— Корова — чья? Государственная! А телёнок — чей? А телёнок — наш!
(Кот Матроскин, "Каникулы в Простоквашино")
С позволения читателя, я буду кое-где упоминать о себе в третьем лице. Говорят, что это неприлично — говорить в третьем лице о присутствующих, но автор очень надеется, что ему простят эту слабость. Потому что и кроме этого, у читателя найдется ещё масса поводов проявить снисходительность к тому персонажу, от лица которого ведётся повествование, так пожалуй, лучше прямо с этого и начать.
Название книги, сама идея её написания и подзаголовок — были подарены мне одной приятельницей, которая закопала свой талант. Она утверждает, что это я его нашёл и раскопал, и что теперь, пользуясь её раскопанным талантом, я пишу её книгу. И делаю я это оттого, что ей просто некогда заниматься этой ерундой — семья, дети, сами понимаете. А я его совсем и не искал, просто по глупости примерил на себя и теперь уже не знаю, куда от него деваться. Я так не договаривался. Эти женщины вечно напридумывают себе отговорок, навесят свои невнятные откопанные таланты на чужие шеи и живут себе спокойно, распрекрасной жизнью, пока кто-то другой, глупый и доверчивый, должен возиться и носиться с их книгой. А в книге, получается, ничего моего и нет. И талант неродной, и книга чужая.
Будьте внимательны и осторожны, друзья мои. Ни бросить, ни передарить, ни перезакопать эти таланты невозможно, хоть я ещё и не утратил надежды — обменять бесценное на стоящее. Где закопан один из талантов той моей приятельницы, — я видел своими глазами. В юности она писала свои стихи прямо на обоях, фломастером. Есть очень мало вещей, в которых я разбираюсь. Я, например, точно знаю — чтобы суп был вкусным, надо побольше мяса. А в стихах я не очень разбираюсь, но те стихи на обоях — мне казались хорошими. Потом на их месте наклеили новые обои. Когда девушка пишет на обоях — это даже как-то экстравагантно. Вот если бы я, своей книгой, — ну, в смысле, её книгой, которую я пишу, — заклеил бы в своём доме все стены, то, боюсь, получился бы совсем клинический вариант. Так что этот способ отпадает. И пока моя знакомая приятельница обрастает детьми, мужем и новыми обоями, — я обрастаю писательскими привычками. Вот, когда у меня появятся засаленные халаты, стоптанные рваные шлёпанцы, брюшко, невыветриваемый перегарчик, — кому из нас, по праву, будет принадлежать вся эта писательская атрибутика? А на тридцать процентов гонорара, за ещё недописанную книгу, она — уже положила глаз! Все знаменитые писатели умерли от алкоголизма, и только Бальзак — от пристрастия к кофе и женщинам. Я, конечно, ухватился за эту идею, но та моя знакомая — сказала, как отрезала: «Ты — не Бальзак!» Она уже всё решила. Для того, чтобы закопать талант надёжно, его надо закапывать вместе с носителем. И мои немногочисленные оставшиеся знакомые абсолютно уверены, что занят я — хорошим и нужным делом. А вот кому оно нужно — никто не знает. Мой круг общения, тем временем, начал стремительно сужаться, и сузился окончательно — вплоть до Точки Общения. Дружить с этой Точкой Общения всегда считалось почётным, — по её собственным словам. Но ведь Их Семейное Многоточие не всегда готово раздаривать почести несчастным стенографистам. Более того — телефонный доступ к этой Точке Общения свёлся сугубо к моему отчёту о проделанной над книгой работе, а личный — я так понимаю — предполагает кусок моего гонорара, поднесенный на серебряном блюде. И вот, благодаря этому писательству, я стал настолько идеальным, что мне уже можно вообще из дома не выходить.
Вот если бы вы, например, закопали корову…
Вам бы пришло в голову — требовать, с нашедшего и раскопавшего, бесплатной поставки надоенного с этой коровы молока к собственному столу?! Если — да, то мы с вами уже знакомы!
Так-так-так…
Отдам откопанный талант в хорошие руки.
Срочненько.
P.S. А если какой человек решил вдруг, что это про него тут понаписано, и осерчал - так пусть не серчает. Не про него это. Про него пусть кто другой понапишет.