Моя лучшая подруга бесцельно брела по аллейке к фонтану. В клетчатых брючках на крепких ногах, с толстой короткой косой, в будничной кофточке. В руках у неё был Мишка, плюшевый друг нашего совместного с ней детства. С первого взгляда было ясно, что Натаха не знает куда идти. Походка была какой-то нерешительной, выражение лица - непонятным. Короче, сразу было видно, что у моей родной подружки что-то очень не так. Если бы не Натахино состояние, я бы сочла, что она очень похожа на Кристофера Робина, гуляющего по лесу со своим Винни Пухом.
Двигаясь навстречу друг другу мы одновременно оказались у фонтана, места наших игр, бесед и просто ничегонеделания
- Привет, Наташ
-Привет...
вяло ответила она.
- Ты куда?
- Гуляю
- Почему с Мишкой?
Нам было на тот момент уже по одиннадцать лет и гуляния с плюшевыми медведями остались в прошлом.
- Мама убирается. Перебирает вещи. Сказала: "Чтобы я этого медведя больше не видела".
Натаха беспомощно опустила голову.
- Так, приехали
пронеслось у меня в голове. Тётка Лидуха дама строгая, если сказала "чтоб не видела", значит так и будет. Это не моя мама, которая скажет строго и тут же забудет.
- И куда ты его?
- Не знаю…
Мы сели на круговой обвод фонтана. Подругу было очень жалко. Сколько я помнила себя, столько же я помнила и Натаху. Мы долго жили в соседних комнатах в коммунальном коттедже. Потом наша семья переехала в отдельную двухкомнатную квартиру, но дружба взрослых и дружба детей остались.
Этот Мишка был очень важен для нас. Мне кажется, что он достался Натахе уже не новым, от каких-то родственников. Но это дела не меняло.
Мы любили его. За плюшевую приятность, за удивительно трогательную морду, за крупность, за двигающиеся лапы, из-за подвижности которых, с медведем можно было обняться.
Было ещё одно удивительное свойство у этого игрушечного исполина - его можно было поить водой, молоком, чем захочешь. Он впитывал жидкость с чайной ложечки своей пастью. Внутри у него были опилки, и взрослыми предполагалось, что поить его нельзя, поскольку он может заплесневеть изнутри. Но медведь держался молодцом и нас не подводил, не зацветал, не вонял.
С ним так приятно было обниматься! Большой, надёжный, тёплый и такой беззащитный!
И вот теперь его надо было донести до мусорки, выкинуть и уйти, оставив среди помоев. Предав.
Надвигался совместный рёв. Мы уже шмыгали носами, ёрзая на шероховатом цементе фонтана. И тут мне в голову пришла отличная идея. Ведь тётка Лидуха не велела конкретно выбросить Мишку! Она сказала чтобы дома его больше не было!
- Наташка, пошли, пошли, я придумала! Мы отнесём его на чердак нашего дома! Там и так уже стоит наш торшер, серёжкина цинковая ванночка и его младенческие вещи! Мы посадим медведя в ванночку и оденем в детское. Он будет там жить, а мы будем туда залезать и проведывать его!
Так мы и сделали.
Медведь сидел на чердаке тыщу лет. Мы забирались туда за соседской вяленой ставридой и угощались ею в его обществе, перелистывая пыльную подшивку дивного журнала тех лет с названием "Советский экран". Соседи Соколовы были очень хозяйственными и добрыми. Порой мне кажется, что так много ставриды они вялили, учитывая нашу любовь к ней.
Жизнь бежала вперёд, мы разъехались на учёбу, родители получили другие квартиры далеко от станции нашего детства, у нас у самих родились дети. Времена пошли совсем другие...
Но иногда я думаю, а вдруг там, далеко, на чердаке ветшающего двухэтажного дома по-прежнему сидит и ждёт нас с Наташкой старый, выцветший до песочного цвета, плюшевый медведь в младенческих одёжках моего младшего брата?
И при этих мыслях мне становится немного щекотно в носу, я щурю глаза от золотых пылинок в конусе света из косого чердачного окошка, и приходит грусть о детстве и о бежевом мишке в потемневшей цинковой ванночке.