стоял перед обитой дерматином дверью и мысленно прорабатывал правильную стратегию переговоров. Дверь внезапно распахнулась, и хозяин квартиры -- низенький, щуплый, седовласый, в трогательных старомодных очках -- едва не клюнул меня носом в грудь.
-- Ох! -- от неожиданности он схватился за сердце и пошатнулся. Я заботливо поддержал его за локоток и извинился:
-- Прошу прощения…
И ведь что поразительно: я произнес это совершенно искренне. Мне вдруг стало до боли конфузно, что напугал пожилого человека, что причинил ему неудобство. Весь мой запас коварства и хитрости, приготовленный для старенького, уязвимого, ничуть не похожего на выжигу ученого, рассыпался прахом.
Профессор наконец-то отдышался, поправил очки и взглянул на меня вполне доброжелательно:
-- Вы ко мне, молодой человек? Я могу быть вам чем-то полезен?
-- Нет-нет, -- возразил я с поспешностью. -- Просто ошибся адресом...
* * *
...и не только адресом.
Я ошибся, ввязавшись во всю эту историю. Когда я увидел нашего потенциального покупателя, у меня зачесался шрам на переносице и вспомнился блеск отточенной стали, полосующей мое лицо.
Клиент, как и было оговорено заранее, ждал меня в фешенебельном ресторане. Он желал заполучить в свою коллекцию орден Суворова -- вещь раритетную и безумно дорогую. А мне предстояло убедиться в серьезности его намерений.
Серьезность намерений... да уж, в ней я не усомнился ни на йоту, лишь заглянув в змеиные глаза клиента. Он сидел за столиком в одиночестве, однако явился сюда не один: зрительно просканировав помещение, я засек двоих крепких неулыбчивых мужчин, которые расположились поодаль, в разных концах зала. Ребята суровые, не чета давешним отморозкам из подворотни. При виде них воображение невольно рисовало то раскаленный паяльник, то щелкающие щипцы, то мрачный сырой подвал…
Диалог с любителем орденов не занял много времени. Коллекционер был лаконичен, убийственно вежлив и своим обликом походил на смерть, только без косы и черного балахона.
-- И хочу особо подчеркнуть -- со мной будет независимый эксперт, -- подытожил он, при слове «особо» с большой сноровкой откроив столовым ножом ломоть ростбифа. Мясо было приготовлено с кровью.
-- Разумеется, -- согласился я, который…
* * *
…многого не знал.
Например, мне было неизвестно, с чьей помощью мой компаньон штампует фальшивые антикварные диковинки. Я не представлял, по каким каналам он находит купцов на свой товар. Не имел понятия, насколько велики его доходы и справедлива ли отстегиваемая мне доля…
Звонок сотового телефона. Голос партнера в трубке, насмешливый и чуть напряженный:
-- Ну?
Меня так и подмывало ответить ему в тон: «Не нукай, не запряг!» Или вообще послать куда подальше… Однако вместо этого я прилежно продиктовал несколько цифр, по нашему условленному шифру обозначающих место, время и обстоятельства предстоящей сделки. Там моего участия уже не требовалось.
-- Молодец, -- похвалил напарник и отключился.
-- Не знаю, не знаю… -- вздохнул я, вынимая из мобильника SIM-карту и щелчком отправляя ее в мусорную урну.
Вот оно, очередное мое незнание. Еще один жест скрытой неуверенности и разнобоя эмоций…
Я шел на вокзал. На плече болталась объемистая спортивная сумка с нехитрым походным скарбом. Мне не привыкать к кочевой жизни -- сбегу из города, спрячусь, и ищи ветра в поле. Были бы деньги… а они у меня есть, ведь я не всучил их «профессору кислых щей». Интересно, как мой компаньон выяснил, что этот дедок и есть тот самый независимый эксперт, о котором упоминал в ресторане жутковатый коллекционер? Я должен был подкупить профессора, чтобы он признал фальшивку подлинником. И теперь, когда этого не случится, когда обман вскроется...
Даже не знаю (ах, черт, опять это треклятое «не знаю»!), какая участь ждет моего партнера. Хотя...
* * *
...наверняка незавидная.