Лена-Певица и Время

Свириденко Алексей
          (Лена-Певица - это совсем не то же самое, что Лена-Посредница. С Леной-Певицей наш повествующий персонаж, можно сказать, категорически не знаком)






                "…Дьявол есть, прежде всего, Время — особое,
                искривленное и разрушающее Время…"

                (Эрнст Мулдашев, "В поисках Города Богов")


          ЧАСТЬ I.

          ЗАВЯЗКА




          Вообще-то, сказать по правде Костя-басист обладает одной фантастической способностью. Он один умеет делать то, над чем уже много столетий бьются гениальные учёные, колдуют колдуны и жрут жрецы. Костя умеет сжимать время! И это чистая правда. Например, четвертная нота — это длинная нота, а шестнадцатая — короткая. По времени одна четвертная равняется четырём шестнадцатым. Но это только теоретически. На практике у каждой ноты есть ещё начало и окончание, для которых требуется дополнительное, "неучтённое" время. Поэтому четыре коротких ноты всегда длятся дольше, чем одна длинная. Потому что у них четыре начала и четыре окончания. По крайней мере, так было до тех пор, пока Костя не взял в руки бас-гитару. Но, так или иначе, он её всё-таки взял. И начал пользоваться своей феноменальной способностью. И теперь четыре "моих" шестнадцатых при всём своём желании не умещаются в одной "его" четвертной. Так Костя со своей бас-гитарой сжал моё время, съедая начала и окончания моих нот, а вместе с ними миллисекунды моей жизни и микроколебания моей кардиограммы. Сколько он их съел за год совместной игры — нет смысла считать.

          Я ж не скажу ему теперь: "Отдай назад!"

          Таким образом, Костя конечно на "машину времени" может быть и не тянет, но как какой-нибудь "агрегат времени" вполне функционален. Или там — "кривошип времени". Нет, лучше так: "Костя — шатун времени". Ускоритель времени и его же газ.
Раньше в вокально-инструментальных ансамблях электрогитар было как-то в основном по две — соло и ритм. Две гитары и бас. Бас, он-то, конечно, тоже гитара, только большая и с очень толстыми струнами. И звучит — «пум-пум». Так что гитара — это гитара, а бас — это бас. Со временем манера игры на электрогитаре стала более универсальной, и теперь в ансамблях обычно встречается один гитарист, который играет и ритмические элементы и сольные, заменяя, таким образом, двоих — ритм-гитариста и соло-гитариста. Но и басисты, глядя на это всё, не сидели спокойно. Басисты пошли дальше — придумали добавить пятую струну на свой бас, а потом и шестую. И бас теперь может звучать не только «пум-пум», но и «бем-бем»! «Пумм-буду-бемм-чики-бздыннь!» Особо прогрессирующие басисты заменяют теперь собой практически всё. Костя, например, со своей крутой шестиструнной бас-гитарой заменил уже и ритм-гитару, и соло-гитару. Иногда он заменяет даже бас.  «Буду-бемм-чики-бздыннь!» — и всем остальным остается либо уступить дорогу бравому парню, либо прибавить громкости и общими усилиями победить ансамбль, как явление. Костя-басист — заменитель ансамбля.




          ЧАСТЬ II.

          НЕУВЯЗКА



                «Родина должна знать своих героев в лицо!»
                (Юрий Ефимыч Шпулька,
                признанный мастер по засиранию мозгов,
                бессменный клавишник вокально-инструментального ансамбля «Призрак оркестра»)




          Долгое время всё это было только лишь моими ощущениями и впечатлениями, до тех пор, пока не стало мыслеобразами. Затем впечатления и мысли облеклись в человеческие слова и с помощью несложных движений пальцев на клавиатуре превратились в письменный рассказ, который я почти случайно дал прочитать Лене-Певице — в перерыве между игрой. Видимо, я в тот момент не вполне осознавал, насколько непосредственно он будет воспринят как прямое руководство к действию. А к какому именно — это, господа, по уже устоявшемуся обычаю, вообще не важно.

          Лена взяла листик и погрузилась в чтение. С первых строчек, выражение предвкушения веселья на лице сменилось наглядно представленной гаммой тревожных чувств. Примерно, как если начать объедаться шоколадными конфетами, с необычным привкусом, и где-то на пятой понять, что это привкус червячков. И даже прихруст.

          — Хы…   Гы…   ТАК ЭТО ПРАВДА!!! — неожиданно для себя Лена-Певица поняла, что правда есть. — Гы!… Это — пи…ц!!!

          В широко раскрытых глазах отражались одновременно и интерес, и смех, и паника — а что же там дальше будет? Будет ли про нее? А если про неё, то что? А если не здесь, то… где? И главное — что же её теперь спасёт?!

          — Угу!… М-м-м!…  Так, это надо дать Калошину почитать! — не найдя ничего про себя, сурово и боязливо смеясь, Лена-Певица напряжённо выдохнула и передала листок Калошину. Калошин, будучи мужиком очень выдержанным, прочитал рассказ абсолютно беспристрастно: ни бровью не повёл, ни в ус не хмыкнул, ни разу не улыбнулся, в то же время и не нахмурился. Дочитал и протянул мне листик, совершенно натурально отражая на лице отсутствие какой бы то ни было новизны.

          А потом он начал потихоньку мрачнеть. И присматриваться к Косте, отыскивая в нём то новое, что он всегда и сам знал. Мы закончили работу в одном ресторане, переехали в другой, и к этому времени Калошин как раз успел уже почти окончательно помрачнеть, присмотреться, отыскать, и во время игры повернулся к Косте и сердито заорал:

          — Костя! Тише!

          Костя, привыкши за семь лет к маразму старших коллег, выработал в себе собственное противоядие, и только понимающе кивнул и улыбнулся.

          — Тише играй! — Калошин уже не просто корректировал звучание своего коллектива: он, что называется, поймал пройдоху на горячем, ухватил его крепкой начальственной рукой за длинное ухо и, с бескомпромиссным усердием, принялся искоренять из него всё его закоренелое зло. Чтобы неповадно было.

          — Костя, ты что, глухой?! Тише!

          — Николаич, успокойся! — снисходительная улыбка сильного и мудрого человека, которой Костя наградил разбушевавшегося Калошина, повергла последнего в неистовство:

          — Ты что, б…, дебил?! Дебил!!!
          — Иди на х..! — младшее поколение испытало душевный оргазм, наблюдатели из старшего заёрзали на местах.
          — Ах, ты, сопляк! Кто ты такой?! Да ты забыл, кем ты был, пока не начал с нами играть?!

          Лена, конечно, такого явного посягательства на свою истерическую монополию стерпеть не могла:

          — Калошин, успокойся!

          Калошин не успокаивался:

          — Щенок!

          "Щенок" мило проворчал:

          — Я тебе щас, вот этой бас-гитарой, так по отэтим твоим усам на…ну, что у тебя усы — отэти твои — поотпадают!

          Напомню читателю, что речь идет о тех самых усах, которые, в Калошинском случае, прикрывают его единственный на верхней челюсти передний зуб и создают воображаемую видимость остальных зубов. То есть, отпавшие усы никоим образом не способствовали бы повышению респектабельности внешнего вида нашего героического вождя. В связи с чем, трудно сказать, что же всё-таки подвигло вполне доброжелательного парня Костю возыметь желание так неблагоприятно повлиять именно на эту деталь Калошинского экстерьера. Видимо, в данном случае мы имеем дело с личным магнетизмом усов.

          Борьба со злом пошла на спад. Калошин уже не столько ругался, сколько делал вид:

          — Слова выбирай!

          Младшее поколение, в общем-то, миролюбиво, но, при этом, уверенно и конструктивно вякало в ответ:

          — Разговаривать научись!

          «Бя-бя!», «Ме-ме!», — так и успокоились, в общем. Не хватало финального аккорда. Финальный аккорд Калошин высмотрел, выискал, выносил, выквоктал и «снёс»  — когда мы уже сидели в такси и ждали Костю.

          — Тормоз! — громко «снёс» Калошин свой финальный аккорд внутри закрытой машины, глядя на Костю в упор из темноты. Костя в это время шёл по направлению к нам, на расстоянии метров десяти.

          — Да, Лёха, вот так, вот, поиграешь тут с нами, насмотришься всего, а потом ещё и напишешь про нас где-нибудь! — мечтательно прихахатывая, волновалась Лена, когда Кости-басиста в машине уже не было.

          — Ну, чего это я буду про вас писать? — как бы попытался я Лену-Певицу успокоить.
          — Ты же книгу — пишешь! — не успокаивалась Лена.
          — Пробный запуск показал, что мою книгу можно давать только подготовленному читателю!

          Калошина засмеялась. А Калошин напутственно сказал:

          — Ты только главному герою не показывай! Ты же видишь, какой он у нас пень!




          ЧАСТЬ III.

          НАША МАЛЕНЬКАЯ ТАЙНА




          — Лёха, ну принеси ещё что-нибудь почитать! — сказала мне Лена-Певица после выходных, в следующий рабочий вечер.
          — Лена, ты же сама видишь, что читатель — неподготовленный! Я бы принёс, но публика же у нас — морально неустойчивая! Опасно!
          — А я никому не буду показывать! Вообще, в перерыве буду в другую комнату уходить и там читать, чтобы никто не видел и не знал!
          — Ну ладно, посмотрим, — что там ещё можно принести…

          Лена-Певица радостно заулыбалась, игриво повела бровями, губами, шеей… И пошла, приговаривая:

          — Это будет наша маленькая тайна!