Об исчезнувшем и истинном

Мария Каменцова
     ОБ ИСЧЕЗНУВШЕМ И ИСТИННОМ

     Юмористические рассказы о Стране Советов :).


    Всю жизнь меня подталкивали к творчеству друзья и читатели. Часто всего лишь одна сказанная ими фраза служила бильярдным шаром, который летел по зеленому полю, с треском сшибая и приводя в движение другие шары.
    А кий-то я не выпускаю из рук никогда. Жду только благоприятного расположения шаров и ПОДАЧИ… ;)

--------------------------------------------

    СССР был удивительной страной, которая не обращала внимания на своих подданных, всецело занятая идеями мирового господства.
    И жизнь в ней от самого ее основания до конца сильно напоминала сюр. Нечто искусственное, жестокое и противоречащее самой природе человека и законам развития общества. Большевики написали свои законы, не подозревая, что никто, даже ОНИ, сделать этого не в силах, так же как столкнуть атом с его орбиты. Или он будет кружиться по ней, или исчезнет!
    А – куда же он исчезнет, ежели его как следует ПРИВЯЗАТЬ… И указать ему, как правильно жить и работать!
    Только вот с этим были у них неувязочки. Бездарные лидеры в точности не знали, как именно указать и что именно делать. От этого происходили шатания в обществе и брожение в умах.
    Хотя в целом они жестко придерживались линии древних правителей Японии: «не убивай раба, но и жить ему не давай».
    В школьных учебниках одной из первых фраз, которые читал ребенок, была: «Мы не рабы. Рабы не мы».
    Это была первая ложь, которую он узнавал. Всю последующую жизнь она входила в противоречие с тем, что он видел вокруг себя.
    Но об этом – далее. ;)

----------------------------------------------

    Трудовая повинность начиналась уже со старших классов школы. При этом ни о каком, даже символическом, вознаграждении речь не шла. Просто объявляли: «После экзаменов все едут в колхоз НА ПРАКТИКУ!»
    Какая практика в деле ухода за будущим урожаем или его сбором была нам нужна, и нужна ли вообще, – история умалчивает.
    Крестьяне бежали в город. Те, кто оставались, прекрасно обрабатывали свои наделы, но на колхозные поля их нельзя было загнать. Работать там приходилось почти даром, труд же был тяжелый. Вот потому бесплатная (вообще!) трудовая повинность распространялась на город и начиналась с детского возраста. И пусть в меня бросят камень те, кто ностальгирует по «стране победившего социализма».
    В первый раз я попала на поля не летом, а осенью, в начале восьмого класса, т.е. пятнадцати лет. Нас сорвали с занятий: урожай пропадал.
    Помню жуткое поле, целиком состоящее из грязи, низко нависшее небо, моросящий дождь и озноб от холода. В этой грязи нужно было рыться руками, собирая морковь, которую складывали в огромные кучи. Потом за нею приезжал грузовик, ехавший по этому полю, увязая в грязи. При необходимости мы, детишки, этот грузовик толкали.
    Норм выработки никто не устанавливал, в тех условиях это было невозможно, но на поле должны были трудиться все, не покладая рук.
    В обед мы шли к дощатым столам, где работала полевая кухня и были рукомойники без полотенец. :)
    В общем, это был совсем не пионерский, а трудовой лагерь. (Гротескную историю с пионерским расскажу позже.) Но «путевка» в него составляла то же время – около месяца.  Трясясь от холода в нетопленных бараках, под одеялами (их давали щедро), мы каждый день мечтали только об одном: покинуть это место.
    С тех пор я на всю жизнь возымела отвращение к моркови и сырой ее никогда не ем. :)))
    Ну, чудили с горя, как же без этого. Мальчишки додумались: в «очко» двух дощатых туалетов, стоявших во дворе, бросили дрожжи.
    Через некоторое время наш двор «поплыл». Неконтролируемая реакция была такова, что вызвали машину для откачки навоза и санэпидстанцию. Но от работы это не освободило ни на день, на что хулиганы, вероятно, надеялись.


      НЕВЫЛИВАЙКА

    Мои молодость и детство пришлись не на столь экзотические времена, как, скажем, послереволюционные и военные. Но всё же в них наблюдались начисто исчезнувшие на сегодняшний день реалии, которые жалко было бы просто так в Лету отпустить.
    Были, к примеру, именно вынесенные в заголовок невыливайки... А что это такое?!
    Сначала нужно представить себе мир без шариковых ручек.
    И ещё без авторучек даже...
    В ручку вставлялись перья. И таким способом надо было писать...
    Ага, озадачила? Теперь – по порядку.
    Вот – деревянная палочка, окрашенная в какой-нибудь цвет: зелёный, оранжевый, красный... На конце – блестящий зажимчик, круглая такая пластинка, охватывающая конец ручки. А перья, само собой, не из крыла птицы, а тоже металлические, расщеплённые на конце, чтоб не шкрябали страницу и можно было, надавливая, писать линии разной толщины. Теперь-то, когда пишешь шариковой или гелевой ручкой, все линии в букве одинаковой жирности, а тогда одни были тонкие, «волосные», другие – «под нажимом», причём этому придавалось большое значение. Существовал такой предмет, как «каллиграфия»!
    Перья были разные – одни блестящие, другие цвета тёмной бронзы, и на них была выдавлена пятиконечная звёздочка. Чтоб не забывали, живём не в Гвинее какой, а в государстве победившего социализма! Пишешь пером – звёздочка постоянно перед глазами! Вот когда начиналось патриотическое воспитание молодого поколения – прямо с первого класса, с первой написанной буквы!
     А чтоб набрать на перо чернила, была специальная чернильница-невыливайка. Чернила-то налить можно куда угодно, только они так же легко, как налились, и выливаются. Особенно у непоседливых школьников. Вот поэтому была изобретена такая посудинка, в которую налить можно было только в одну сторону. Потом её катай-роняй – чернила остаются в середине. Были невыливайки стандартные, фарфоровые, вроде столовой посуды, такой себе небольшой цилиндрик, по нижнему краю – расплывчатая голубая каёмочка. Вот все – только такие, и не иначе! Но цилиндрик не простой. Верхний край его загибался вовнутрь и у самого дна почти сходился конусом, а на кончике его изнутри оставалась дырочка – как раз чтобы сунуть ручку. Конец пера макался в чернила – бери себе и пиши. Пока чернил хватит. А на сколько хватало? Самое большее – на две-три буквы. Потом опять макай, пока писать не надоест или чернила не кончатся...
    Чернила всегда были только фиолетовые. Других не существовало. Цвет был яркий, насыщенный... Как попадётся в книгах того времени «руки в чернилах» – сразу представляй себе ярко-фиолетовые пятна! И не иначе!
    В школе на каждой парте была чернильница, стояла посередине, в небольшом круглом углублении, на двоих – одна. Иногда в процессе письма тыкались сразу двумя ручками и тихо ругались, потому что можно было повредить друг о дружку перья.
    Умолчу ли я о раннем, до занятий, появлении уборщицы в сером халате и с громадной бутылью в руке, покрытой пылью и потёками, из которой она наполняла невыливайки?! Случалось, старая рука промахивалась, и чернильница оказывалась налитой до краёв. Принцип невыливаемости тогда нарушался, приходилось быть очень осторожными, но по прошествии времени мы бывали вознаграждены: чернила высыхали, и конус внутри покрывался ободком дивного бронзового цвета. Чего они там в чернила намешивали?!
    Но, рассказывая о перьях, как могу я не упомянуть о перочистках?!
    Ага. Было и такое!
    Я же сказала, какие были требования к каллиграфии. Перо должно было быть идеально чистым! А в чернильницу могло попасть всякое: волоски, ниточки... Они прочно цеплялись за расщелину в пере, выдрать их было непросто, и мы запускали перья в край передников. Потом об эти места пачкались, конечно... Вот и были изобретены перочистки, их изготовляли на уроках труда. Надо было вырезать несметное количество круглых лоскутиков (приносили их из дому), сшить их в середине пуговкой, и перочистка была готова. При необходимости пёрышко всовывалось между краями и вытиралось без всякого ущерба для одежды. Перочистки должны были лежать на каждой парте.
    Легендарные парты шестидесятых годов, где вы найдётё хотя бы одну... Так пусть сохранится, по крайней мере, описание. Они были прочные, деревянные, сверху чёрные, как смоль, а боковые доски и сидения – кирпично-рыжие. Всегда только так, и не иначе! То были времена всеобщей унификации, только вот люди поддавались ей плохо, сохраняли, к досаде властей, свою индивидуальность...
    Сверху на парте, как я уже сказала, была круглая врезка для невыливайки, продолговатое углубление для карандаша и ручки, а ниже, на покатой поверхности, – главная достопримечательность: откидная крышка. Где-то примерно на треть ширины. А под ней уже «бардачок». Там тоже была унификация! Книги и тетради полагалось класть справа, завтрак в бумажной обёртке – слева. Порядок проверялся, если было не так, наказывали.
    Откидная крышка парты была – пир души. Столько у неё было функций, – некоторые не предусмотренные начальством. Когда учитель входил в класс, полагалось вставать. Крышки грохали, как приветственный салют! Обязательно кто-то запаздывал, две-три завершали общий аккорд, учитель на это укоризненно покачивал головой...
    – Здравствуйте! – выслушивал нестройный ответ. – Садитесь.
    Ну, к чему была эта армейская муштра?! Шесть уроков – шесть вставаний, гроханье крышек, «здравствуйте – садитесь»... Шесть дней в неделю (пятидневки ещё не было), двадцать шесть дней занятий в месяц, сто пятьдесят раз крышкой «бабах-бабах»... Представляете, какое зомбирование сознания?!
    Но были у крышки и привлекательные аспекты. Её можно было приподнять не до конца, прижать грудью, чтоб не падала, и тогда она исполняла роль ширмы: под ней развёртывали бутерброды во время уроков, играли в «морской бой», тайком списывали из чужой тетради... Но и закрытая крышка имела дополнительные преимущества. Держалась она на петлях, и от постоянного «туда-сюда» эти петли расшатывались, появлялась щель. Парты с щелью особо ценились. Во время урока под ней можно было держать книгу и не спеша прочитывать по несколько строк, передвигая её снизу. Можно было также читать любовные записки, – тайна гарантировалась. ;)
    Но я поспешила с невыливайкой. Хотела объяснить заголовок... В первом классе чернильницы ещё не ставились. А первая тетрадка была в «три линейки с косыми». И начинали писать карандашом. Писали целую четверть! И только во второй особо успевающим выдавались тетради... нет, не в привычную линейку, а в «две с косыми». Сейчас этих тетрадок днём с огнём не найдёшь! А тогда на них ставился почерк. Должна сказать – без особого успеха. Кое-кто писал красиво, но многие корябали, как курица лапой, невзирая на ухищрения педагогов. Тут уж более от природы зависит... :)
    Полагалось писать под наклоном, для того и были линейки косые, но у меня почерк от природы прямой, как ни бились – таким и остался, буквы под прямым углом – и баста! Как печатный текст!
    И в этих «две с косыми» писали аж до третьего класса. Во втором – уже чернилами. Тогда и появлялась на парте невыливайка...
    И первые авторучки. По поводу которых были склоки в педагогическом коллективе: разрешать или не разрешать. Там же с нажимом писать уже нельзя, может быть, пострадает почерк!
    Но, пока они дискутировали, авторучек появлялось всё больше и больше... Какого чёрта дёргать без конца рукой, запуская перо в чернильницу, если можно набрать чернил перед уроками и больше об этом вообще не думать?!
    И классе в шестом мы фарфоровых невыливаек на партах уже не увидели... Их съел прогресс. А вскоре за ними последовали и сами парты. Появились новые. Без всяких откидных крышек. И много получше по цвету: голубые, салатовые. Лёгкие, изящные, на трубчатых ножках... С открытым «бардачком», в котором фиг уже чего-нибудь спрячешь... Прежняя романтика ушла. Явилась новая. Ничем не хуже. Но не стоит забывать того, что было...


      СТРАСТИ  ПО  ГАЛСТУКУ

    А он сгорел. Под не в меру разогретым утюгом. Регуляторов температуры тогда не было, надо было следить и вовремя выключать.
    Пионерский галстук – это было серьёзно. Попробовал бы кто явиться в школу без него, будучи членом пионерской организации! Принимали туда всех скопом, по головам, как стадо. Дошёл до третьего класса – пожалуй в пионеры, и без всякого изъятья.
    Это была очень страшная процедура. Принимали-то в музее Ленина, а там атмосфера была кладбищенская, стены завешаны чёрно-пурпурными знамёнами, в центре яркий луч освещал белый гипсовый слепок с рук и лица покойного вождя... Имитировали, как видно, московский Мавзолей... Не подумали, что посетители – маленькие дети, которые попросту боятся покойников, хоть бы это был и вождь мирового пролетариата (кстати, что такое пролетариат, всю жизнь оставалось для меня тёмным)...
    Короче, мы были рады, когда выбрались на улицу...
    Зачем были вообще пионеры, зачем существовал в школе специально отгороженный угол, где на подставке торчали горн и барабан (приближаться к ним не разрешалось, мало ли что придёт в голову шустрым школьникам) – это была не тема для беседы в приличном обществе. Полагалось интересно одеваться и быть, опять же, интересным собеседником.
    А форма была – чёрный фартук и коричневое платье. Так я фартук выбросила и перетягивала талию широким поясом, выглядела, таким образом, тонно. Но на шее должен был быть пионерский галстук! Без галстука нельзя было появиться, за это выгоняли из школы! Тем более – в моём случае, когда с формой и так были нелады!
    Галстук был, собственно, не галстук в привычном смысле слова. Это был просто вытянутый треугольник дешёвой материи, синтетики, из вискозы. Но уж цвет был – огненно-алый, аж горел! В магазинах этих галстуков было полно, стоили они совсем дёшево. Но магазины были уже закрыты. Я днём постирала галстук, вечером собралась гладить – и вот, пожалуйста...
    Завтра новый можно будет купить. Запросто. В любом магазине. Но он нужен С УТРА.
    Что делать? Надо галстук шить! На один день. Даже – полдня!
    А где же в доме взять такую огненную ткань?!
    Такой – не нашли. Пришлось использовать просто красный сатин. А, доложу вам, загибать края и строчить, если предмет выкроен по косой, – довольно сложное занятие! Ткань вытягивается, края коробятся... Вышел не галстук, а просто пародия: весь волнами пошёл, концы закрутились, как свиное ушко... :)))
    В школе ко мне учителя подозрительно приглядывались... Но – к чему придраться? Галстук есть, а что он не совсем такой...
    Тем не менее я страдала и не чаяла, как дождаться, когда же этот день закончится.
    И после уроков купила сразу два галстука. Чтоб больше в такую историю не влипнуть...
    Но второй галстук не понадобился. Потому что со следующего класса их как-то понемногу перестали носить... Какое-то новое веяние тихо пронеслось и зацепило галстук. Начинались иные времена, наступали семидесятые...


    «ДЕВУШКА, ВАМ СЮДА!»

    Вообще – это было время, когда люди перестали обращать внимание на государство. Жёсткие деловые отношения уже давали себя знать, но и романтизма было ещё немало. Поразительно ясно это выразилось в одежде. Плотно сидящие тёмно-синие джинсы и просторная белая блузка с прямым рукавом – вот, пожалуй, символ...
    Ни того, ни другого нельзя было купить. Блузку – пошить, а джинсы...
    О, джинсы... Кто мог бы описать благоговение перед этим предметом, распространяющееся и на его владельца... И что более ясно могло бы дать понять, что пути индивидуума и общества разошлись! (Что, вообще говоря, означает крах данного общества. Вопрос времени...) Люди наконец уразумели, что счастливое будущее – миф, и надо жить сейчас. Притом жить – хорошо.
    Утопические глупости насчет отмены денег ещё давали о себе знать. Ни в одном учебнике математики нельзя было найти ни одной задачи, в которой фигурировали бы деньги! Внушалось, что деньги – зло. Но мы на это не обращали внимания. Главной темой было – хорошо одеться. Без приличных денег сделать это было нельзя. И мы зарабатывали, кто как мог. Клянчили у родителей, подворовывали, продавали книги и вещи... Коммунистическая идеология пропадала зря! :)))
    Ни в одном журнале мод семидесятых вы не найдете того, что носили на самом деле. Причем постулаты были прописаны четко, изменить им было нельзя. Над тобой посмеивались, ты выпадал из круга общения, вылетал из компании...
    Юбки должны были быть предельно коротки. Так что учителя старой закалки, увидев модно одетую школьницу, в буквальном смысле падали с ног... Спускаясь с подругами по школьной лестнице, нужно было во что бы то ни стало скрыть то, что под юбочкой, почти несуществующей, находилось. Поэтому озабоченно спрашивали друг друга:
    – Я не «свечу»?
    Но то, что происходило с юбками, – ничто по сравнению с метаморфозами брюк. Причем изменения появлялись мгновенно и так же молниеносно распространялись по городу. Вчерашнее уже нельзя было носить! Ни за что и никому!
    Вначале клеш шел от колена. В следующем сезоне – от середины бедра. И, наконец, — прямо от заднего закругления. На этом остановились, найдя совершенным, и долгое время оставалось именно так. Никаких карманов внутри! Только – накладные, и с мыском вниз! И – только спереди! Пояс брюк спускался предельно низко, а ширины они были неимоверной. Я лично носила клеш 43 сантиметра!!! Это почтительно называлось «белсами» (англ. колокол), купить такое можно было не мечтать, да мне что, – я шила сама.
    Доходить брюки должны были точно до начала каблука (кажется, так и сейчас осталось), а сверху из-за низкого пояса вечно вылезала рубашка...
    Приталенных рубашек было также не найти. В магазинах висели широченные чудища. Так что опять приходилось браться за иглу, чтобы доказать этой стране, что мы плевали на её ограничения... «Батники» ушивались точно по талии, концы воротника («стрелы») свисали вниз, и модный воротник имел «стоечку». Лежачие воротники не приветствовались.
    А поверх батника возникала жилетка. Собственно, она так только называлась. Это была в облипочку яркая самовязаная маечка с большим вырезом и короткая, так что внизу была видна широкая полоска рубашки – до пояса брюк. Одевшись так, ты о своем имидже мог больше вообще не заботиться...
    Жилетки вообще были в большой моде и – разные: совсем короткие, и подлиннее, и даже до колен, распашные и закрытые, главное – яркие и неповторимые, потому что вязали их сами. Их точно так же в магазинах было не найти.
    Второй принцип был – многослойность в одежде. Поверх одного свитера, тонкого, с длинным рукавом, надевался другой – с коротким и широким. Рукав кроился прямым, шить такие вещи было – нечего делать. Эти многослойные комбинации придавали индивидуальность, которую так стремились искоренить.
    А обувь должна была быть на платформе. Хоть маленькой! Настоящую литую платформу делали югославы. Эта обувь была за гранью мечты...
    Настоящее потрясение мы все пережили, когда к нам проникли слухи о длинных пальто. Это – после того, как мы два десятилетия носили всё – короче некуда... Самые смелые ринулись к портным, и вот – картинка тех лет: приталенное пальто почти до щиколотки, распахнутое, а под ним – во-от такая коротюсенькая юбочка...  Последний шик, куда твой Париж!
    Все мальчики носили длинные романтичные волосы, которые педагоги просто видеть не могли, и нередки были случаи, когда виновника беспокойства не допускали до уроков и за деньги учителей отправляли стричься. Но он появлялся снова с прической, укороченной ровно на один сантиметр... :)))
    А у девочек высшим шиком были – снова же запрещенные – прямые длинные волосы, как можно длиннее! В школу с ними являться тоже было нельзя, приходилось делать полузапрещенный «конский хвост», на который учителя тоже косились... Ну, а если уж длинные были точно не к лицу, можно было сотворить прическу «гаврош» – сверху короткая пышная стрижка, снизу – опять же волосы подлиннее, локонами, накрученными на бигуди. Тоже была модная девушка и красавица... И тогда, проходя по улице, можно было услышать галантное:
    – Девушка, что вы так спешите?! Вам сюда!


      ФАРЦА

    Суть фарцовки состояла в том, что деньги через границу везти было нельзя. Их отбирали. Кроме небольшой определённой суммы. А денег, как известно, всегда мало. В нашей стране тоже можно кое-что купить. Денег провезти нельзя, но можно провезти вещи. И иностранцы везли их целыми пачками. Не придерёшься: а это мои! Потом их здесь нужно было продать, но ни в коем случае не самим. Для этого существовала фарца.
    Настоящие фарцовщики всегда ходили под оком и угрозой КГБ. Покупка и продажа вещей (как и все иное) в нашем социалистическом отечестве была монополией государства. Попытка продать или купить вещь вне магазина была уголовным преступлением и называлась спекуляцией. Звучит невероятно, но – так было!
    А вещи в магазины поступали опять же из рук государства. И только так. Существовали ещё комиссионные магазины, куда можно было сдать подержанные или новые вещи. Но и там за спекулянтами следили, – чтоб не сдавали много, не наживались... Планка доходов была установлена низко, – на уровне ста рублей. Этот порядок был введён после войны, в период разрушений и нехваток. Но времена изменились, система – нет. Глупое, старое (в прямом смысле слова), недальновидное руководство всей силой своей карательной системы держалось за атрибуты давно устаревшей, надоевшей народу власти: коммунистическую партию, комсомольскую и пионерскую организацию, монополию на товары и средства производства...
    Оттого, когда стал возможен выезд за рубеж, туда рванули все, кому не лень. Под девизом: там в магазине можно купить всё, что здесь достаётся редко и за громадные деньги! Заграница – мечта, попасть туда – предел мечтаний! Там живут шикарные люди, и я сразу, с места буду такой же!
    Ага.
    А что эти шикарные люди смотрят на нас брезгливо, как на черномазых и арабских рабов, и используют соответственно, – мы, полные своих высоких идеалов, и подумать не могли... И сколько и как нужно там пахать, чтоб купить эту самую замечательную вещь, – избалованные восьмичасовым, строго лимитированным рабочим днём, и не представляли!
    Впрочем, фарцовщикам это было известно. Чтобы заработать на продаже заграничных вещей, нужно было пахать в две смены. Безработицы по закону не существовало. Неработающий был уголовным преступником и мог получить срок, немалый: за «тунеядство» давали два года тюрьмы... Поэтому все работали. Продавать вещи надо было во вторую смену. То-есть нормальный капиталистический рабочий день: четырнадцать-шестнадцать часов. Дома тебя видели редко. После работы ты съедал припасённый бутерброд, садился в троллейбус и отправлялся по своим фарцовым делам... Зато одет был всегда, как картинка! Что продавал – то и одевал!
    Фарцевать возле гостиницы, на вокзале, у автобуса с иностранцами – это была дешёвка. Промысел случайный и опасный. Настоящий, стабильный и безнаказанный доход могла дать только СЕТЬ. А для этого нужны были широкие знакомства среди иностранцев, живущих здесь.
    Отношение к фарцовщику на его работе было разное. Одни боготворили и старались подладиться. Другие люто ненавидели, оттого что их зарплата не давала возможности покупать приносимые им заграничные (чудесные, качественные, НАСТОЯЩИЕ!) вещи. Но вообще престиж был обеспечен, и социальный статус – не из низких.
    Суть была не в том, что вещи были заграничные. Суть была в том, что они были воистину прекрасны!
    Европа воевала так же, как и мы, и так же была разрушена. Но буквально в считанные годы восстановила свой потенциал и начала выпускать вещи, удовлетворяющие вкусы населения. У нас с этим не справились (невзирая на все призывы партии), доказав преимущества капитализма над социализмом. Люди были не удовлетворены системой. Оттого и произошел крах этой самой системы. Она служила не народу, а самой себе.