Муха

Владимир Липилин
На редакционной планерке главной темой номера решено было сделать зерно. Ну то есть хлеб. В смысле, как у нас сейчас обстоит дело со злаками, с экономической, а стало быть, каким-то образом и с политической точки зрения.  Стали обсуждать обложку. А поскольку в журнале имеется штатный художник, бильд-редактор и еще куча разной креативщины - это почти всегда бедлам, истерический хаос, взаимные упреки в некомпетентности и просто образцы просторечного беспонтового стиля. Но тут как-то степенно прошло. Вяло даже. Короче, на обложке придумали изобразить смачную зеленую (правда, с отливом) муху, ползущую по ломтю хлеба, по возможности зырящую в объектив (крупный план).

Батон мы, ясное дело, приобрели. Нарезной. Но вот где в Москве отыскать живую, пышущую здоровьем муху?

Конечно! Есть фотошоп.

Однако наш фотохудожник Лена, которой было поручено исполнить обложку на дух не переносила все пластмассовое, специальное и куртуазное.

-Крылья говном измажешь, далеко не улетишь, - резюмировала она всегда, когда, например я, пускался в какую-нибудь денежную халтуру.

Фотохудожник Л. обладала  удивительно "преломленным" взглядом на мир. Она любила метро и отраженную в лужах Москву. И главное, она была человеком выпивающим, иногда пьющим. Ну как пьющим. По-женски. С нырянием в лужи, истерикой, типа идите в жопу к своим блондинкам.

У них, у фотографов это вообще профессиональное, можно сказать, неотделимое. Но со сколькими  бы я не колесил по долготе и широте родины... никогда... ни разу не было случая, чтобы кто-то ужрался в полнейшую зюзю... И потом, они всегда знают способы как сделать жизнь интересной... Даже в каком-то захолустье. С ними можно, так сказать влипнуть в историю. Например, задать такой вопрос невпопад, что у респондента становятся дыбом все имеющиеся волосы. И с серьезностью, не обращая внимания на твой шипящий мат и кулаки под столом, выслушивать и перебивать.

Или, находясь где-то на просторах ,  вызвать к себе в номер трех шлюх, и играть с ними в города.

- Ага, тебе опять на "а", - не давая ни на секунду задремать, будет сотрясать хрупкую стенку голос такого фотохудожника.

Когда все более или менее известные на эту букву города жрицами любви будут озвучены, одна из них вздохнет и басовито выдавит из своей устрашающе-вулканической  груди "Аар-р-джаникидзэ!"

Убил бы!!!

Но речь не об этом.

Фотограф Лена приперлась ко мне на следующий день. В обед.

- Идем, - говорит, - героя искать.

- Какого еще, нахер, героя?- бубню я.

- Главного.

- А... ты про это...

Голову Лены украшала невыносимо прекрасная китайской выделки цветная панама, на носу  колесиками ехали куда-то вполне себе гансовские очки. В руке - копье и флаг одновременно. То есть сачок для ловли бабочек, зашитый для надежности еще и куском марли.

Я тоже напялил свою козырную кепку. Чем-то похожую на шлем испанских колонизаторов. Перед выходом глянул в зеркало - та еще парочка.

-По кустам будем шариться?

- Да не. На ферму пойдем, - уверенно говорит фотограф Лена.

Ферма - да, у нас есть поблизости. За прудом, чуть в стороне от Тимирязевской академии.

- Там  говна - хоть ложкой ешь. Я в гугле проверяла. Значит, и мухи имеются.

- А че так далеко-то, - умничал я.- У нас куда ни глянь - одно...

- Ну, не хочешь, не иди, - фыркнула барышня.

В горловине пруда азиатский гражданин привлекал к удочке с хлебным мякишем диких уток. Утки недоверчиво плавали поодаль. Прожженые, московские.

Какая-то пьянь по кустам, понты, полуголые барышни на пледах, с брительками соскользнувшими будто невзначай, но на масках, примеренных когда-то – тока попробуй, гондон, подойди. Меня на лексусе возют.

-Слушай, - говорю я фотографу Л. – Кличку придумал для дерьма. Интеллигентно -уважительную. Какашка Экскрементовна Говно. Звучит?

- Дурак, -вздохнула она.

Перелезли через забор. Миновали сад с экзотическими туями. Вышли к полю, как вдруг -пес. Белый, огромный, волосатый. Запрокинув голову, заголосил. Но к нам не помчался.

- Фу, - крикнул кто-то.

- Значит, близко, - пытался шутить я.

Потом мы увидели того, кто издал этот возглас. Бывают такие лица, с какой-то комсомольской холщевостью. Человек тебе еще ничего не сделал, а в морду почему-то дать хочется. Лицо носило брезгливый характер, штаны и живот, по которому рельсами тянулись подтяжки. Через переводчика оно вещало что-то малюсенькой компании японцев.

- Вы чо тут? - грозно обратилось к нам.

- Да нам муха нужна, - говорю.

- Какая еще муха? Вы вообще кто?

- Какая, какая - живая. Желательно упитанная и толстая, предпочтительно, чтоб с зеленым отливом.

Отчего то такие люди всегда думают, что над ними издеваются.

- А ну, пошли в жопу.

- Джопан? Джопан? - одобрительно зачирикали японцы.

- Не. Серьезно, - продолжил я. - Муха нужна. Чтоб ее сфотографировать на обложку журнала.

И тут дядьку, конечно, пробило, расплющило, взорвало.

Ну, там разными повелительными наклонениями вызвал охрану по рации. Прискакали
молодцы в черных джинсах на конях.

- Вот, - не унимался я. У вас же есть лошади. Они должны как-то какать. А на какашках, по идее, должны пировать мухи.

- Выведите этих уродов, - сказало лицо.

Охранники оказались ребятами вменяемыми. Когда мы им рассказали, ржали похлеще своего транспорта, который вели под уздцы.
И вдруг один говорит:

- Пошли.

Мы обогнули кирпичное здание фермы и со стороны навозной кучи долго гонялись кто с сачком, кто с курткой за заглавными героями. Сами все извачкались, но так и не поймали ни одной.

- Ветер, - разводили руками охранники.

-Ага. Серверо-восточный, - басил второй, молчаливый. Хер чо клюнет. - Капец. Рассказать кому - уссутся.

- Может, еще пару попыток, - ерничал я.-  Мне-то что, у меня - выходной.
Они так посмотрели, что продолжать дальше не было смысла.

- Щас этот придет, кровопийца.  И нам до кучи навешает.

- А он вообще, кто?

- А хрен какой-то из министерства, японцам про зону рискованного земледелия втирает.
Типа, ничо не должно расти, а у нас -вооот. Спишут потом миллиона три по шумок.


А поздним вечером фотохудожник Л. прислала смс-ку.

"Есть, паскуда! Мама у помойки подкараулила. Притащила трех штук. Две не годятся. Тщедушные какие-то, квелые. Гламурятся, типа, талии блюдут. А последняя - жиииирная. Я ей на брюхо моментом капнула. Сидит на куске батона, таращится. Башкой вертит. Лапы потирать не хочет. Капризничает. Что ты хочешь, звезда!"