Полет Далаказана
- Жить-жить- житталалалу - лалула! - Жить-жить- житталалалу- лалула! - радостно кричал Далаказан, когда начала надвигаться гроза, сверкая молниями и раскатами грома. Резко поднявшийся ветер забился в рубаху Далаказана, раздувая её, словно парус пиратского корабля в Карибском море. Он бежал с огромным шкафом на спине, внутри которого сидел Поэт Подсудимов со своей женой Сарвигульнаргис. Он работал, внося поправки в пожелтевшие рукописи, в которых были запечатлены его печальные хокку об одиночестве и о луне, сияющей над тихим ночным причалом, о песнии сверчков и пении хоровой капеллы береговых лягушек. Но Поэт Подсудимов никак не мог собраться с мыслями из-за раскатов грома, которые напоминали взрывы бомб в горячих точках планеты, где умирают ни в чем неповинные люди. Где матери сходят с ума, глядя на разорванные трупы своих любимых детей и проклинают во весь голос тех людей, которые из-за наживы провоцируют войны, из-под тишка стравливают враждующие стороны различных стран под лозунгами религиозного и националистического толка.
- Дадаси, я боюсь и беспокоюсь о наших детях, которые пошли на луг пасти козу. Дай Бог, чтобы наших тройняшек не унесло шквальным ветром - плакала Сарвигульнаргис.
-Да ты не беспокойся о них, моя дорогая. Наши дети выйдут целыми и невредимыми с мешками с зерном на плечах, даже если их бросят в молотилку зерноуборочного комбайна - успокоил жену Поэт Подсудимов.
Тут грянул такой сильный гром, что даже шкаф-квартира треснула. Поэт Подсудимов нагнул голову от испуга, как военачальник, который сидит в подземном блиндаже во время авиаудара, когда с воем летят бомбы и снаряды и тяжелые вражеские бомбардировщики. Он крепко обнял жену, словно спасательную подушку автомобиля, которая автоматически выскакивает при дорожном происшествиии.
- Это все дело рук проклятого городского колдуна Санатория Самоварича! Да, это он вызвал природное бедствие! Зачем, вообще, я помог ему тогда в поисках шикарного дупла тутового дерева в престижном районе наших полей? Ну и дурак же я! Купил дубинку на свою голову, которая не болит! Ведь раньше такие природные аномалии не наблюдались в этих краях! Теперь вон, какие громы гремят, сотрясая землю и небо! В такой суматохе невозможно что-либо писать, сочинять стихи или написать, например хокку про осенний ночной туман, сквозь который призрачно просматривается скользящий фарфоровый диск озябшей луны! - жаловался Поэт Подсудимов, наливая в консервную банку саке. Потом залпом осушив банку(консервную, разумеется), он закусил репой.
А Далаказан между тем бежал под хлынувшим дождем, вес мокрый, и выкрикивал во всю глотку лозунг бедняков всего мира:
- Жить-жить- житталалалу- лалула! - Жить-жить- житталалалу- лалула!
Потом по крыше шкаф-квартиры начал стучать крупный град.
- Ну, и погодушка! - сказал Поэт Подсудимов, опустошая консервную банку, наполненную очередной порцией крепкого саке.
У него екнуло сердце, когда сквозь шум дождя и града он услышал жалобное блеяние козы и милицейский стук в дверь передвижной шкаф-квартиры.
- Ой, это наверно наши бедные дети! - сказала Сарвигульнаргис.
Она быстро открыла дверь шкаф-квартиры настежь, и первым, кто ворвался в квартиру Далаказана Оса ибн Косы был один из тройняшек Маторкардон с мокрой чалмой на голове.
- Давай, подними козу и затолкни её в шкаф-квартиру, Чотиркардон! А ты чего смотришь, Буджуркардон, помоги ему! - кричал Маторкардон, притягивая на себя веревку козы.
Ему стал помогать Поэт Подсудимов, который взял козу за рога.Буджуркардон с Чотиркардоном пинали по вымей козы, чтобы она усмирилась. Сарвигульнаргис тоже подключилась. Долго пыхтя и кряхтя, они, наконец, подняли козу, которая жалобно блеяла, испуганно тараща свои выпуклые глаза при ярком свете молнии и раскатах грохочущего грома. При свете молнии коза напоминала Поэту Подсудимову рогатого шайтана с белой бородой. Когда ребята успешно забрались в шкаф-квартиру, Сарвигульнаргис плотно закрыла дверь.
- Слава Аллаху, что нам удалось, наконец, пробраться в нашу крепость! - сказал Маторкардон, выжимая свою мокрую от дождя чалму.
- Слава тебе, Господи Иисуси, слава за то, что ты спас рабов своих грешных! Спаси и благослави! Во имя отца и сына и святага духа - амин! - молился Чотиркардон, широко крестясь, и глядя в потолок шкаф-квартиры Далаказана Оса ибн Косы.
- Пионер, будь хотов к природным бедствиям! - крикнул из темного угла Буджуркардон, и ответил сам себе, словно эхо в горах:
- Увсехда хотов!
Потом пробормотал:
-Жаль, что нет у меня пионерского барабана.
Поэту Подсудимову стало жалко его, и он сказал:
- Ты, энто, Буджуркардон, прости меня, сынок, за то, что я сломал твой барабан. Вот когда принесём в жертву нашу козу, я подарю тебе её шкуру и ты натянешь её на свой порванный барабан -сказал он.
Буджуркардон молчал, как старик, кружку которого сломали по неосторожности его внуки. А Далаказан радостно бежал по скользкой тропинке с тяжелой шкаф-квартирой на спине и кричал:
- Поэт Подсудимов ака-ааа-аа! Держитесь за поручни и пристегните ремни безопасности, если, конечно, они е-еее-есть! Мы сейчас полети-ии-им! Я многие годы изучал и выучил птичий язык и литературу, защитил диссертацию об особенностях их поэзии, о диалектах в их уникальном языке, мечтая все время о том, что я тоже когда-нибудь полечу как птица-аа-аа! Вот, кажется, пришло время, и теперь мы вместе с Вами полетим в теплые краяа-аа-аа! Нам предстоит долгий и длительный полет над лазурными морями, над горными хребтами и над изумрудно- зелеными океанамииии! Жить-жить- житталалалу- лалулаааааа! - Жить-жить- житталалалу- лалулааааааа! - кричал он непрестанно.
Дождь все еще шел, сверкала молния и гудел ветер, словно огромная колония диких пчел. Гром грохотал и рычал, словно стая голодных и свирепых львов в долинах далекой Танзании.
Тут случилось нечто неожиданное. Прогнившие половые доски в шкаф-квартире господина Далаказана Оса ибн Косы неожыданно вывернулись, и семья Поэта Подсудимова провалилась в бурляший арык вместе с козой.
А Далаказан тем временем поднялся в воздух, но, к сожалению, ударившись о дерево, с грохотом свалился на грешную землю.Он лежал потеряв сознание около своего шкафа, словно человек, который плачет, целуя грунт своей родины, вернувшись из - за границы через долгие годы.