Есть понятия, в которых не так просто разобраться. Одно из них свобода. В отличие от несвободы. Если тебя заперли и не дают ключа, то всем понятно, что о свободе здесь не может быть и речи. А в других обстоятельствах? Насколько ты независим в своих суждениях и передвижениях? Да и нужно ли тебе вообще об этом думать?
Михаил появился на свет с обостренным чувством свободы. Впрочем, как многие другие дети. И так же как они, с первых дней начал ее терять под нажимом обстоятельств. Терял постепенно, при этом яростно сопротивляясь.
Родители его излишне доверяли врачам и совсем не доверяли младенцу. Ребенка туго пеленали, выпрямляя ножки, в надежде, что они вырастут длинными и прямыми. Оказалось, напрасно. Ноги получились так себе.. А доктора через десять лет стали утверждать обратное. Этот поворот на сто восемьдесят градусов обычен в медицине. После очередных исследований выяснилось, что тугое пеленание плохо сказывается на работе мочеполовой системы.
А Миша знал этого с самого начала, но вразумить родителей не мог: разговаривать-то он еще не умел, а крики и жесты младенца родители истолковывали только как желание поесть или сменить подгузник. Довольно быстро он научился высвобождаться от своих пут. Возится, возится и постепенно распеленает ножки и ручки. Потом скрытно ими помашет, чтобы никто раньше времени не заметил. Иначе снова свяжут. Но это чувство спеленутой несвободы так в нем закрепилось, что стесняло в самые решительные моменты жизни.
Журнал «Здоровье», который регулярно читала Мишина мать, проповедовал кормление младенцев строго по часам. Так, якобы, вырабатывается в нужное время молоко у матери и желудочный сок у ребенка. Отступать от врачебных предписаний молодая мамаша не смела. Ребенок рос здоровеньким, молоко сосал энергично, но вот регламент соблюдать отказывался, повинуясь только собственному аппетиту. И есть хотел не через положенные три часа, а через два с половиной, а иногда и того меньше.
Бедная женщина недостающие минуты проводила в изгнании, не в силах выносить криков сына и протянутых в мольбе маленьких ручек. Она нервно семенила по двору, не отводя глаз от часов. Потом пулей неслась домой, на ходу расстегивая пальто. А младенец в это время до икоты заходился плачем.
В три года Мишу отдали в детский сад. Это уже было узаконенное государственное лишение свободы. Все делалось строго по часам. Даже сиденье на горшке. Но самым ужасным был тихий час. Он крал столько времени у интересных игр!
Мальчишку чуть ли не волоком тащили в спальню, где он в знак протеста так крепков вцеплялся в спинку кровати, что воспитательница одна никак не могла его оторвать и звала на помощь нянечку. Вдвоем им удавалось его свалить и задать горизонтальное положение. Потом в нарушении правил мальчишка ложился на спину. А детсадовские дети должны были спать строго на правом боку, положив под щеку обе ладошки.
В шесть лет Миша с удовольствием пошел в школу, ожидая от нее массу интересных вещей, но там правила оказались еще более суровыми. Нельзя было разговаривать, когда хотелось, а долгое молчание каралось вереницей двоек. Поначалу его твердо причислили почти что к дебилам, но постепенно выяснилось, что мальчишка тупеет только от жестких рамок. Вне урока, в свободной беседе он легко и непринужденно усваивал материал.
После школы он уже, как привычная к своим путам лошадь, двигался строго в заданном направлении. Правда, хотел в девятом классе бросить все, уехать в деревню к бабушке и поступить там в пастухи. Красота! Пуссен и Венецианов. Летнее утро, ширь и простор. «Может, еще и хорошенькая пастушка найдется…», - мечталось ему. Если не считать коров, ты ничем никому не обязан. Ни учителей, ни начальников. Пасторальная деревенская жизнь его очень соблазняла одно время, но как воспримут это родители?
Перед решительным объяснением Миша долго топтался на пороге своей комнаты и чувствовал, что ноги сами по себе как бы примотались одна к другой. Ни один шаг сделать так и не удалось. Миша остался дома.
Следуя желанию родителей, он поступил в технический университет по специальности «Электроснабжение промышленных предприятий», хотя больше тяготел к гуманитарным наукам. Но настоящие мальчики должны интересоваться техникой, этот постулат ему внушили еще в детстве. А быть ненастоящим, значит огорчить родителей и всех родственников.
В университете он, кстати сказать, чувствовал себя более свободным, чем в школе и детском саду. Посещал только те лекции, которые казались ему нужными или интересными. Скучные демонстративно игнорировал. За что, конечно, приходилось платить. Преподаватели не любят пустых аудиторий. Перед экзаменами сидел ночами, а наутро приходилось сначала преодолевать предубежденность экзаменатора. «Если на занятия не ходит, ¬- рассуждали педагоги, - «значит, все знает. Вот мы это сейчас и проверим». И проверяли. Гоняли вдоль и поперек по второстепенным предметам. От главных наш студент старался не отлынивать.
Но такой ритм жизни он задал себе сам, обижаться было не на кого, и выпутываться из проблем тоже приходилось самостоятельно. За время учебы он не заработал ни одного «хвоста». Казалось, правильный жизненный ритм найден.
Все испортила женитьба. В моде были блондинки, а Михаилу всегда нравились брюнетки. Идти против вкусов окружения трудно, особенно если ты молод и имеешь много приятелей. В двадцать лет суждения друзей важнее Моисеевых заповедей.
Миша завел себе двух подружек: блондинку на выход и уютную домашнюю брюнетку для души. Первой забеременела блондинка. С брюнеткой пришлось расстаться. Нужно было оформлять законный брак с блондинкой. На этом настаивали родители с той и другой стороны. Через три месяца после женитьбы на свет появился сын, а вместе с ним бессонные ночи, куча забот и нервные срывы жены. Через два года родилась дочь. Как же иначе, когда все кругом твердят: семья без детей не семья, а так, яйцо без зародыша. Настоящий мужчина должен родить три сына и посадить одно дерево. Но против такого количества сыновей восстала жена.
К сорока пяти годам Михаил уже толком не понимал, кто он есть на самом деле. Думал, как хотели родители, вел себя, как того требовала жена, играл в игры, которые интересовали детей. Такой белый шар, который катится в строго заданном направлении под кием умелого бильярдиста.
Возможно, он так жил бы и дальше, но в один год умерли родители, а на следующий жена ушла к другому. Михаил остался без руководства. И заблудился в самом себе. Однажды так себя стало жалко, что в порыве отчаяния он даже решил повеситься. Но как только представил свое синее лицо с отвратительно вывалившимся языком, испуг и слезы детей, и не отважился. Спасибо родителям, воспитали ответственность перед близкими.
Потом хотел уйти в монастырь, но это равносильно тому, чтобы добровольно сесть в тюрьму, а он ведь искал потерянную свободу. Подумал и решил отправиться в тайгу, вырыть там землянку, наслаждаться нетронутой природой, предаваться философским размышлениям и собирать себя по крупицам. Но до тайги нужно долго ехать, да и от дома далеко. А дети еще учатся, им помогать надо. А какие в тайге заработки?
В результате он ушел недалеко, на пасеку, в ста километрах от города, где поступил в помощники пчеловода. Через полгода уже работал самостоятельно, а вечерами размышлял о прожитой жизни.
Вспоминал себя маленьким и пытался вернуть детское состояние покоя и уверенности в будущем. И однажды это удалось: мелкие бытовые заботы отступили, и вдалеке, в полуденном мареве он увидел свою жизнь целиком и понял, где и когда отступил от своих желаний. К некоторым вернуться уже было нельзя, а иные вполне можно было попробовать осуществить.
Во-первых, он приобрел велосипед и научился на нем кататься. Во-вторых, попросил дочь купить в городе учебник живописи и начал писать акварели. В-третьих, нашел свою школьную любовь и завязал с ней переписку.
Михаил живет один уже третий год. За это время ему удалось восстановить потерянную свободу процентов на пятнадцать, но впереди еще долгий путь.