Когда она шла по отделению, даже тяжелобольные поворачивали головы, а у заведующего на руках вставали рыжие волосы. Персонал знал, если волосы стоят на руках зава вертикально, то Мёдсестра где-то рядом. Мёдсестра была манипуляционной, но манипулировала она не только больными, а также всеми остальными особями мужского пола: санитаром Мишей, фельдшером приемного покоя Пал Палычем и самим завом, грозным и добрым Сергеем Федоровичем. Заведующий всех сотрудников называл по имени отчеству, только ее звал – Мёдсестра. И было за что: волосы цвета липового меда, голубые глаза, кожа бархатная и золотистая, как мёд. А уста полные, влажные и блестящие, как будто медом намазанные. И с больными Мёдсестра была ласкова и внимательна.
В тот год выдалась суровая зима и в отделении было холодно. Все медсестры и санитарки ходили в бурках и рейтузах, и под халатами у них топорщились толстые свитера. Только Мёдсестра, как снегурочка, была рада этому белому покрывалу, накрывшему весь их небольшой поселок. Она порхала из палаты в палату в коротком халатике, в белых сапожках и тонких чулочках, а ее штатив с бутылками лекарств был похож на сказочного оленя с рогами, который уносил ее из страны в страну, чтобы она творила свое волшебство.
Морозы, снегопады, а особенно гололед делали свое дело. В их участковую больницу зачастили скорые: то с переломом привезут, то обмороженного, а в их отделение привезли мужика с воспалением легких. Был он бледный, часто дышал, мало ел. В его карих глазах появлялась еле заметная искорка лишь тогда, когда на своем быстром олене в палату влетала волшебница-мёдсестра. Что бы ни делали этому больному, ему становилось только хуже. Сергей Федорович хотел отправить его на район, но там было тоже все забито, и ему обещали прислать пульмонолога на консультацию. А мужика перевели в палату интенсивной терапии, где он совсем упал духом.
В очередной раз, когда Мёдсестра принесла ему капельницу, больной спросил:
-Что меня сюда...умирать?
Ее рука легла на его влажный лоб…Она посмотрела в окно, в котором плясали тысячи снежинок. Больной закашлял и недовольно сказал:
-Проклятая зима. Нет ей ни конца, ни края. Наверное, не выживу я, чё-то совсем дышать не могу.
Мёдсестра ничего не сказала. Она дернула ручку окна – оторвалась наклеенная бумага, и окно со скрипом открылось, потом еще один рывок – открылось наружное. Зима ворвалась в маленькую палату свежим воздухом и фейерверком искрящихся белых конфети.
-Дыши!Дыши! Зима тебя вылечит. Главное – не бойся её, ничего не бойся!
Снежинки кружились над кроватью, танцевали колдовской танец и садились ему на лицо, плечи, руки, пододеяльник. Он впервые за три недели засмеялся, и его лицо стало неожиданно молодым.
На следующий день он встал и пошел в столовую сам. «Чудеса» – думал Сергей Федорович. Он даже отменил консультацию пульмонолога, больной резко пошел на поправку. Болезнь отступила. А зима не отступала, она бережно накрыла пушистой шалью маленькую участковую больницу, как будто оберегая всех ее обитателей от бед и печалей.