Сорок лет прожитой жизни при советском режиме, когда самым большим проклятьем у евреев было: «чтоб вы жили на одной зарплате», относилось и к семье Мендельсон.
А ровно после Хупы «Через девять месяцев спустя на свет родилася дитя». – Появилась красавица Нонна: рыженькая, круглолицая, продолговатым прорезом карих глаз, курносым
носиком, румяными щечками и губками – бантиком.
В то время не легко было устроиться на работу. Мендельсона по большему блату определили в Ремонтные мастерские, в красильный участок. Ему обещали со временем перевести в токарный цех. Его резцы, лерьки, метчики и сверла, ржавели в маленьком чемоданчике, который не смогла удержать Люба.
…………………………………………………………………………………………………..
Всю ночь плакал грудной ребенок. На второй день после прихода из родильного дома Хова, потрогав девочку, взволнованно сказала:
– У нее высокая температура! Она вся горит!..
– Я побегу за врачом, – сказал Додик и скрылся в темноте. Он бежал по центральной улице Ленина и встретил Бориса Петухова:
– Муха, куда ты так летишь?! – спросил его старший тренер по боксу.
– Мне не до шуток, Борис Петрович, у Ноны высокая температура.
– Надо срочно в больницу! – сказал Борис, открывая дверь в первый попавшийся магазин
– Мне необходимо вызвать срочно скорую помощь, – сказал он заведующему. Набрав номер,
он тихо в трубке сказал, – Лева пришли, как можно быстрее «спасительницу». Мы ждем ее у обувного магазина «Космос». Обнимаю. Боря.
Не прошло и пяти минут, как мы неслись с ревом сирены по улице «28 июня». Люба с плачущим ребенком, грустная стояла у порога и не знала что делать.…Увидев
нас, она тоже заплакала.
– Срочно в больницу! У больной высокая температура. Заражение крови. – Сказал доктор, проверив у ребенка пупок.
В больнице врачей не оказалось. Было воскресенье – не рабочий день. Напротив детской клиники на третьем этаже жил знаменитый в городе педиатр Шор младший, сын профессора невропатолога Шора. Мендельсон помчался к нему.
– Доктор умоляю вас, спасите грудного ребенка!!! Доктор Шор знал с виду Додика. Он часто встречал его вместе с Борисом, и они все друг другу кланялись.
– Добро, сейчас пойдем, посмотрим, – надевая пиджак, сказал доктор, и они спустились вниз. Кошмарная тьма повисла над городом. В не большем сквере расцветала сирень, насыщая воздух запахами аромата. Только вчера весь мир отпраздновал день Победы над Фашисткой Германией.
Додик вспомнил, как Люба тяжело рожала, корчилась от болей, но все-таки победила…
«Все будет хорошо». – Подумал он, поверив в чудесного доктора. У кроватке, рядом с Любой стоял в ожидании Борис Петухов:
– А вы, что здесь делаете? – подавая руку, спросил главврач детской больницы.
– Я их на скорой помощи привез. Лев Абрамович, это мой друг Мендельсон…Классный боксер из Вильнюса приехал, как Вы думаете, можно спасти ребенка?
– Сделаю все возможное, – прослушивая девочку, сказал педиатр и сам лично поставил ей укол пенициллина. – Если она не бросит грудь, выздоровление наступит на следующий день, добавил Лев Абрамович и записал свои указания старшей медсестре.
Этот замечательный день настал. Нона не бросила любимую грудь своей матери и на следующий день температура снизилась от 40 до 37 градусов. На третий день их выписали с больницы.
Судьба не случайно играет с человеком. Ноне суждено было выжить и в пятнадцатилетнем возрасте прилететь в Израиль с матерью, с отцом и младшей, любимой сестренкой Рухале.
Как все это случилось, узнаете в следующих главах. (Примечание автора).
Пятнадцать лет прожитых в Бельцах до принятия решения Мендельсона, переселиться на историческую родину в Израиль, превратили его мечту – в явь, лишь, в 1972 году. В то время он работал инженером по металлу на СЕЛЬМАШЕ.
Кем он только не работал: красильщиком, токарем, инструктором по спорту, учителем труда, тренером по боксу, фотокорреспондентом, снова вернулся к токарному станку в инструментальный цех Сельмаша. – «Крутился, как белка в колесе». Закончив, факультет журналистики в группе В.В. Клобуцкого, печатался в местных и центральных газетах Молдавии.
С каждым годом жизнь усложнялась, жить на одной зарплате было действительно настоящим проклятьем. После обмена денег Додик зарабатывал сто рублей в месяц. Любина зарплата была – еще меньше:
– Что ты стоишь такая грустная у батареи, тебе холодно?! – Однажды, придя с работы, спросил жену Мендельсон.
– Да нет, я грею тебе ужин… – не задумываясь, приняв артистическую позу с актуальным юмором, скривив в улыбке ротик, ответила Люба.
Она была всю жизнь юмористкой, а теперь еще больше.
Своих двух детей выкормила грудным молоком, не смотря на то, что жили впроголодь, Люба еще продавала полтора литра молока в детскую консультацию. Додик сдавал по три бутылки каждый день перед работой. Грудное молоко дорого стоило. Люба получала по 300рублей в месяц. За эти деньги приобрели телевизор, холодильник, стиральную машину и много других вещей. Но, увы!.. Люба заболела. Ее организм истощился. Она много пила газированной воды, но мало ела:
– Хорошо, что все кончилось – хорошо! – сказал доктор Тененбойм, выписывая рецепты с разными витаминами. А тут еще вызвали по повестке в ОБХС Мендельсона Давида Семеновича.
– Где Вы Давид Семенович, берете столько грудного молока? – подозрительно спросил Мендельсона следователь восьмого кабинета.
– Моя жена выдаивает из своих грудей
– По три бутылки в судки, почти, три года подрать?! – повышая голос, строго спросил служащий – что она у вас дойная корова?! – грубым голосом добавил он.
– Господин следователь, прошу более корректно относиться к моей супруге – матери двух детей. Она еще сегодня продолжает кормить грудью младшую дочку. Прежде ваших подозрений и обид, нанесенных нам, лучше было бы сделать анализы прежде и убедиться.
– Вы нас не поучайте, – понизив голос, сказал следователь – можете идти, промолвил он, поднимаясь со стула. – До свиданья.
– Только без до свиданья, – ответил Мендельсон и скрылся за дверью. С тех пор его больше не вызывали.
Доктор Тененбойм невропатолог постоянный сосед Мендельсона сказал ему, что не обходимо отлучить от груди ребенка.
Рухале было два года и десять месяцев: полненькая, черненькая с большими карими глазами с правильными чертами лица она походила больше на маму. Люба прозвала ее алте коп – старая голова. Во второй раз отлучения от груди, девочка додумалась подолом платья матери вытереть соски помазанные горчицей. Но бабушкины советы помогли.
…………………………………………………………………………………………………………
На кануне Шестидневной войны, на Ближнем Востоке были сосредоточены огромные силы Советской армии. Призвали даже резервистов. Среди них был рядовой солдат Давид Мендельсон и сотни тысяч других евреев.
В первые дни войны в Советской печати и радио сообщалось, что Израильская армия несет огромные потери в Иерусалиме, с Иорданией на Севере, с Сирией и на юге, с Египтом. Потом весь мир узнал правду: за шесть дней войны были ликвидированы все военные флотилии противников. Освобождение Голанских высот, возвращение старого Иерусалима со стеной Плача имела для Израиля первейшее значение. Десять лет Синайский полуостров находился под властью Израиля. Военные академии Союза изучали и продолжают изучать военную тактику Шестидневной войны. Можно сказать прямо: главным фактором репатриации евреев в семидесятых годах явилась великая победа Израильской армии.
Еще тогда, находясь в рядах противников, не по своей воле призванный, Давид Мендельсон
спорил с одним офицером, который небрежно при всех сказал:
– С отсталыми арабами воевать, ахти, они – герои!
– Это вам не в «Ташкенте с кривым ружьем»… – подметил Додик. – Потом все узнали, что героев Советского союза у еврейской национальности призовое место! – Что вы на это
скажите товарищ Майор?! – не унимался рядовой Мендельсон, и он свое получил – его снова послали в наряд.
В начале семидесятых годов в Бельцах начали подавать документы на выезд в государство Израиль. Многим отказывали, многие боялись решиться на такой шаг, но первые счастливые ласточки улетели.
………………………………………………………………………………………………………………………
В 1972 году Борис Петрович Петухов вернулся из Мюнхена, где проводились Олимпийские игры. Это было вершиной его спортивной карьеры. Он представлял на этом всемирном форуме Россию.
Пятого Сентября он стал свидетелем убийства палестинскими террористами израильских спортсменов. Борис привез немецкую газету с фотографиями убитых и израильскую монету, лиру, и передал Мендельсону.
Сорок лет Додик сохраняет олимпийский сувенир: боксерские перчатки, подаренные Петуховым. Они висят под зеркалом в машине, напоминая о жуткой трагедии в Мюнхене…
На другой день, придя с работы, Мендельсон, твердо решил поговорить с женой, но как все это преподнести? Я скажу: «надо поспешить, Ноночке скоро пятнадцать лет, через год прибавится еще триста рублей к уплате за выезд, где взять такие деньги?» – думал Додик, заходя в спальню:
– Любонька, милая моя, мне не обходимо, – начал он, – поговорить с тобой об очень важном деле: понимаю, не легком, но очень необходимом для будущего наших детей.
– Не понимаю тебя, Додинька, почему ты говоришь намеками? – положив на стул бархатную тряпку, которой вытирала бережно не давно купленную мебель. – Говори, какое дело ты снова затеял? – с любопытством спросила Люба.
– Это не затея, а мое, за много лет созревшее решение: репатриироваться в Израиль на постоянное место жительство со всей семьей.
– Ты же знаешь, на какие средства мы можем рассчитывать?! Если за душой ни гроша?..
– Финансовые вопросы – дело будущего, нам надо начать подготовку сегодня. У нас всего один год времени, а Ноночке скоро 15 лет и надо будет платить еще за одну визу. Главное желание. Ты хочешь ехать? – Посмотрев Любе, в изумленные глаза спросил Додик.
– Конечно, хочу, но как? Мама больная и старенькая все время говорит: «ин Палестин, ин Палестин мир дафен фурен». – « В Палестину, в Палестину нам надо ехать».
– Любонька, дорогая моя, все будет хорошо, и маму возьмем с собой – говорил он ей с жаром, целуя губы, глаза, прижимая ее к своей груди от не выразимого восторга. В тот же вечер Мендельсон пошел в универмаг и купил самый большей, коричневый чемодан. Все родственники смотрели на него и посмеивались: «смотрите, мол, какой копцин – бедняк едет в Израиль»… Когда самые близкие родные убедились в истинных побуждениях Любы и Додика, они не остались в стороне.
После всех переживаний, притеснений, увольнений собраний наконец-то Мендельсона вызвали в ОВИР. Разрешение на выезд было подписано в день смерти матери. Какая ирония судьбы! Бедная старушка! Молилась, просила Бога и не дожила до этого счастливого дня.
Либалэ очень тяжело приняла смерть матери. Додик еле оторвал ее от свежей могилы и провел к Мойше домой. Где вечером, после молитвы за покойной, они седели «кшивэ». Люба не могла вернуться в свою квартиру и семья Мендельсон до самого отъезда находилась в доме ее брата.
Только через месяц после получения виз в Москве, они отправили свой багаж.
Семья Мендельсон ехала поездом с Северного вокзала до пограничной стации Унгены, где находилась таможня. Их было четверо и столько же провожающих: Мойше, самый дорогой и близкий человек семьи Мендельсон, Борис – до гроба преданный друг, Изя, мальчик – влюбленный в Нону, и Сойфер, Додика детдомовский собрат.
В то время провожать «предателей» осмеливались только мужественные люди и настоящие друзья.
Последним труднейшим этапом переезда была таможня. До последней минуты, уезжающие, не знали, куда их повезут: на «Дальний или на Ближний восток»!…