ПРАЗДНИКИ ПРОХОДЯТ, ЦИКАДЫ ЗАМОЛКАЮТ
Перед тем, как услышать звонок Клинцова, Шамагиро разговаривал с мадам Моной по прямому дипломатическому телефону. Канал, обслуживающий иностранные посольства и консульства, как заявляли официальные лица, не прослушивался спецслужбами. Мона, которая обычно отделывалась короткими сообщениями, на сей раз разразилась пространной речью. Она, видимо, сильно волновалась, сообщила, что покидает Санкт-Петербург, причин не назвала, лишь намекнула на непонимание посольства, но, словно в возмещение тех скупых данных по «Акуле», сообщила о том, что, по ее сведениям Тасико неожиданно покинула город вместе со своей незнакомой спутницей. И в завершение добавила: пакет с данными о Тасико будет доставлен ему в консульство через два дня…
Однако ждать пакет ему было просто некогда, ибо Клинцов окончательно сбил его с толку, сказав что-то про Тасико, которую можно увидеть в Самаре…И еще русский генерал поинтересвовался, какое особенное ниндзевское оружие может иметь «акула» при сеюе? Мол, как стало известно, проходя через квадраты в аэропортах у нее ни звякнул ни один предмет, только вряд ли Тасико не имеет при себе оружие» Шамагиро покачал головой. ЭХ, знал бы всеведающий и ясновидящий генерал, какое оружие может быит у ниндзя. Это и обычный веер, и кусок плотной бумаги и взгляд, от коего холодеет сердце противника и выпадает из их рук автомат. А ведь ниндзя очень необычно вооружен и очень опасен. Шамагиро уже сч неделю прирготовил для генерала список оружия Тасико. Вот он рядом: Это Айкути –нож гарды, арарэ-град ниндзя,, бо ру рокусяеку-бо-шест для перепрыгивания,, доку – яды ниндзя, кодати –короткий меч, какуэ-шшипастое кольцо,.кама –серп кА-ки огненные приспособления,кагинава –«кошка».
В том-то и особая сила бойцов ниндзя, что они вроде и не несут с собой настоящего оружия, но даже русскому спецотряду «Альфа», о котором с восхищением рассказывал генерал Клинцов надо быть предельно осторожным при встрече с Тасико...
В самолете Шамагиро устроился поудобней, благо пассажиров на Саратов летело очень мало, достал из дипломата очередную главу, как он теперь называл, «семейной повести» и принялся за чтением коротать время полета…Однако из головы не выходил вопрос генерала о том, чем вооружена «акула»-тасико. Шамагиро отложил книгу и стал вспоминать еще одно обезоруживающее средство, которым в совершенстве влапдела эта неуловимая женщина-главнокомандующая ЯКА. Это японские стихи, которые словно гипноз убаюкиали противника,, оттесняли ывсе мысли куда-то в сторону, можно сказать, обезоруживали. Да что тамм жалеко ходить за примерами, Шамагиро на себе испытал ее «гипноз стихами»До сих пор эти строки крепко засели в памяти: «ветры в небесах, сохраните врата для белых облаков! Еще хоть мгновенье дайте мне насладиться». Или эта строфа: «Какой старый друг со мной вместе доживет до моих седин? Лишь сосны Такасаго, но ионии бессловесны»…
ТАК МОЖНО «ПОТЕРЯТЬ ЛИЦО»
Господина Шамагиро встретил в Саратове все тот же полковник госбезопасности по имени Владимир Ильич. Они встретились, как старые знакомые. Тепло поздоровались и сели в машину, которую предоставил начальник горотдела. По дороге полковник рассказал Шамагиро почти все, что им было известно, промолчал лишь о двух фотографиях, которые почему-то встревожили генерала Клинцова. Шамагиро в душе не сомневался, что генерал просто так, по мелочам вызывать его в Балаково не стал бы, но своим звериным чутьем шамана чувствовал: развязка близка.
Почему-то вспомнился недавний разговор по телефону с оябуном, «отцом» одной из бандитских семей. Шамагиро было хорошо известно, что все дела и планы «семей якудзы» ради безопасности шифруются, а взаимоотношения сопровождаются сложной системой жестов и символов, а вот ему «отец» вполне доверяет, хотя знает, с кем имеет дело. Однажды ему пришлось взять грех на душу, в руки следствия попал «кукокен», что на бандитском сленге означает слово «авиабилет», потому, что одна доза наркотика, изготавливаемая в Японии, стоит ровно столько. Сколько авиабилет от Осака до Токио. Так вот, по заданию начальства он, Шамагиро, выполнял приказ «закрыть глаза» на перевозку собственного доморощенного наркотика, чтобы не пропустить на японский рынок западного «зелья».
«Отец» не только предупредил о возможном атомном взрыве где-то на Волге, но и от себя добавил: «Пресса бьет тревогу, появились сообщения будто боевики «ЯКА» одновременно готовят террористический акты в районе Осака… В газетах пишут, что от страны к стране протянулась удавка, наброшенная на ничего не подозревающие народы. И эта фраза особенно взволновала Шамагиро: он в далекой России ловит свою землячку, а, возможно, и земляка, а ее дружки подкладывают мину своему народу. Уму непостижимо!
«О, великий Хозяин рода, – мысленно взмолился Шамагиро, – подскажи, надоумь, как заслонить страну от злодеев? Каким образом вывести этих нелюдей на чистую воду? Всю жизнь его предки, да и он сам, ограждают простых японцев от бед, которые и так донимают жителей островов: то тайфуны, то цунами, то землетрясения, а тут еще эти… Ладно, якудза вот уже почти полтысячи лет грабит богачей, использует рэкет, торгует наркотиками, но «семьи» не в пример этим, так называемым «красноармейцам», не уничтожают безвинных людей, как бандиты из «АУМ сенрике», или как боевики «ЯКА».
Шамагиро прильнул к округлому окошечку и разглядел внизу, под крылом самолета, большое озеро, окаймленное зеленым воротом леса, и мысли его невольно перешли к нынешней ситуации, ему сделалось стыдно и обидно за собственное бессилие; в роду считали: шаманы - люди таинственные, владеющие старинной магией, сбить их с истинного пути трудно, запугать невозможно, но почему-то он, специальный агент с международной лицензией на убийство, он да еще с помощью целой армии специальных русских служб не в состоянии обезвредить пусть талантливую, но одинокую «Акулу», заплывшую в чужие воды. И еще Шамагиро подумал, почему генерал Клинцов на сей раз назвал подопечную не «Акулой», а Тасико?
«О, Тасико, Тасико! – вздохнул Шамагиро. – Если бы я знал в те далекие годы юности, кем обернется милая, нежная, скромнейшая девчушка, с которой он впервые познал истинное блаженство, арестовал бы ее на месте не раздумывая. Но как случилось, что Тасико буквально переродилась? Он знал историю ее жизни довольно хорошо…Впечатлительная Тасико попала под влияние удивительной красавицы, по имени Фусако Сигенобу, будущей главнокомандующей японской Красной Армии, которую наставил на путь террора родной отец, которой сам служил в тайной полиции и был личным знакомым семьи Шамагиров. Фусако была к тому же талантливым пропагандистом, увлекала людей идеями равенства и братства, а потом…Именно Тасико со старшей подругой внесла новые методы террористической борьбы: прежде боевики сражались под лозунгом «Один человек – одно убийство», а подруги выдвинули страшный лозунг «Один человек – много убийств». Особенно решительно и беспощадно стала действовать Фусако после того, как был убит ее муж, а она попала в публичный дом, после чего сделалась беспощадной мужененавистницей.
ххх
Клинцов, Ольга и Шамагиро встретились в местном тихом ресторанчике. Целый день прошел в бегах и треволнениях, а тут появилась возможность побыть одним, без местных чекистов, которые так толком ничего до времени и не понимали. Официант принял заказ и ушел на кухню.
– Евгений Александрович, – первым заговорил Шамагиро, – я очень хочу есть, но еще больше я хочу знать, зачем вы меня так срочно сюда вызвали?
– Наберитесь терпения, Нисио-сан, – И Клинцов положил перед шаманом фотокарточку Тасико, сделанную тридцать лет назад. – Это кто?
– Это Тасико Мацумото. А что дальше? – Шамагиро видел, как что-то таили Ольга и Клинцов, словно они уже выследили и арестовали «террористку номер два».
– А теперь взгляните на эту фотографию.
– Это та же фотокарточка. Возможно, чуточку иной ракурс, но прежде чем отложить фото в сторону, Шамагиро стал зорко всматриваться в снимок.
– Нет, Нисио-сан, – сказал Клинцов, – это не Тасико и не «Акула», скорей всего это ее родная дочь, точная ее копия, хотя вы меня уверяли, будто детей у этой женщины не было…
– Какая дочь? О чем вы говорите? Я знаю эту женщину тридцать лет, следил за каждым ее шагом и всевозможными перемещениями по миру. Даже жил неподалеку от штаба «ЯКА» в долине Бекаа-Кафра в Ливане, видел ее в бинокль, но…И не в силах больше «держать лицо», Шамагиро встал и, как затравленный тигр в клетке, заходил по ковровой дорожке, от столика к буфетной стойке и обратно. А когда снова присел к столику, видимо, взял себя в руки и выглядел невозмутимым…– Давайте предположим невозможное: Тасико в свое время была клонирована учеными из тайных обществ.
– Как в бразильской мыльной опере про клона – тяжело вздохнул Клинцов. – Разве забыли вы, Нисио-сан, овечка Долли и та сдохла вскоре после клонирования.
– Извините, Евгений Александрович, – неожиданно поддержала японца Ольга, – в параллельных мирах, что нас окружают, ученые могли уйти очень далеко вперед. К примеру, в обществе Черча людей излечивали молнией, а приговоренных к смерти убивали листком бумаги, на котором был приговор и…всего четыре точки. Как говорят, чем черт не шутит, когда Бог спит.
– Моя интуиция подсказывает: и в этой вроде бы случайной истории есть подоплека, – задумчиво продолжил Шамагиро, только вы пока мне толком и не рассказали, как добыли сведения о клоне, будем условно так называть двойника Тасико.
Пришлось Клинцову подробно рассказывать коллеге все то, что они с Ольгой узнали от местных чекистов…И невдомек было русским, что в душе Шамагиро все перевернулось при этом известии, он почувствовал, душа его словно раздвоилась: с тревогой и одновременно с радостью вдруг подумал о том, что это действительно, могла быть именно его дочь…Но тотчас с внутренним негодованием отверг предположение…Ведь у них с Тасико была всего одна ночь близости…
– А теперь давайте, господа-чекисты, думать, каковы будут наши дальнейшие действия?
Разговор пришлось прервать. В кафе вошли трое молодых мужчин. Один остался у дверей, второй прошел к буфетной стойке, а третий приостановился возле единственного столика, за которым сидели Шамагиро, Клинцов и Ольга.
– Спокойно! – вдруг визгливо выкрикнул тот, что был рядом, выхватил пистолет и без разговоров выстрелил в буфетную стойку, раздался звон разбитого стекла. – Это ограбление! Всем вывернуть карманы, выложить на столик «лопатники» и лечь лицом вниз. Считаю до трех. Раз, два, три! – Вновь раздался выстрел, парень у дверей успел повернуть табличку на входной двери с надписью «Закрыто на учет», угрожающе поигрывал пистолетом.
– Аригато, вакаранай! – ломая язык, заговорил Шамагиро. – Моя ничего не понимай, моя есть Япон. Моя худа нет, моя есть доллар!
Бандиты переглянулись. Слово «доллар» они расслышали. Тот, что был у стойки, приказал Шамагиро:
– Хочешь жить, узкоглазый, гони сюда свои баксы! Чапай ко мне!
Шамагиро униженно закивал головой, мол, все понял и шагнул к стойке, держа в руках бумажник. Клинцов мгновенно оценил обстановку, «прочитал» задумку «Шамана» и без особого усилия ввел в состояние гипноза, можно сказать «застолбил» второго бандита у дверей. Остальное произошло мгновенно: Шамагиро неуловимым движением подсек ноги бандита и тот плашмя распростерся на полу. Его пистолет был уже в руках «Шамана», а нога уперлась бандиту в шею. Клинцов спокойно встал и отобрал у второго бандита оружие. Не прошло и минуты, как нападавшие, словно большие дети, лежали рядышком на полу и не издавали ни звука. Ольга обыскала их, извлекла из карманов еще два пистолета, гранату без взрывателя, ножи, видимо, изготовленные в местной колонии, с нарезными пластмассовыми ручками…
Вслед за милицией примчалась «Волга» с полковником ФСБ Виниченко, который раскачивался из стороны в сторону, как китайский божок, ничего толком не понимая, стал извиняться за «беспокойство».
ххх
Первый допрос ничего нового не дал. Местные громилы, заметив приезжих, решили поживиться, ибо во-первых, у местных денег не водилось, а, во-вторых, в это дорогое кафе мало кто захаживал. Раскаяние неудачников выглядело вполне естественно, обычный хулиганский налет, но Виниченко, прочитав протокол допроса, увел знакомого ему главаря в свой кабинет и уже через полчаса сообщил агентам новость: «Налет был не случайным». Полковник пригласил сыщиков к себе в кабинет.
Вот уж воистину говорят: «Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь». Виниченко решил повторить допрос в присутствии питерских агентов. Они расположились в разных углах просторного кабинета бывшего здания КГБ. Посредине комнаты был крутящийся стул, ввинченный прямо в пол, а сбоку, на старинной треноге, нелепо возвышался прожектор-юпитер, позже узнали сыщики, что предшественник полковника в свое время позаимствовал этот инвентарь в местном драмтеатре. Прямо за спиной начальника высился цветной портрет Феликса Эдмундовича, а напротив двери, в простенке – портрет Юрия Андропова. Нетрудно было себе представить состояние человека, приведенного на допрос в «ЧК», как в городе называли это здание.
Когда в кабинет ввели главаря местных громил Зайченко, угрюмого типа, заросшего до глаз диким волосьем, усадили на железный стул, полковник подошел к нему вплотную и, наклонясь к лицу бандита, спросил: «Зайка, ты знаешь, на кого хвост поднял? Это люди из Комитета госбезопасности, оттуда! – он демонстративно поднял глаза к потолку. – А за нападение, сам разумеешь, долго катушку разматывать придется, на всю получишь».
– Да разве бы я пошел колбасить, не посули Федька пять сотен. Да мы ведь только пугануть хотели.
– Оружие применяли? Применяли. Еще одна статья корячится…Это вам не на толчке у черненьких дань взимать.
По всему было видно, что полковник здорово напустил на него страху. У «Зайки» сейчас сердце было не в груди, а совсем в ином непотребном месте. Вся суровая обстановка вокруг и эти молчаливые незнакомцы, что крутанули их в кафе, как жалких лохов, не сулили ему и корешам ничего, окромя жестких нар и неба в клеточку.
– Товарищ генерал, – обратился Виниченко к Клинцову, – у вас есть вопросы к задержанному или можно увести в «холодную»?
«Товарищ генерал!» Эта фраза окончательно повергла главаря в смятение. Он беспомощно оглянулся на дверь, которая спасительно белела в трех шагах от него, но…понимал: отсюда не убежишь.
– Скажите, Зайченко, а кто такой этот ваш Федька, богатый фраер?
– Я все разобъясню, все как было! – заторопился громила. – Мы чапали на улицу Советскую, к одному правильному человеку, а тут, откуда ни возьмись, Федька, это знакомец, барыга. Подкатил ко мне и с ходу кинул: «Полтысячи хочешь забить по-легкому?» И наплел легенду, мол, эти лохи приехали в Балаково по торговому делу. Надобно на них накатить, чтобы, извините, приезжие в штаны напустили, а потом, ну, сами понимаете, гроши поровну. Вам, мол, за тряску, а мне…за «наводку».
Верно мыслишь, Зайченко, – поддержал его полковник. – Рисуй дальше, как разумеешь.
– Пока я шел из «предвариловки», подумал: «Федька, этот жиган хитрющий, сам по «наводке» действовал…» Кто его напустил, не знаю, век свободы не видать!…
Полковник неожиданно встал и включил прожектор. И повернул свет прямо в лицо оторопевшему бандиту, который от неожиданности вздрогнул, закрутил кудлатой башкой.
– Послушай, начальник, – опустив голову, произнес Зайченко, – чего там темнить, выключи этот чертов фонарь, все выложу, как на исповеди.
– Так-то лучше! – Виниченко победоносно взглянул на питерских сыщиков, мол, так надо работать, как чекисты это делали в старину. –Итак, мы слушаем.
– Поначалу я все рассказал правильно, только был у меня должок перед Федькой, тысячу баксов я был ему должен, а отдать не мог, он и включил «счетчик». Я с корешами толковище устроил, где взять деньги, хотели инкассатора перехватить, испугались, а тут Федька подсуропил, дал «наводку» на одного хмыря, тоже, как и вы, приезжего. Мои мальцы потом его засекли, телохранителем этот жиган деловых людей пас.
– Что за деловые? – заинтересовался Шамагиро. – Откуда здесь взялись? Как выглядели?
– Клянусь, в глаза не видел, этого жигана приметил, а его хозяев не знаю.
– Давай, Зайка, так договоримся: я отпускаю тебя на сутки, корешей твоих тоже, хотя в активе перестрелку держать буду. А ты
раскрутись, как умеешь, отыщи и жигана, и деловых, нам представь всех в полном резоне, а не сделаешь, пеняй на себя. Пойдет такой уговор? И чтобы ни одна живая душа о том не прослышала.
– Согласен со всем моим удовольствием, не хочу снова загреметь под цугундер. Завтра, как на исповеди все, нарисую…