«Да будет человек избавлен от мести: вот мост, ведущий к высшей надежде, и радужное небо после долгого ненастья».
Ницше Ф.
“Прощайте, и прощены будете” (Евангелие от Луки).
Я шел пешком уже третий день. Мой железный конь застрял в размытой дождем колее, и его пришлось «пристрелить». Я смертельно устал, ноги увязали по щиколотку в золе, и я то и дело падал, споткнувшись об обугленные стволы некогда величественных сосен. А вот и яма, глубиной не больше метра, покрытая чем-то желтым – след от огненной бомбы. Это она сожгла лес и все живое в радиусе трех километров. Скоро должна быть деревня, судя по старым картам, добытым в развалинах городской библиотеки. Лишь бы успеть, лишь бы Он был там. Не то мальчишка, не то щуплый мужчина, встреченный мной на дороге, за банку тушенки указал именно это место.
Наконец лес, вернее то, что от него осталось, закончился и показались покосившиеся избушки. Наступала ночь, подул сильный ветер, несший с собой пыль и сажу. Трудно стало дышать. В одной из старых хижин зажегся слабый огонек, и я направился туда.
- Открой, хозяин! – постучав, позвал я.
- Кто ты? Проваливай, - отозвался сиплый голос.
- Я путник, ищущий ночлега, и воды. Пустите, прошу. Я не причиню вам зла, – слукавил я.
Дверь открылась, и на пороге показался старик, укутанный в изрядно потрепанный плащ. Даже в слабом свете свечи я узнал его. Это был Он. С трудом сдержав возглас радости, я проскользнул внутрь. В комнате было убрано. Скудная мебель: стол, пара стульев и железная кровать в углу. В другом углу было несколько чемоданов. В одном из них, он был открыт, я заметил аккуратно сложенные книги. На этом осмотр комнаты завершился. Хозяин предложил мне присесть и выпить чашку чая.
Он зажег керосиновую лампу. Откуда же он взял её? Ах да, мы в забытой богом деревушке, невесть когда покинутой людьми и чудом уцелевшей при пожаре. Комната озарилась теплым светом. Он сел напротив и пристально посмотрел мне в глаза. Я невольно отвернулся. О нет, я не боялся что он узнает меня, вряд ли он помнил всех «добровольцев» которых лично отбирал для клинических испытаний. Пересилив себя, я поднял голову и внимательно осмотрел его лицо. Нет, он не постарел, лишь осунулся, и что-то странное появилось в его взгляде. Грусть? И пустота.
Все началось 14 июля 2028 года, когда весь мир восторженно встречал космическую экспедицию с планеты Аскаперии созвездия Ориона. Она оказалась пригодна для жизни и освоения человеком. После месяца карантина космонавтов, их было четверо, радостно приветствовала страна. В честь их возвращения даже был устроен парад.
Эйфория продлилась не долго. Вскоре началась эпидемия новой болезни, первыми её жертвами оказались трое космонавтов, вернувшихся с Аскаперии и их семьи. Всем стало ясно, что герои завезли на Землю вирус, неведомый ранее. От страшной лихорадки, не поддающейся никакому лечению и диагностике, с каждым годом умирало все больше и больше людей.
Наконец, появился Он. Это был поджарый невысокий мужчина лет пятидесяти, с нелепой прической. Он выступал по телевизору. Ведущий представил его как профессора Васильева. В тот вечер он объявил, что нашел вакцину от Аскаперианской лихорадки, на той самой планете. Это случилось благодаря выжившему космонавту. Оказалось, он собрал и привез из экспедиции, странную голубую воду, сочившуюся из диковинных Аскаперианских деревьев. И в нарушении инструкции попробовал её на вкус. Этот глупый поступок спас ему жизнь, и подарил надежду всему человечеству. Зал аплодировал. «Но это ещё не все, - гордо продолжил ученый, - у выжившего развился сильнейший иммунитет против всех известных на земле вирусов и бактерий, и устойчивость к раковым клеткам и так называемой «болезни старения». «Что это значит?» - спросил ведущий. «Это означает, дорогой друг, что вакцина из голубой воды позволит не только предотвратить эпидемию Аскоперианской лихорадки, но и позволит человечеству забыть про болезни и оставаться при этом молодыми. Мы будем жить вечно, господа!» - закончил выступление профессор Васильев. Его глаза возбужденно блестели. А зал долго аплодировал ему.
Потом была осень и множество тестов, к которым привлекли молодых военных, в том числе и меня. Профессор лично пожал руку каждому из нас, и долго говорил, как важна наша помощь, какой неоценимый вклад мы вносим в развитие медицины. А затем нас, вооруженных до зубов, вместе с несколькими учеными, снабженными каким-то оборудованием, направили на Аскаперию, добывать голубую воду и защищать планету от всевозможных агрессоров.
Когда мы вернулись, нас встречали как героев. Потом было его обращение на всю страну, а может, и мир. Он умел красиво говорить. Глаза горели огнем, он обещал бессмертие и убеждал в абсолютной безопасности препарата. Больше года шли испытания, и побочных эффектов выявлено не было, а результат был на лицо. Он даже сам в прямом эфире сделал себе инъекцию. И я поверил ему тогда всей душой. Поверили миллионы.
- Куда ты направляешься, солдат? – знакомый голос вернул меня в реальность.
Откуда он узнал, ах, да, нашивка отряда спецназначения на старой куртке.
- Возвращаюсь в родное село Калиновку. Моя машина застряла намертво в трех днях отсюда,
и я сбился с пути. Просто чудо, что я встретил живого человека в этом богом забытом краю, – я пытался вести себя дружелюбно, - Будете тушенку, у меня осталась одна баночка.
- Ах да, ужин, простите меня, я давно не принимал гостей. Сейчас я что-нибудь принесу.
Он засуетился и скрылся за большой печью. Вскоре запахло чем-то знакомым, и на столе появилась сковорода с макаронами по-флотски.
- Просто, но мои скудные запасы не позволяют предложить чего-то большего, - продолжал взволнованно говорить хозяин.
- Да ничего, я уже месяц на сухом пайке, это просто праздник поесть горячей пищи, - искренне ответил я.
- Как бы сейчас хорошо было отведать борща со сметаной и кусочком черного хлеба, - мечтательно продолжал хозяин, - или кусок хорошо прожаренного мяса…
Он говорил и говорил, не переставая, будто боялся остановиться, или у него очень давно не было собеседника. Наверняка, ему запрещено разговаривать с незнакомыми, и уж тем более впускать их в дом. Зачем тогда он это сделал, не вызвал «сторожевых псов»? Мерные звуки его осипшего голоса вновь погрузили меня в воспоминания.
Это был обычный субботний вечер. Дочка уже спала. Мы много спорили сидя на кухне. Жена была против вакцинации, твердила, что еще рано делать выводы относительно её безопасности, массовое производство было слишком спешно запущено, что бесплатный сыр только в мышеловке… Я не слушал её, впрочем, как обычно. Но все изменилось, когда мы узнали, что всем детям, включая нашу дочь, принудительно сделали прививку от Аскоперианской лихорадки. Жена проплакала всю ночь, а утором молча пошла в больницу и согласилась принять препарат.
Продажи вакцины по всему миру росли с каждым днем. Религиозные фанатики кричали, что нельзя вмешиваться в промысел божий, обещали скорую расплату за грехи наши. Так и произошло.
Через несколько месяцев массовой вакцинации началось необратимое. Сначала в страшных судорогах на моих руках умерла дочь. Вскоре мы узнали, что со многими детьми и стариками произошло то же самое. В новостях ни слова не было про это. Он, как и раньше, улыбался с экрана и обещал всем вечную молодость. Когда счет погибших перешел за десятки тысяч, начались погромы, массовые выступления против правительства. Президент объявил чрезвычайное положение. Выпуск вакцины остановили. Затем случился припадок у моей жены. Она металась по кровати, рвала на себе волосы, выла как раненый зверь и молила помочь ей. Оказалось, что у пятидесяти процентов препарат вызывал сильнейшее привыкание, и лишь новая инъекция давала облегчения. Я достал вакцину в первый раз. Она успокоилась, но будто потеряла часть себя. Следующего приступа жена не перенесла. Потом была война. Кто её начел, мне было уже все равно. Возможно, какой-то военный в припадке дал старт атомной бомбе…
Я искал смерти, был в самых опасных боях, но проклятая вакцина хранила меня, казалось, даже от пуль и снарядов. Потом появилась лишь одна мысль – убить Его, виновника в смерти всех кого я любил. Она росла и крепла во мне, и лишь она удерживала меня от последнего шага. Я уволился из армии. Много лет я шел по следу профессора Васильева, несколько раз почти нашел, но он ускользал в последний момент. Правительство надежно прятало его, перевозя с места на место. Но вот сегодня, наконец, он в моих руках. Осталось только дождаться, когда он уснет, чтобы сделать это быстро.
Тайком я оглядел комнату в поисках подходящего орудия. Табельный пистолет был сдан при увольнении, но даже добудь я другое оружие, микрочип, вживленный под кожу, не дал бы мне возможности воспользоваться им без допуска. Да и многочисленные посты… Слишком рискованно. В углу возле старой осыпавшейся печи я заметил небольшой топорик, очевидно предназначенный для колки дров. Подойдет.
Бесчисленное количество раз я представлял себе этот момент. О нет, рука моя не дрогнет. Мне приходилось убивать. С каким наслаждением я воткну, очевидно, иступившееся лезвие топора в его голову. Переполненным ненавистью взглядом я посмотрел на старика. Он не заметил, все еще продолжая свой бесконечный монолог про домик в Подмосковье, яблоневый сад, кусты роз, посаженные еще его матерью. Теперь от них ничего не осталось, как и от Москвы.
Когда же ты, наконец, замолчишь! Я продолжал делать вид, что слушаю и иногда кивал, как тогда вечером на кухне. Поддержи я её тогда, она, возможно, осталась бы жива.
Наконец профессор погасил лампу, и мы устроились на ночлег. Я стал ждать, когда он уснет. К счастью сквозь не задернутые шторами окна пробивался лунный свет. Все стихло, даже ветер за окном. Лишь отчетливое биение моего сердца нарушало, как мне казалось, гробовую тишину.
Осторожно поднявшись с кровати, надо же, он уступил мне своё место для сна, я подошел к печке и взял топор. Потрогав пальцем лезвие, убедился, что оно достаточно острое. Взяв его поудобнее осторожно подошел к креслу в котором мирно спал хозяин. Размахнулся…
Вдруг он открыл глаза и посмотрел прямо на меня. В его усталом взгляде отчетливо читалась мольба. Нет! Он просил не о пощаде. Глаза, превозмогая животный страх, молили прервать его жизнь, наполненную нестерпимым чувством вины и раскаянием, не находившим прощения…
Он был полным сил, жаждущим славы великим ученым, гением медицины, умеющим вести за собой миллионы. Он был слишком самонадеян, чтобы усомниться в своих суждениях, и тщеславен, что бы не дать сильным мира сего использовать свое открытие для целей обогащения. А сейчас это лишь измученный одиночеством старик, скрывающийся от людей, боящийся смерти и вместе с тем призывающий её. Он будет жить с этим, жить бесконечно долго, благодаря голубой Аскоперианской воде.
Я шел на восток не имея конкретной цели. Я простил его, оставив ненависть в маленькой полуразрушенной избушке на краю забытой богом деревни. На встречу медленно поднималось солнце. В первый раз после начала войны я видел рассвет. Ранее его скрывали облака сажи и пыли, постоянно висевшие над горизонтом. Справа от размытой дождем дороги я заметил несколько молодых березок, пробивающихся сквозь пепел и обугленные поваленные взрывом стволы деревьев. Я встречал их как родных, всей душой радуясь солнцу и надежде родившейся в моей душе этим утром.