-Ох и бабы какие! Злые , завистливые, властные, непримиримые ни с чем,- говорил по пьяни Гришка своему соседу.
- Как что, под каблук, да норовят, пристукнуть, дескать, сиди, не высовывайся и молчи. А я, ежели, говорить хочу. Я ей всё высказать желаю. Понимаешь, Лёха, устал, мочи нет.
-Разведись,- смеётся Лёшка, делов -то. Сейчас это просто.
_--Э нет,- покрутил Гришка указательным пальцем,- а как я без неё? Кто мне жрать будет готовить, стирать, заботиться, в конце концов? Кто?
- Ну, тогда не разводись,- сосед пожал плечами,- чудной ты мужик, Гринька. Ладно, давай по последней, и по хатам. Моя - придёт, увидит нас вместе, вони не оберёшься.
Гришка ещё чего - то пытался рассказать, но сосед замахал руками
-Уйди, Бога ради, и моя не лучше. Весь завтрашний день пилить будет. Не любит она, когда мы об жизни делимся меж собой. Да мне ещё сегодня под картошку землю подготовить надо. Глаша грозилась завтра сажать её, у неё выходной намечается что ли?
Гришка медленно поднялся, ойкнув, схватился за спину.
- Ты чего?- забеспокоился Лёха, болен, что ли?
-Да спина болит, окаянная. Ну, я пойду?
И на улице уже, столкнулся с Глашей.
Жинка у соседа была маленькая, кругленькая, с большими, как у лани, грустными тёмными глазами.
-У моего был?- насторожилась она.
-Был, а чего нельзя? Пивка по кружечке выпили и всё. Что вы бабы, придирчивые какие. А у нас может быть одна радость.
- Ты гляди у меня,- нахмурилась Глафира,- мужика моего не спаивай, сердце у него барахлит, понял? Упаси Господи ежели…. Что я без него?
Крохотная слезинка выползла на хорошенькое лицо, и Гришка растерялся, вжал голову в плечи, шмыгнул, как в детстве носом, пожалел, значит.
- Я и не знал, что он того, ну болен. Давай помогу, Глаша. Он протянул руку, пытаясь взять сумку
- Да отстань ты, леший, разозлилась женщина,- сама донесу. Здесь два шага осталось. А по какому случаю у тебя выпивон сегодня?
- И не спрашивай, так с горя маленько.
- И какое же у тебя горе,- улыбнулась Глаша, небось твоя сова снова заначку нашла?
-А ты откуда знаешь?- разозлился Гришка.
-Вся улица судачит. Ты бы ей приличное платье купил, а то всё в старых обносках ходит.
- Не твоё дело,- огрызнулся мужик,- я в ваши женские дела не лезу. Мне всё едино, в чём вы ходите.
-Ой ли, так и всё равно?- засмеялась Глашка, а на других баб заглядываешься. Ещё увижу, что приходишь с бутылкой к моему мужу…..
Не договорив, она повернулась и пошла к дому, раскачивая широкими круглыми бёдрами.
Гришка постоял немного, порассуждал про себя, что , дескать, у него Надька не такая красивая, как Глафира, но зато в постели всегда молодчина. А то что гоняет, так это ж за дело. Не гоняй мужика, распустится, шкодить начнёт. Надюха его просто в руках держит. Про любовь мужик никогда не думал. Сошлись вот двое и живут, детей вырастили, дом, хозяйство . Чего ещё?
Опять заныла спина, повернулся и будто электрическим током прошило. Прижался Гриня к забору, постоял, легче вроде бы стало, и медленно побрёл к своей калитке.
Дома никого не было, развернул аппликатор, оголил спину. Иголки впились в больное место и сразу по телу пошло приятное тепло.
К вечеру полегчало.
-Надо бы помидоры подпушить- нехотя поднимаясь, подумал Гришка,- а то моя НКВД разгром устроит.
Это он так «любовно» называл свою половину. И вспомнилось, как после армии приехал уже с женой, маленькой, хрупкой, пугливой Надюхой. Глазища- огромный, чёрные, как у цыганки, а характер проявляться стал позже- жёсткий, колючий.
Приехали в домик умершей тётушки, земли много, а сажать не умеют. Бабки- соседки потешались, жену неумехой прозвали.
-Глянь ка, Нюрка,- смеялась соседка,- помидоры по тетрадке садит девка.
-Ой, чтой - то будет?- отвечала её подруга Лукерья,- не то дождь, не то снег, раз такая «неумеха» за рассаду взялась!
А когда уродились сильные больших размеров плоды, не на шутку рассердились бабы, должно - быть позавидовали молодым.
-Отето да,- возмущалась Нюрка,- Гришка то помидоры в карманах, и в ведрах, и за пазухой носит и носит. Попросила угостить. Так он мне кастрюлю полную с верхом насыпал. Ни оного червивого, и пятнышек нет. Бог им сам помогает видать. А у меня гниют помидоры. А чего они такие поганые ,не пойму? И подпушивала и удобряла. Жука на них столько, хоть пруд пруди. Не исчезает, никакая отрава его не берёт.
И опять зависть, косые взгляды, двусмысленные улыбки, слова.
- Вот бабы поганые,- тогда часто думал Григорий.
А жена терпела, плакала, обижаясь на соседок. А когда и сама такой же языкатой стала, зауважали они её. Действительно злость порождает себе подобное, а породив, успокаивается, довольная собой .
Григорий и не мыслил жизни без жены, злой, сварливой, но родной, ничем и никем не заменимой. Привык, должно быть.
- Вот где её носит?- вздохнул он,- хотя бы записку оставила.
Надюха приехала очень поздно. Не объясняя ночной приход, полезла в холодильник, вытащила маленькую кастрюльку, поставила её на плиту.
-Борщ будешь, не поворачивая головы, спросила она.
И тут только Гришка вспомнил, что ничего с утро не ел. Её ли ждал, или не хотелось одному за стол садиться?
Ели молча, как чужие. Она, поев, встала собрала посуду, положила в раковину, вышла на огород.
-Что же перец не полил?- сказала, возвратившись. Да, кстати, Мишка тебе привет передал. Спросил, чего не приезжаешь?
-Вот завтра и поеду,- засуетился Григорий,-как он там? Здоров? Работает?
Приёмный сын дружил скорее с отчимом. Но Надежда, иногда, будто бы невзначай приезжала к нему, чтобы застать врасплох. А вдруг…? Но вдруг ничего не было. И она, каждый раз, возвратившись домой, ворчливо докладывала мужу о Мишке. Это означало, что надо ехать к нему и говорить по – душам.
Утро выдалось, как на грех, капризное. Пошёл дождь, мелкий, колючий. Болела спина, хотелось спать, но поехать надо, заест совесть, коли он не выполнит распоряжение домашнего тирана.
-Когда приедешь?- строгий голос, неуютный вопросительный взгляд.
-Да завтра и вернусь,- захлопывая дверцу машины, ответил он.
Она кивнула, медленно повернула тучное тело и побрела в дом.
-Завтра, так завтра, совсем бы там остался, лучше бы было- проворчала она.
И опять зло серыми комочками запрыгало вокруг, протягивая корявые пальцы, хватая за подол платья, проникая за шиворот, уколов растревоженное сердце.
-Тюфяк, лентяюга, ничего не может сам. Кабы не я, подох бы с голоду,- ворчало зло, обволакивая тело женщины,- любит поесть вкусненькое. Своими бы мозгами хотя бы раз пошевелил, что вырастить это надо, закрутки на зиму сделать. Рохля рохлей, а любят его сыновья. Почему так несправедливо? Растила, спасала от хвори, плохих людей. А лавры первенства отдаются Гришке?
И опять слёзы слабости, ненависти по щекам змейкой сползая вниз, капают на замызганную кофточку. А для кого собственно наряжаться? Да и спьяну он, чего заметит , комплементов не дождёшься. Эта никчёмная психология замужних, пожилых особ, прочно укоренилась и в её неприхотливой голове.
- Не удалась жизнь, а всё из-за него бестолкового ,- думала женщина с трудом поднимаясь на высокое крыльцо.
Радости и осталось у неё - игра «в подкидного дурака», с хитрой одинокой, ласковой Юлей. А между делом- чай с печёностями. Надежда часто стряпала то пирожки, то ватрушку, то шанежки.
Говорили много, сплетничали вдосталь и само- собой ругали на все лады мужиков, виновников, как им казалось, всех женских несчастий.
- Гринька муки привёз?- спрашивала любопытная Юлия,- а деньги подработал?
И муки, и деньги и овощи на зиму, конечно он. Муж ведь, должен,- отвечала, улыбаясь Надя,- не чужой он мне, заботится о семье обязан.
А из семьи только двое и осталось. Дети- взрослые, сами по себе, с матерью не ладят. Как говорится: «На свои хлеба пошли давно».
-У тебя, сколько на книжке?- не унималась подруга.
-Почти миллион,- выпятила и без того огромную грудь женщина,- у меня всё должно быть, мужиков здесь надо держать вот здесь,- сжала она сильный кулачок.
Гришка не приехал ни на следующий день, ни потом. Позвонил сын
-Батя у меня,- грубо сказал он,- влетел в аварию, ну по стопарику всего мы с ним и выпили. Бампер полетел и с дверцей проблема.
Она не поинтересовалась о самочувствии мужа, а только посетовала, что денег уйма уйдёт на ремонт машины, что дескать как был муж дураком, так и останется им.
Гриня приехал через неделю - весёлый, и как показалось ей, посвежевший.
-Ты что на курорте побывал?- спросила она.
-У сына,- улыбнулся он,- я за своим барахлом, уезжаю к нему.
Надя - оторопела, схватилась обеими руками за спинку стула, медленно села, уставившись на мужа.
-Куда? К Михаилу? Нужен ты ему? Может бабу завёл?
-Может и завёл, а может, и нет. Поживи одна, отдохни от меня. Если полегчает тебе, так тому и быть. А ели нет- зови!- он спокойно прошёл мимо открыл шифоньер, достал пальто, куртку, старую потёртую сумку. Не торопясь сложил в неё вещи и не простившись пошёл к машине.
И только теперь Надя поняла, что он, этот облезлый, седой, старый «добытчик» её уезжает. И уезжает, возможно, навсегда. Оставляет её одну наедине с недовольствами, домом, огородом, злостью, миллионом на книжке.
- Да кому ты нужен?- истошный крик заполонил улицу,- я и без тебя проживу.
Душили слёзы, трясло руки. Никто не пришёл не утешил, не сказал успокаивающего слова, не налил сердечных капель, как это делал часто Гришка.
Только на следующий день перешёптывались соседки, мол, так и надо этой стерве, довела мужика, сбежал бедный! Всякому терпению приходит конец. А сами то сколько выговаривали ей ненужностей о нём, и не вежливый, и не опрятный, и не красивый, и часто пьяный, столько ещё гадкого проникало в её куриные мозги.
-И чего там хорошего, я лучше,- часто стучала женская, возвеличенная окружением, пришедшая мысль.
Перегнула малость палку, не подумала,- улыбалась Юлия,- помягче, надо бы быть. Любят у нас на Руси поговорить, посплетничать, сделать свои не обоснованные выводы, основанные на грязных слухах. Советчики, советчицы, будто щупальца протягивают в чужую семью, чтобы напоганить, потешиться, посмеяться! Подслушивают, подсматривают – забавно им. Это вроде бы духовная пища, для ума и сердца – развлечение своего рода.
Ох, уж эти бабы! Неужели только они виноваты во всех грехах – болезные и амбициозные? А мужики – гордые, независимые, будто бы и ни при чём?
Ну, коли так, то совсем беда!
Умные, рассудительные, трезвые, подумайте о себе и о них слабых, о тех, что хотят казаться незаменимыми. Они всей душой желают вашей заботы, внимания. Не браните жизнь, любовь, одиночество и часто неприкаянную старость!