В Белом море наша лодка,
Резво кувыркается,
То всплывает на поверхность,
То вниз погружается.
На борту ее команда,
Управляет кораблем,
И с завода военспецы,
Все дублируют кругом.
Всплыли наверх в пятый раз,
В рубке закурили,
И о разном с матерком,
Все заговорили.
Кто о бабах, об охоте,
Ну а кто о пиве,
Лишь старпом один рычал,
И глаза косили.
Его мы понимаем,
И сильно не ругаем,
Старпомом быть на лодке,
Что негром на Чукотке.
Вот вся толпа перекурила,
И вниз полезла, выпить «шила»,
Остались боцман, рулевой,
Со «старшим» в рубке боевой.
Ревун вдруг крякнул – «погруженье!»
И боцман, шустрый рулевой,
Скользнули вниз в одно мгновенье,
Задраив крышку за собой
Старпом на мостике остался,
Вокруг он грозно озирался,
При этом матом все ругался,
Рубку проверял.
Тут вокруг лодки забурлило,
Воды фонтаны подняло,
И понял наш старпом – мудило,
Сейчас нырнет корабль на дно.
Он ломанулся мигом к люку,
Рванул его за кремальер,
Но снизу тот задраен крепко,
И смертно обмер офицер.
А лодка стала погружаться,
Взметая гейзеры воды,
Старпом наш сильно испугался,
И заорал: «спасите, блин!!»
Затем упал он на колени,
И взор свой в небо обратив,
Запричитал: «Помилуй, боже,
Я потону, нет больше сил!».
И в рубке Бог вдруг отозвался,
Старпома глухо он спросил,
«Ты где, кап три? Опять зарвался?!
Рычаг «Каштана» отпусти!»
В пылу духовного экстаза,
Уперся лбом старпом в «Каштан»
И все слова его молитвы,
Не к Богу шли, а в океан,
Ну, а точнее, в пост центральный,
Где находился командир,
И отвечал он вместо Бога,
Грехи старпому отпустив.
Стих сей, не просто «байка»,
Такое было наяву,
На «ходовых», в Северодвинске
В каком, не помню уж, году.