Александра, любимая дочь Никифора

Евгений Журавлев
Глава из романа "Земля Рождения"

 Ивану Зарубину нравилась Александра. На гулянках, встречаясь с ней, он ощущал какую-то радость внутри, в сердце, которая разливалась по всему телу, когда она удостаивала его своим взглядом. Ему казалось, что она лучше и красивее всех своих подруг. И для него был день особенным, когда они виделись с ней и перебрасывались несколькими словами во время прогулок на улице.
Саша ощущала это внимание Ивана. Она чувствовала, что он неравнодушен к ней и ее женская сущность желала продолжения этих ощущений. Но она была воспитана в строгих семейных традициях, когда не садились к столу не помолившись и не брались за ложки, пока не возьмет ее отец. Отец был для нее глава семьи, авторитет, власть и защита. Мужчин в ее семье больше не было, кроме братика Алешки, который был еще маленький, поэтому всю тяжелую работу делала Александра с отцом. Помогала ему в поле, и пахать, и косить, и мешки таскать.
Отец ее, Никифор Яковлевич держал двух лошадей: Серко и Карько, и брал с собой  в город на ярмарку только старшую дочь Сашу. Она была ему помощницей, и он любил ее больше всех других дочерей.
Как-то раз поехали они в город Халтурин муку продавать, продали. Отец говорит Саше:
- Ты посиди, подожди меня. Я на минутку: забегу, чарку выпью.
Но вместо минутки пришлось ждать целый час. Уже вечерело. Приближалась ночь. Наконец, отец пришел веселый и пьяненький, как кот с вечеринки, и просадил видно в кабаке довольно крупную сумму денег. Его там и заприметили  какие-то два типа разбойного вида. Он понял, что дело серьезное и пахнет паленым. Подошел, и говорит Саше:
- Давай, бери вожжи и погоняй быстрей как можешь. Вон, сзади два типа хотят нас ограбить.
А за ним, и правда, вышли два мужика и кинулись к своей повозке.
Саша развернула телегу с лошадью и погнала своего Серко по дороге   домой. Те  двое   тоже   кинулись   вслед за ними. Они гнались упорно и долго, Сашу охватил ужас:
«Сейчас догонят, и зарубят топорами».
И она била, и орала на Серко что было сил, но разбойники не отставали, они были уже совсем близко.
Никифор сидел сзади, оглядывался с пьяных глаз и не знал, что делать. Саша крикнула ему:
- Папа, мешки бросай на морды лошадей!
 Отец понял и, схватив пустой мешок из под муки, бросил прямо на морды лошадей преследователей. Первый, второй, третий... Сзади поднялось белое мучное облако. Лошади разбойников, испуганные мучными мешками, рванули в сторону с дороги, телега их подпрыгнула и на большой скорости перевернулась.  Сзади были слышны крики и стоны раненых грабителей, но Саша не остановилась и гнала Серко еще с пол версты.  И лишь потом, убедившись, что их  никто не преследует, она дала Серко отдохнуть.
Уже почти совсем стемнело. Ехать было страшно: за версту от их деревни начинался Косогорийский спуск,  дорога шла вниз круто с большой горы и телегу могло разнести вдребезги. Отец пьяный уснул в телеге. Саша боялась и натягивала вожжи изо всех сил. Отец, проснувшись, крикнул ей:
- Отпусти вожжи! Серко сам знает, как спускаться.
Саша дала волю лошади, и Серко, почти садясь на задние ноги, стал потихоньку спускаться с телегой под гору. Когда телега набирала ход, он упирался, и садился на задницу, выбивая щебень копытами. Так в полной темноте они благополучно съехали по Косогорийскому  спуску. И вернулись домой живые и здоровые.
Подъезжая к дому, Никифор сказал:
-  Дочка, ты ж смотри, меня не выдай. Не рассказывай матери, что я в кабак ходил.
Это было прошлым летом. А сейчас уже наступил Новый год. И сегодня, в ночь на Рождество, к ним в гости пришла тетка Василина. После праздничного стола и угощений сестры облепили Василину и начали упрашивать  погадать на судьбу, на счастье.
- Ну, если вам не страшно, то испытайте себя, пойдите в сарай и посидите там под мерзлой тушей кабана, послушайте.
Все легли спать на полати, а Василина с Александрой и Глафирой легли на печке. Когда все в доме уснули, Василина шепнула им:
- Ну вот, сейчас как раз время гадать, а двери оставьте открытыми.
Саша и Глафира ощупью слезли с печки, выскользнули в сени и вышли на улицу. На дворе было морозно и светло от луны. На морозе в сарае что-то потрескивало. Было тихо и жутковато. Прямо у дверей на крючьях с веревками висела задубелая от мороза туша кабана, которого зарезали недавно перед праздниками, разделали и оставили на тридцати градусном морозе, как в естественном морозильнике.
Саша подозрительно глянула на кабанье рыло и ей стало не по себе: кабан как живой, как бы поворачивался и следил за ними, веревки от ветра немного пошатывались и скрипели. Сестры, не подходя, тут же присели и закрыли от страха лицо руками. И вдруг они  услышали, как веревки оборвались и кабан упал на пол. Девки вскочили и, заорав от страха, кинулись вон из сарая. Оглянувшись, они увидели как за ними, свирепо рыча, гналась мерзлая кабанья туша. Вбежав в сени с визгом, они успели захлопнуть и закрыть на засов двери в дом, и тут кто-то  стал стучать и ломиться в наружную дверь. Сестры, еле живые, побежали за печь, и залезли под шубу к тетке Василине. Они стали, заикаясь, рассказывать ей о случившемся. Она их успокаивала:
- Ничего, ничего, не бойтесь, я сейчас все расколдую и все пройдет.
Она что-то начала шептать. И стуки в дверь прекратились. Саша и Глафира, успокоившись, прижались к ней, боясь пошевелиться. Так и просидели они на печке до утра. Им казалось, что кто-то еще долго на крыше или на горище скреб когтями доски прямо над их головами.
А утром, когда совсем рассвело, они вместе с теткой Василиной пошли смотреть, что же их так испугало, и кто гнался за ними. Но все было на месте. И туша кабана висела так как ей положено было висеть, и следов на снегу никаких не было....
- Это вас нечистая сила пугала. Надо было не бежать и не бояться ее, а перекрестить. В эти 40 дней она ничего злого не сможет сделать, она бессильна.
У Саши и Глаши отлегло от сердца, и они повеселели.