Книга любви туманы... несчастно-счастливая жизнь

 

НЕСЧАСТНО-СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ

В конце 30-х годов ХХ века в самом центре Москвы жила преклонных лет женщина. Время от времени к ней заглядывали учёные, писатели, литературоведы и расспрашивали о былом, в основном об Антоне Павловиче Чехове. И один раз кто-то из них сокрушенно обмолвился: «Вообразите, сколько мы не роемся, но не находим женщины   в жизни Чехова. Нет любви. Серьёзной любви нет».
Но любовь все же была!
 

Она – детская писательница Лидия Алексеевна Авилова. Выросла в Москве на Плющихе. Городское детство… Безмятежная юность… Первое увлечение. Он был военным, появлялся на балах в ментике, опушенном соболями. Танцевал мазурку. Увивался за барышнями. 

Лидия отказала ему.  Она хотела, чтобы он учился, получил университетское образование, но ничего не состоялось. Расставшись с ним, она тосковала, однако недолго.  За ней начал ухаживать донской казак Михаил Авилов, вскоре ставший её супругом.  Выходя замуж, она, по её собственному признанию, не любила своего избранника,  побаивалась его, хотя и высоко ценила. Он же обладал скептическим и насмешливым характером, который в полной мере продемонстрировал уже в первые месяцы семейной жизни. Литературные опыты жены считал пустяками и опасался, что они отвлекут её от обязанностей жены и матери.

Поселились Авиловы  в Петербурге, где Лидия и познакомилась с Антоном Павловичем Чеховым.


И вдруг: «Мы просто взглянули в глаза друг другу. Но как это было много! У меня в душе точно взорвалась ракета. Я ничуть не сомневалась, что с ним случилось тоже, и мы глядели друг на друга удивленные и обрадованные».

Следующая их встреча состоялась через три года на вечере, посвященном 25-летию «Петербургской газеты». К тому времени Лидия была матерью троих детей.

Торжество началось молебном, а затем приглашенные перешли в гостиную, где был накрыт длинный стол по случаю праздничного обеда. Из гостиной в столовую гости проходили вдоль лестницы, ведущей на второй этаж, а напротив лестницы было громадное зеркало, вделанное в стенку. Лидия  стояла у дверей гостиной и могла, не отражаясь сама в зеркале, видеть в нем всех, кто направлялся в гостиную. Шли мужчины и женщины, много знакомых, много незнакомых, и она с тоской думала о том, какой скучный предстоит вечер. Посадят её за стол с каким-нибудь важным гостем, которого она должна будет развлекать. Застолье будет долгим, чинным, несколько часов. А ей надо будет находить всё новые и новые темы для разговора. Надо будет казаться оживлённой и любезной.

Её скучные мысли неожиданно прервали две направляющиеся в гостиную фигуры. Иногда случается, что один взгляд снимает моментальную фотографию и сохраняет её в памяти на всю жизнь. Сначала  Лидия увидела непривлекательную голову Суворина, а рядом молодое, интеллигентное лицо Чехова.  Глаза его были чуть прищурены, губы едва шевелились. Вероятно, он что-то говорил Суворину. Лидия мгновенно вспомнила свою первую встречу с Чеховым, то необъяснимое и нереальное, что вдруг сблизило их тогда, и старалась сейчас угадать, узнает ли он её? Вспомнит ли?

Чехов вспомнил. Подошёл к Лидии.
- Я не ожидала Вас увидеть.
- А я ожидал. И знаете что? Мы опять сядем рядом, как в прошлый раз. Согласны? Давайте выберем место.
- Бесполезно. Вас посадят к высокому чину, к сонму светил, одним словом, поближе к юбиляру.
- А как было бы хорошо здесь – в уголке, у окна... Вы не находите?
- Очень хорошо, но не получится.
- А я упрусь и не поддамся!

И тут же:
- А где  Антон Павлович? - раздался громкий голос распорядителя банкета.
- Антон Павлович, позвольте Вас просить…
Чехов приподнялся с места, хотел что-то сказать, но его перебила хозяйка  дома.
- Да пусть будет так, как угодно гостям!.. Кому, где нравится.
- Видите, как хорошо всё устроилось, - сказал Антон Павлович. – Именно поэтому хочу спросить: нет ли у Вас чувства, что, когда мы встретились с Вами три года назад, мы не познакомились, а нашли друг друга после долгой разлуки?
- Вы так думаете?..
- Не думаю, а знаю. Такое чувство может быть только взаимное, но я испытал его  впервые и не мог забыть. Как будто чувство дальней близости. И мне странно, что я все-таки мало знаю о Вас, а Вы – обо мне.
- Почему странно? Просто разлука была долгой. Словно это было не в настоящей, а в прошлой жизни.
- А кем мы были тогда друг другу?
- Кем?..  Только не муж и жена.
Оба рассмеялись.
- Но мы любили друг друга, - продолжал Чехов. – Любили? Ведь мы были молоды… И мы погибли…  при кораблекрушении…
- Да, да! Мне что-то вспоминается, - смесь сказала Лидия.
- Вот видите! Мы долго боролись с волнами. Вы держались рукой за мою шею.
- Это я от растерянности. Я плавать не умею. Значит, я Вас и потопила…
- Я тоже плавать не мастер. По всей вероятности, я пошел ко дну и увлёк Вас за собой…
- Я не в претензии...
- И Вы продолжаете мне доверять?
- Именно потому, что Вы меня потопили…
- А зачем Вы тянули меня за шею?
- Потому, что я всегда ждала Вас! Всегда! Ещё когда жила в Москве на Плющихе. И когда еще не была замужем.
- Зачем ждали?
- А мне очень хотелось познакомиться с Вами, и товарищ моего брата, некий Попов, сказал, что часто видится с Вами, что Вы славный человек и не откажитесь по его просьбе прийти к нам. Я поверила Попову. Но… Вы не пришли.
- Передайте этому Вашему Попову, которого я совершенно не знаю, что он мой злейший враг, - уже серьёзно сказал Чехов. И тут же добавил:
- Не люблю Петербург. Холодный, промозглый весь насквозь. И Вы недобрая: не прислали мне ничего. А я Вас просил. Помните? Просил прислать Ваши рассказы.

К месту, где сидели Чехов и Лидия, стали всё больше подходить незнакомые люди. Кланялись, улыбались, тянулись с рукопожатием. Антон Павлович вставал, слушал,  опустив глаза, похвалы и пожелания. Со вздохом облегчения садился, опять вставал, и опять садился.
- Вот она слава! - заметила Лидия.
- Да, черт бы её побрал! Большинство  ни одной строчки не прочли из того, что я написал. А если и читали, то ругали автора. А мне сейчас не слов хочется, а музыки. Почему нет музыки? Румын бы сюда! Необходима музыка. Вам сколько лет? – неожиданно спросил Чехов.
- Двадцать восемь.
- А мне тридцать два. Когда мы познакомились, нам было на три года меньше: двадцать пять и двадцать девять.


Обед, длившийся около трёх часов, по-видимому, заканчивался – народ зашевелился, покидая свои места за столом. Лидия увидела супруга, пробиравшегося к ней и заметила, что он не в духе.
- Я еду домой! А ты? – спросил супруг.
- Я еще задержусь.
- Понятно!.. – резко ответил он.

Но Лидия не осталась.
- Прощайте, Антон Павлович! Свидимся ли когда еще?
- Буду ждать Ваших писем,- поцеловал ей руку.

Но первым написал Чехов. «…Живу в деревне. Холодно. Бросаю снег в пруд и с удовольствием помышляю о своем решении никогда не бывать в Петербурге».

«Значит, мы больше никогда не увидимся? Не будет больше этих ярких праздников среди моей «счастливой семейной жизни?» - ответила Лидия.

Вскоре она послала Чехову вырезки из газет со своими рассказами. Среди них были «Забытые письма». В одном из рассказов были такие строки: «…жизнь без тебя, даже без вести о тебе, больше чем подвиг – это мученичество»; «Я счастлива, когда мне удаётся вызвать в памяти звук твоего голоса, впечатление от твоего поцелуя на моих губах.. Я думаю только о тебе».

И разве Чехов, прочитав рассказ,  мог не понять, к кому обращены эти строки? Конечно же, он понял и тут же написал рассказ «О любви», в котором объяснился Лидии: «Я любил нежно, глубоко, но я рассуждал, я спрашивал себя, к чему может привести наша любовь, если у нас не хватит сил бороться с нею; мне казалось невероятным, что эта моя тихая, грустная любовь вдруг грубо оборвёт счастливое течение жизни её мужа, детей, всего этого дома».

Сквозь слёзы читала Лидия эти строки. Она узнала себя в героине и отправила Чехову резкое письмо: «Писатель, как пчела, берёт мёд, откуда придётся…».  На что Чехов сухо ответил:  «Вы несправедливо судите о пчеле. Она сначала видит яркие, красивые цветы, а потом уже берет мёд. Что же касается всего прочего – равнодушия, скуки, того, что талантливые люди живут и любят только в мире своих образов и фантазий, - могу сказать одно: чужая душа – потёмки.
Погода скверная. Холодно, сыро… Будьте здоровы и счастливы».

Лидия ответила: «Увы! Мне суждено всю жизнь порываться так или иначе и потом долго и иногда годами страдать от стыда, презирать себя до того, что и жалость к себе не чувствуешь. Одно чувствуешь: ничего поправить нельзя! Слова пустой звук. Словами же самое чистое, святое, дорогое чувство облекается в какую-то пошлую, захваченную форму и передаётся людям. Я бы очень хотела видеть Вас, рассказать Вам и многое снять с себя… Я всё боялась, что я умру и не успею сказать Вам, что я Вас всегда глубоко уважала, считала лучшим из людей!».

Она действительно боялась, что умрёт и не успеет «сказать»… А умер он.

В тот день Авиловы ждали гостей. Супруг подошёл к Лидии и сообщил, что 2 июля  в Банденвейнере скончался Чехов. И тут же потребовал от Лидии, чтобы не было никаких истерик. Их не было. Эту короткую летнюю ночь она провела без сна, с думами о том, кто сделал её жизнь такой несчастно-счастливой. И сразу же вспомнила строки из  последнего письма Чехова: «Будьте веселы, смотрите на жизнь не так замысловато; вероятно, на самом деле она гораздо проще».