6.
Учёба в институте началась интересно и весело. Получила титул: «Самая улыбающаяся девушка физмата». Первый семестр окончила на «отлично». На последнем экзамене преподаватель по элементарной математике, рассматривая мою зачётную книжку, с пафосом произнёс почему-то на украинском языке: «Дай, Боже, нашому телятi вовка забодати!»
Увлеклась психологией, записалась в психологический кружок. В апреле в составе этого кружка отправилась в подростковую воспитательную трудовую колонию, которая находилась недалеко от города. Домашним, чтобы они не беспокоились, я представила эту поездку как экскурсию в сельскую школу.
Весна в разгаре. Цветут цветы, кусты, деревья. В воздухе пахнет весёлым легкомыслием, что создаёт игривое настроение. Однако оно сразу улетучилось, как только наш автобус подъехал к массивным воротам в высоком заборе, окаймлённом поверху колючей проволокой. Вахтенный, проверив у водителя документы, крикнул: «Отворяй! Свои».
Железные ворота автоматически раздвинулись, и мы въехали на неприветливую территорию. Дежурный проводил нас в школьный корпус. Здесь с нами провели беседу об особенностях поведения трудных подростков. Из неё я вынесла для себя на всю последующую жизнь правило: нельзя унижать людей, а детей — тем более. От унижения в них зреет и может вырваться наружу протест в виде неукротимой ярости. Потом, когда остынут, будут удивляться: неужели это они учинили такой погром? Они же не хотели. Понятия не имели, что такое натворят. Они же ещё дети...
Для колонистов студенты приготовили концерт. Ребят собрали в большом зале. Коротко стриженные, одетые в серые робы, они, пожалуй, казались бы сплошной серой безликой массой, если бы не их глаза, поглядывающие остро, зорко, с интересом. Ребята внимательно слушали выступающих студентов и после каждого номера дружно аплодировали.
В художественной самодеятельности я участвовала со школьных лет и, как мне говорили, стихи читала так трогательно и проникновенно, что у слушателей пробегали мурашки по телу. В концертной программе в колонии я читала «Каретный переулок» Константина Симонова. Это событие ещё будет иметь свой отклик.
7.
Первые студенческие летние каникулы! Отдыхаю в студенческом лагере. Веселой компанией загораем на пляже. Парень-хиромант всем желающим предсказывает будущее. Я будущее знать не желаю! Уговорили...
Показываю и я свою ладонь. Он внимательно рассматривает её и, спустя некоторое время, испытующе глядит мне в лицо, словно желая удостовериться, достаточно ли возбуждено моё любопытство. О! Я уже сгораю от нетерпения:
— Ну! Что там?
У меня создаётся впечатление, что медлит он нарочито. Я уже начинаю волноваться и снова тороплю его:
— Не мучь. Говори, как есть!
— На третьем курсе выйдешь замуж! — убедительно произносит он.
— Глупости! — оцениваю я его предсказание. — Выходить замуж до окончания института я не собираюсь.
Родители постоянно внушали мне, что надо закончить учёбу, отработать положенные два года для закрепления диплома и только после этого думать (!) о замужестве. После небольшой паузы парень продолжает:
— Жить будешь в городе у моря!
Кто-то шутит: «Жизнь человеку даётся один раз, и прожить её надо у моря!». Смеясь, гурьбой бежим в воду...
Жить в городе у моря — это моя особая мечта! Морем я грезила с детства. Впервые увидела его в десятилетнем возрасте. Оно взволновало меня, покорило таинственностью, непостижимостью.
Каждый год наша семья выкраивала время для поездки к Чёрному морю. Я быстро научилась плавать, любила часами сидеть на берегу, вдыхать запах моря, слушать несмолкающий прибой, смотреть на зеленоватые покаты волн, на силуэты судов, уходящих в не видимые глазом дали...
В пятидесятые годы мне в руки попалась флотская газета с напечатанным в ней стихотворением поэта В. Хрущёва «Чёрное море». Я сохранила вырезку из этой газеты:
Хотя ты зовёшься Чёрным,
Каким ты бываешь разным!
То хмурым и непокорным,
То голубым и ясным.
То синим до изумления,
То розовым, то лазурным,
То серым, как день осенний,
То белопенно бурным.
То сказочно изумрудным,
То праздничным, то тревожным.
Тебя полюбить не трудно,
Тебя забыть невозможно!
А какие на море закаты! Чертовски здорово наблюдать за огромным огненным шаром, как он тает в волнах и становится алым как кровь. И чувствуешь, что море, укротив солнце, впитало энергию светила в себя. И его огонь, постепенно угасая, догорает где-то в морской глубине...
Море прекрасно в любую погоду, а в шторм особенно. Однажды мне пришлось пережить страшные, опасные минуты в штормовом море, но это не уменьшило мою любовь к нему. Позже я поняла, что море способно восхитить, удивить, сделать счастливым, проучить, заставить страдать, но оно совсем не способно заставить себя ненавидеть...
Двенадцатилетней девчонкой на улице нашего города (значительно удалённого от моря) я встретила… моряка. Настоящего! В форме! Брюки — клёш. Размашистой походкой он шагает по улице. Ветер треплет чёрные ленты его бескозырки, лаская ими лицо, шею. Я удивлена: почему все так спокойны? Это же моряк!...
Пристраиваюсь к нему и, едва поспевая, шагаю рядом. Представляю, что живу в приморском городе, где по улицам ходят такие просоленные, обветренные, закалённые в штормах парни. Уж так меня тянуло к морю! И не зря. Таинственное ясновидение предрекало мне увлекательные приключения, и предсказания сбудутся.
8.
Снова осень. Снова учёба. Прошло полгода после моей поездки в подростковую колонию, и она вдруг напомнила о себе.
Тихим октябрьским вечером возвращаюсь домой. Стою на остановке. Стемнело. Луна поднялась. Сияет во всём своём великолепии и наводит на мысль о могущественном влиянии лунного света на явления моей жизни. Подходит полупустой троллейбус. Вхожу в салон. Осматриваюсь. На задней площадке — ватага парней примерно моего возраста. На меня сразу же обращают внимание. Переговариваются, кивают в мою сторону. Я быстро прохожу вперёд, занимаю свободное место, но продолжаю чувствовать внимание парней. Мне становится как-то тревожно. От остановки до дома идти два квартала по безлюдной улице. «Вдруг эта компания пойдёт за мной?» — смятенно думаю я...
Так оно и случилось. Моя остановка. Выхожу. Парни тоже выходят. Идут следом за мной. Я ускоряю шаг. Иду торопливо и робко, как вообще ходят девушки, которые не хотят, чтобы в позднее время кто-либо вызвался их провожать. Меня окликают:
— Девушка!
Я ускоряю шаг. Парни говорят наперебой на разные голоса.
— Что вы так спешите?
— Да не бойтесь.
— Мы вас знаем.
— Вы к нам в колонию приезжали. Стихи читали.
— Что-то семнадцатилетним советовали.
Я останавливаюсь. Разворачиваюсь к парням.
— Да, я была в колонии. Читала стихи Симонова. И что?
Тут, как-то вдруг, происходит совсем странное. Меня просят:
— А почитайте ещё раз. — Вот это поворот событий!
— Здесь? Сейчас?
— А что? Никого нет. Только мы с вами.
— Погода хорошая. Луна вон как светит.
— Почитайте!
— Пожалуйста...
Просят по-доброму. «А почему бы и нет?» — решаю я и вхожу в роль:
За окном пепелища, дома чернорёбрые.
Снова холод, война и зима.
Написать тебе что-нибудь доброе-доброе?
Чтобы ты удивилась сама...
Я смотрю на ребят, окруживших меня тесным кольцом, и чувствую их потребность в доброте. В тишине мелодично звучит мой голос. Слушают меня внимательно. В нужных местах я останавливаюсь, делаю глубокий вздох, выдерживаю паузу...
Быстро бежит время. Вот уже и конец стихотворения:
Даже в горькие дни на судьбу я не сетую.
Как заведено, буду я жить...
Но семнадцатилетним я всё же советую
Раньше на пять минут выходить.
В наступившей тишине я оглядела всех. Ребята стояли замершие, как в детской игре («Море волнуется, раз...»). Что-то щемящее было в этой сцене.
— Спасибо, — нарушил молчание один из них.
Я кивнула в ответ.
— Вас проводить?
— Нет. Я уже пришла.
— Ну, мы пойдём?
— Идите. До свиданья.
— До свиданья.
Ребята повернули в сторону остановки. Глядя им вслед, я взгрустнула. Дети войны... Как много им пришлось пережить...
Война ужасные вещи проделала с людьми, даже если они уцелели физически, то души у всех покалечены. Кто стал труслив, кто отгородился от мира каменной стеной, кто стал жесток, обозлился на весь белый свет... Кто же залечит эти незримые, но мучительные раны в глубине человеческих душ? И мне вдруг пришла в голову мысль: «Спасибо судьбе, что привела меня в педагогический институт, а не в юридический, — сеять разумное, доброе, вечное, а не разгребать криминальные плоды».
В тот вечер бабушка расспрашивала меня:
— Гала, почему ты такая грустная?
Что я могла ей ответить?..
9.
Приближался Новый год. Коллектив в педагогическом институте в основном женский, на вечерах и потанцевать не с кем. На Совете факультета решили провести совместный вечер дружбы студентов и молодых специалистов завода измерительных приборов. Идея понравилась и студентам, и руководству заводского Дома культуры. Назначили дату — тридцатое декабря.
В концертной программе принимали участие и студенты, и заводская самодеятельность. После концерта всех пригласили в вестибюль на танцы.
Нарядная ёлка. Мигают разноцветные огни. Под потолком вращается зеркальный шар. Свет, отражаясь от него, имитирует весёлый хоровод снежинок. Духовой оркестр играет вальс. Я стою у стены, ожидая приглашения на танец. Стрижка модная — гарсон. Туфли с остреньким носком. Каблучки — шпильки. Платье сшито мною по последнему «Журналу мод». Серебряное, атласное. Рукав — три четверти. Юбка — солнце, которая так красиво кружится в вальсе.
Ко мне подходит плотно сложенный парень. На вид значительно старше меня, Шатен, среднего роста, с довольно приятным выражением лица, но какой-то немодный.
— Геннадий, — представляется он с лёгким поклоном.
— Галина, — приветливо улыбаюсь я, уже представляя, как мы вальсируем, а он продолжает:
— Предлагаю пойти в зал смотреть документальные фильмы.
Это он мне предлагает?.. Смотреть чёрно-белое кино?.. Да я так мечтала танцевать на этом вечере! Организовывала его. Мне восемнадцать лет! Я танцевать хочу!!!
Почему-то иду за этим немодным парнем в зал. Там он знакомит меня с молодожёнами. Парень работает на заводе в одном с ним цехе, а его жена — продавщица в магазине у проходной завода. После просмотра документальных фильмов Геннадий предлагает проводить меня домой.
Морозно. Тихо идёт снег. В небе висит любопытный месяц рожками кверху.
— Скользко! Разрешите взять вас под руку?
— Разрешаю. — И сразу же чувствую надёжную опору.
Поговорили. Перешли на «ты». Он рассказал о себе, поинтересовался:
— Где встречаешь Новый Год?
— С институтской группой.
На прощание, сняв варежку, подала ему руку. Он задержал её в своей крупной ладони, и я ощутила приятную теплоту его руки.
10.
Спустя неделю после встречи Нового года случилось событие, казалось бы, совершенно необъяснимое, но изложить его хочется без всякого мистицизма.
Рождественский вечер. Затемно возвращаюсь домой. Лунный свет раскидывает узоры теней, окрашивая снег в загадочные тона. Легкий морозец. Снег скрипит под ногами. Воздух свежий. Дышится легко.
Медленно подхожу к своему дому. Вдруг, подчиняясь какой-то неведомой силе, я останавливаюсь у подъезда и, подняв голову, вглядываюсь в небо. Никогда я не видела его таким сияющим, холодным и в то же время будто пламенеющим в какой-то таинственной глубине. Тёмное небо, словно бархатный полог с неописуемым блеском пронизывающих его звёзд, звучащих дивной музыкой откровения в трепетных узорах. Они влекут душу высоко-высоко в тёмно-синюю бездну. Увиденное зрелище очаровывает. Сердце моё захватывает странное восхищение, словно бездна открылась и во мне самой — маленькой частице бесконечной Вселенной, существующей, движущейся, вращающейся по определенным законам мироздания. Необъяснимый шёпот пролетает над моим ухом: «Узнай имя будущего мужа».
Я в недоумении. Узнай! Как узнать? Уже поздно. Во дворе никого нет. Дома услышу только имя отца...
Неожиданно дверь подъезда распахивается, на улицу, чуть не сбив меня с ног, выскакивает мальчик, на вид лет пяти.
— Гена! Гена! Подожди! — кричит женщина откуда-то сверху, спускаясь по лестнице.
Я замираю... Гена... Именно так зовут парня, с которым я познакомилась на вечере в заводском Доме культуры...
Гала — Гена... На ум приходит определение из школьного курса химии: «ГАЛОГЕНЫ— элементы, рождающие соли». А у нас могли бы родиться замечательные дети! Почему я сразу подумала о детях? Запали в память бабушкины поучения, что для семейной жизни нужно выбирать человека достойного, от которого дети могли бы родиться умными и здоровыми.
Что же, Гена — вполне подходящий парень. Сложён хорошо. Глаза у него умные. Взгляд ясный, спокойный, твердый. Молодой специалист, а уже ведущий конструктор...
И где же он, этот Гена? Почему после вечера дружбы ни разу не появился? А может, с ним что-то случилось? Эта мысль уже не давала мне покоя.
На следующий день, вспомнив о продавщице, работающей в магазине у проходной завода, я решила прояснить обстановку и отправилась к ней. Она сразу узнала меня. Поговорили, вспомнили о вечере в Доме Культуры.
— А Гена так ни разу и не пришёл, — посетовала я.
— Так ты ничего не знаешь? — удивилась она. — В новогоднюю ночь он пошёл в институт искать тебя. Дежурные его не пустили. Завязалась драка. У него так подбит глаз, что стыдно идти к тебе. Очень переживает.
— Раз так, передайте, пожалуйста, ему: знаю, понимаю, жду.
Он пришёл! Мы стали часто встречаться. Гуляли, ходили в кино, в театр, а мне так хотелось пойти с ним на танцы. Однажды на свидание вместо Гены пришёл незнакомый мне парень. Представился и сообщил:
— У Гены много работы. Ему некогда гулять. Попросил сводить на танцы.
На танцы с другим парнем? Нет! Это меня даже обидело. Я отказалась. Так и осталась ненатанцованной...
11.
С наступлением весны мы — это я и Гена — стали путешествовать по окрестностям города, любоваться оживающей природой. Однажды он предложил съездить в курортный посёлок.
С утра шёл небольшой весенний дождь, но вскоре он кончился. Всё дышало и радовалось возвращённому сиянию солнца и начинающемуся дню. Больше часа мы добирались до посёлка автобусом. Я даже поспала, уютно прикорнув на его плече.
Приехали. Погода солнечная. Купив билеты на обратную дорогу, отправились гулять. Меня, такую модную, в яркой куртке, в пышной юбке на накрахмаленном подъюбнике, в обуви на толстой каучуковой подошве, несколько смущал немодный вид сопровождающего парня. В широченных брюках, с широким галстуком на резинке (а в то время модны были «брюки-дудочка» и галстук «селёдочка»!), да ещё и в галошах — резиновой обуви, надеваемой поверх туфель для предохранения их от сырости. Это уж совершенно неприемлемо молодёжью!
Вышли к реке. Остановились на крутом берегу. Зеленеющий лес обрамляет хрустальную гладь воды. Под ногами изумрудный ковёр с золотым орнаментом одуванчиков. Стой и любуйся окружающим великолепием, природной стихией! Нет. Мне захотелось посмеяться над внешним видом моего спутника.
— Почему ты не следишь за модой? — начинаю подтрунивать;я.
— Что тебе не нравится? — атакует он меня лобовым вопросом.
— Ну, хотя бы эти "галоши настоящие, красивые блестящие", — цитирую я слова из детской песенки.
— О! Это поправимо!
Спокойно снимает он галоши и каждую поочерёдно забрасывает на середину реки. Удачно упав на воду, галоши, словно кораблики, медленно плывут по реке в неведомую даль, сверкая от солнечных лучей, а мой спутник, обращаясь ко мне, спрашивает:
— Ты довольна?
Вопрос повисает в воздухе и, замерев, всё ещё звучит в моих ушах. Его реакция оказалась для меня неожиданной. Мне мучительно стыдно за насмешку, а он продолжает:
— Не вижу радости в твоих глазах. — Затем: — Да что с тобой?
Как это мне объяснить?
12.
Конец февраля. Зимние студенческие каникулы. Всё с тем же психологическим кружком я отправляюсь в Москву. Нашу студенческую группу поселяют в общежитии московского пединститута. Днём — насыщенная программа, вечером — театр.
Сегодня спектакля нет, отдыхаем вместе с московскими студентами в общежитии. Песни, танцы под гитару...
Симпатичный парень, не представившись, тихонько предлагает:
— Зайдём ко мне на минутку, — указывает на дверь комнаты по соседству с нашей.
Ах, это любопытство! Оно наша главная первая страсть, так что даже все остальные страсти могут им объясниться...
Парень, захлопнув дверь на замок, тут же набрасывается на меня с объятиями, поцелуями и валит на кровать. Неожиданный поворот! Приключение, конечно, захватывающее, но и опасное. Вспыхивает страх, безотчётный страх. Бежать! Не столько от него, сколько от новой странной неуверенности в самой себе. Кровь бросается в голову. Стучит в висках. Я пытаюсь вырваться из объятий, но все мои старания тщетны.
— Что ты ломаешься? Да у меня целый блокнот девчонок. Любую позову, будет рада.
Это сейчас шутят, что в Советском Союзе секса не было. Продвинутая молодёжь и в пятидесятые годы считала: секс ещё не повод для знакомства. От отчаяния я укусила его за щёку...
— Ненормальная! — взвыл он, отшвырнув меня в сторону. — У меня же практика! Как я завтра пойду в школу? Мне урок давать!
Распахнув дверь, сердито крикнул:
— Убирайся!
Я пулей вылетела из распахнувшейся двери. Остановилась, тяжело дыша, приложив руку к бьющемуся сердцу, сердита на саму себя за то, что поздно вспомнила поговорку: любопытной Варваре нос оторвали. Из груди вырвался вздох, голова слегка кружилась, мысли путались.,,
Вообще-то, в молодые годы мысли более покорны телу, чем духу. Как отмечал Лев Толстой: «Если девице минуло пятнадцать лет и она здорова, ей хочется, чтобы её обнимали, щупали. Разум её боится неизвестного, непонятного ему — это называется целомудрие, стыдливость. Но плоть её уже знает, что непонятное — неизбежно, законно и требует исполнения закона, вопреки разуму».
Так-то он так, но, воспитанная в строгости, я к тому времени уже уяснила, что женщина себе не принадлежит. У неё важное предназначение — продление рода. Природа не зря сделала защиту органам деторождения — здоровье будущего потомства важнее минутного удовольствия. Я стремилась сохранить дар девственности и незапятнанную честь для создания семьи; хотела, чтобы мои дети знали и уважали своего отца, а он любил их и заботился о них. В памяти звучали презрительные слова домоуправа по отношению к молодой матери-одиночке, проживающей в нашем доме: «мать-одноночка».
13.
Из Москвы я уже вернулась, студенческие каникулы закончились, а Гена почему-то не приходит. Что делать? Что же делать?.. Под лежачий камень и вода не течёт! Надо действовать.
Приближается «мужской праздник» — 23 февраля. Люди носятся по всему городу в поисках подарков. Есть и у меня повод заявить о себе и узнать, что случилось.
Делать подарки мне нравится! У меня врождённая любовь к красивым вещам и есть понимание их тонкого воздействия на людей. Как приятно видеть удивлённый и восторженный взгляд человека, принимающего подарок! А вот с их получением мне почему-то не везло. Обо мне забывали, я расстраивалась, плакала. А жизнь-то мудро устроена — всё оказывается к лучшему.
Перелом произошёл в десятом классе, словно я выдержала испытание и достойна вознаграждения за прошлые упущения. На школьном последнем звонке первоклассники делали выпускникам скромные подарки; меня судьба и в этот раз обошла, но я впервые не расстроилась, смирилась. Прошло несколько дней, идёт выпускной экзамен, и вдруг дверь в класс открывается, и, просунувшись в неё, какая-то женщина, назвав мою фамилию, просит передать пакет. Оказалось, что это мама первоклассницы. В день последнего звонка она была в командировке, а теперь исправляет ситуацию. В пакете — большая коробка модных духов «Ландыш серебристый».
У меня момент был очень важный! Понимая, что подарок характеризует человека дарящего, я несколько дней обдумывала, что подарить Геннадию. Представляла такую картину: приходит он уставший с работы в общежитие, заходит в свою комнату, и в глаза ему бросится нечто очень и очень приятное... Повеет уютом... Что же ему бросится в глаза?.. Цветы! Конечно, цветы, да ещё в красивой вазе!..
Обошла магазины. Понравился белый с мелкими розочками фарфоровый комплект: пудреница и ваза для цветов. Купила его. Решила пудреницу оставить себе, вазу с цветами подарить Геннадию. Загадала: пусть эти вещи со временем снова объединятся в комплект!
С вазой, букетом и поздравительной открыткой в дневное время (пока Гена на работе),
отправилась в заводское общежитие. Вахтёр поняла меня, проводила в комнату, показала, где кровать Гены. На прикроватную тумбочку я поставила вазу с разноцветными гвоздиками и положила открытку, на которой под типографским поздравительным текстом мною подписано: «Любитель приятных сюрпризов».
Гена явился в тот же вечер! Оказалось, что в моё отсутствие мама успела серьезно поговорить с ним. Потребовала, чтобы он оставил девочку (то есть меня) в покое. Не мешал учиться. Ему уже двадцать пять лет! Взрослый парень! Жениться пора...
Мама опять хотела, как лучше! Почему она не поговорила со мной? Да, Гена старше меня, так и отец тоже старше матери. Возможно, что на примере нашей семьи меня и тянуло к парням постарше. Мамины действия меня возмутили. Это моя жизнь! Никто не может за меня решить: нужен ли мне именно этот человек? Решать должна я! И только я!
Продолжение http://www.proza.ru/2013/06/20/53