Заморыш

          
   Она родилась в сентябре 1945, аккурат ровно после девяти месяцев, как вернулся её отец покалеченным с фронта. "Полчеловека", - называла отца её непутёвая мать:контуженный, с недействующей рукой и ногой, с отсутсвующим одним яичком с этой же левой стороны его израненного тела. А вот поди ж ты, семечко уцепилось крепенько и родилась она - так похожая на отца - Галька.
 
   Как и положено, инвалиду фронта дали пенсию, сущие три рубли с мелочью.  Вот если бы руки не было бы совсем, как и парализованной ноги, была бы другая категория пенсии.
   Семейство Василия Захарова: жена, двое довоенных старших детей и вечно голосящая из-за отсутствия молока в груди матери Галька, на государственную отцову пенсию могли бы прожить только неделю. Отец Василий и дня не сидел дома, пошёл наниматься сначала на починку всякой хозяйственной мелочи к вдовицам, да одиноким старухам за скудный заработок - кто пару яичек, кто горстью бобов либо гороха, кто жменю мучки насыпет в знак благодарности фронтовику-односельчанину за нехитрую работу, но сделанную Василием из последных сил. Потом весной подрядился отец пасти оставшихся коровёнок в деревне. Плата тоже была натурпродукцией.
   Он очень мучился головными болями, его постоянно трясло. Работа пастухом изматывала, по сути дела ,одноногого человека. В жару  одолевал гнус, в дождь не спасали самые кущи кустарника от затекающей за шиворот воды, а какого-либо дождевика-плаща не было и в помине.
   И хотя в деревню немного пришло мужиков с фронта, матери Гальки никто не завидовал :  лишний  взрослый рот.  Он чувствовал тихую злость жены на свою никчёмность и страдал молча, отдавая из скудного своего заработка почти всё в семью.  Только дочери жалели своего бедного папку , стараясь незаметно прижаться к нему мимоходом. И эта вот их тайная ласка была также тайно принятой отцом шептанием нежно их имён.
    За каких-то два с небольшим года своего вечного недоедания, работы на износ, Галькин отец превратился из "полчеловека" ещё в его половину, а вечные простуды, которые и лечить-то нечем и некогда было, плавно перешедшие в туберкулёз, завершили жизнь славного фронтовика, красавца - богатыря в прошлом.

   Но и тогда Галькина мать сильно не опечалилась, а почувствовала что-то сродни облегчению. Но, как оказалось, облегчения не последовало: пенсия по потере кормильца не дюже отличалась от мужниной.  Избу надо было  уже самой готовить к зиме, прохудившуюся крышу латать и заготавливить дрова.
    Пришлось снова, как в годы войны, матери идти работать( пока муж был жив, с рождением их Гальки, она уже и забыла про общественную работу).
    А дрова они приспособились ещё с первой дочерью и сыном заготавливать следующим способом: чтобы не платить за деляну( лишней копейки не было ), усердно всё лето собирали хворост, упавшие после грозы лесины(за которые не штрафовали объезчики). Всё это стаскивалось в сарайчик, давно не видавший никакой живности, и там  хранилось.  Конечно, таких запасов на всю зиму не хватало, потому и  приходилось длинной кочергой, зацепившись ею за замёрзшие нижние ветви берёз у недальнего леса, добывать себе топливо и поздними морозными вечерами( чтоб никто не видел). В такие экспедиции отправлялись обычно всем семейством – не так страшно.
   Будульём да щепками топились летом: их русская печь быстро нагревалась и успевала охватить жаром  чугунок с картошкой.  В их скудном рационе неизменно присутствовала крапива, лебеда, пучки, кислица, щавель и дикий чеснок – черемша. Летом вся семья была занята сбором ягод и грибов, которые не только сушились на зиму, но и успешно продавались для местной интеллегенции: жены директора школы, да председательши сельсовета.
     Так и перебивались.

      Галька  росла заморышем : большие синие глаза блестели от бесконечного   желания что-либо схватить и отправить в рот( однажды таким образом она чуть не съела белену, да старшая сестра успела в последний момент выхватить из её рук  цветок белены с горошком внутри).
    Галькины губы  постоянно кривились в готовности зареветь во весь голос.  Почти точная копия своего отца, она не вызывала приятных воспоминаний, при виде на себя, у своей матери. Ей вечно доставались тумаки по поводу и без повода, и от матери , и от среднего братца – мамкиного любимца, и лишь только старшая сестра иногда украдкой одаривала её нечаянной лаской: то дружеским хлопком по спине, то мимолётным поглаживанием Галькиных соломенных редких волос. 
    Жалела Гальку и соседка- старуха суровая, но справедливая- баба Фрося: поманит к плетню, отделяющему их дворы,  и маленькую картофелину в мундире сунет в её  руки в цыпках, а то сухарик сразу в рот втолкнёт.  И такая была это радость, такое блаженство, что что там Гальке лишний тумак братца, случайно увидевшего бабкину жалость, что там его же ябедничество матери и лишняя от неё затрещина!

     Видя эту вот жалость к своей дочери, приспособилась мать отправлять Гальку к хлебозаводу, который выпекал хлеб для казённых учреждений: больницы и детского дома. Все колхозники пекли себе хлеб сами. Но почему-то мамкиных трудодней не хватало, чтоб из выданной осенью пшеницы, размолотой домашними жерновами, муки хватало на весь год. Как ни пыталась мать разбавлять квашёнку картохой, хлеб бывал на их полусиротском столе к весне не часто. В такие дни и отправлялась Галька к хлебозаводу просить подаяние.
      Придёт четырёхлетняя Галька к воротам хлебозавода, выждет для приличия полчаса и заплачет тихонько от подступающего к самому горлу аромата настоящего пшеничного хлеба, захлёбываясь  и давясь слюной. Отгонит её кто-нибудь из пробегающих рабочих, а она опять под самые ворота и  с новой силой завоет уже в полный голос :
      -Хлебуськааааа, - тянет она из последних сил. Выйдет к дверям покурить цыгарку главная пекарка -одноногая тётка Капа – бывшая фронтовичка, одна нога которой от колена  была на деревянном протезе, отматерит девчонку отборным матом, а Галька знай не уходит, а с новой силой затянет:
    - Ну хоть короськууу!,- тянет ещё жалобней девчонка.
      Не выдержит бывалая фронтовичка Капа Галькиных , как она называет, «соплей» и вынесет той тайно бракованную буханку с пережжённой коркой ли, либо , наоборот, с полусырую, сунет ей за пазуху, приказав при этом бежать домой по задам вдоль по речке и никому не попадаться на глаза.
     Галька несётся рысью, где приказано, при первой же возможности случайной встречи с односельчанином  мгновенно падающей на живот и ревущей, якобы от боли. Кто обратит внимание на соплюху? У всех своих забот полон рот. Переждёт Галька мужика, идёщего к лодке, старуху ли  на огороде, да и вновь вскачь. А дома уже ждут свою добытчицу. И чувствует тогда Галька свою значимость в семье . И братец заискивающе смотрит в глаза, и мать отрезает не последний кусок хлеба ей  к луковице. Буханку   растягивали на три дня. Делали с квасом тюрю.А там опять знакомый маршрут к пекарне.

      Летом следущего года старшая сестра Нина была отдана в няньки к дядьке – бакенщику- отцову младшему брату. Тот был при государственной должности, получал зарплату, держал хозяйство. Опять же, река кормила: рыба не переводилась на дядином столе.
     Нина приглянулась  и дядиной жене, было решено её оставить у себя на зиму, чтоб и училась там же, и продолжала помогать по хозяйству, и в пригляде за своими двоюродными младшими братьями –близняшками.

     Через три года пришла пора идти учиться и Гальке. За эти годы она чуть-чуть подросла, но заморышем быть не перестала, ходить к хлебозаводу было уже стыдно, да и опасно, в селе уже пошёптывались, и пекарка Капа свою должность терять не хотела. 
      С отъездом сестры Нины Гальке в доме стало жить  совсем невмоготу : попрёки да затрещины не прекратились, мать радивее в труде не стала : так и перебивались на полуподножных кормах.
    Пошла Галька в школу и убедилась, что хуже её одетой во всей школе и нет. Сумка была её сшита из линялых отцовых штанов, в которой постоянно проливалась  чернильница, и потому была она вся в кляксах. Все смеялись над ней, задирались на малёху. На защиту от брата она не расчитывала, сестра Нина училась, как мы уже знаем, в другом селе.  И решила тогда Галька на отчаянный шаг – пошла в сельсовет проситься в деддом. Сначала секретарь над ней посмеялась и прогнала домой, а , узнав о голодном обмороке пигалицы на уроке физкультуры, сходила вместе с  Галькиной учительницей к ним домой, и увидев,  как живёт отважная девчонка и её братец, решили дать  делу ход. Вспомнили при этом, что это дети фронтовика, а его бедолага – жена в силу своей какой-то природной нерадивости и вправду содержать детей лучше не может.

      В деддоме у Гальки началась совсем другая жизнь, полная радостей и огорчений. Скажем только, что ни разу не пожалела она, что прошла эту суровую школу, но всё же сытную, но всё же дающую надежду на счастье и в виде настоящей школьной формы с двумя сменными фартуками, и постелью с простынёй, и библиотечными книгами, и приобретёнными друзьями.

      Как – нибудь при случае расскажет об этом Галина Васильевна мне в следующий раз.

      А сейчас она – приглашает меня в свой собственный дом в хорошем районе областного города, хвалится своими прилежными в учёбе – в неё- внуками , своим добрым и хозяйственным мужем Коленькой и нет-нет, да и всхлиптет от нахлынувших воспоминаний.
 
     Её старшая сестра Нина за свой добрый нрав была  вознаграждена долголетием.
 
     А мать Галины Васильевны умерла страшной смертью в возрасте 65-и лет: будучи  в гостях у любимого сына в Алма-ате, после вечернего застолья, вышла она во  двор его частного дома по своей надобности, не зная, что огромный волкодав, так грозно рвавшийся на неё , сидя на цепи днём, ночью, спускаемый с цепи от воров, нападает бесшумно. Смерть её была мгновенна: перекусив горло, верный  пёс вырвал ей вены.

    Брат тоже не пережил возраста матери: его уже на пенсии настигла отцова болезнь - туберкулёз. Рано научившись курить в деддоме, всю жизь он дымил папиросу за папиросой, не обращая внимание на затяжной кашель и спохватившийся лишь тогда, когда появилось кровохаркание. Это была уже последняя стадия болезни.
     Обе сестры приезжали в город яблок на его похороны, как когда-то на похороны матери.
 
Галина Васильевна, заканчивая свой рассказ, задумчиво вопрошает :
- Как ты думаешь, о чём думает человек в последние свои минуты жизни? И , не дождавшись ответа, закрывает глаза, пытаясь скрыть появившиеся слёзы.

    Тёплый ветер тихо их осушает, а я гляжу на её по-мужски  натруженные руки  и сглатываю послевкусие горькой повести жизни бывшего заморыша…