Погоревав о порушеной любви, написать об этом пьесу и сыграть саму себя вместе с бывшим бой-френдом. Кому-то это покажется чересчур... Актриса Ноа Колер не ставит границ между жизнью и творчеством. Для нее творить – означает Жить и куда-то двигаться...
ОСУЩЕСТВИЛА МЕЧТУ...РОДИТЕЛЕЙ
В отличие от родителей, Ноа не верила, что из нее выйдет актриса.
- Забавно. Обычно израильские родители мечтают, чтобы их ребенок выучился на врача или адвоката, а мои вот хотели видеть меня актрисой, - смеется Ноа. - Мама и сама когда мечтала о сцене, папа тоже очень любит театр.
...Родители разводились, когда Ноа была в армии. Она пережила это событие очень тяжело.
- Дома тогда было плохо, и я радовалась любой возможности провести выходные на военной базе, Разговоры о том, у кого я буду жить после развода, причиняли такую боль... - По ее лицу пробегает тень. – Я очень люблю своих родителей, а они – меня. Папа всю жизнь собирает «свидетельства» моих успехов, начиная от детских рисунков до театральных афиш и ужасно гордится, что его дочь теперь многие узнают. Мама после развода с отцом вдруг начала писать пьесы. Она всегда была такая сильная и уверенная в себе... Может, это своего рода защита? Мамина реакция всегда преувеличена, будь то радость, гнев, или слезы... Ее жизнь – постоянный экстрим, буря чувств и эмоций... Все у нее вырастает до размеров греческой трагедии. Мама выросла в Тель-Авиве, а не на периферии – это тоже о многом говорит. Ее не волнует, что о ней думают другие: «Меня кто-то не любит? Ну и что! Кто меня любит – тот любит, и этого достаточно!».
Я не такая сильная, как мама, - продолжает Ноа. - Например, если кто-то пытается пройти без очереди, предпочту подождать, не скажу: «Извините, но я пришла раньше вас». И меня до сих пор волнует, как ко мне относятся другие: хочется быть хорошей для всех. Однажды поймала себя на том, что образ сильной и волевой израильтянки, которая точно знает, чего хочет и всегда поступает так, как считает нужным, я во многом леплю с мамы, наделяя свою героиню чертами, которых у меня нет. Помню, еще в студии, когда получила роль Норы из «Кукольного дома» Ибсена, почему-то сразу подумала: «Как она напоминает мне маму...».
ПОПАСТЬ В "ГЕШЕР" И СЫГРАТЬ...
Поступая в школу-студию «Нисан Натив», Ноа еще сомневалась – выйдет ли из нее актриса?
- Может, потому, что не верила в себя, и была самой старательной ученицей? Ни-ко-гда не опаздывала ни на урок, ни на репетицию, - смеется. - В студии было так интересно, а когда учеба закончилась, я растерялась. Куда идти? Играла в детских представлениях, пока моя лучшая подруга Нета Шпигельман не посоветовала мне пойти на прослушивание в «Гешер» - она там уже тогда работала. Я ужасно боялась. Попасть в такой театр было мечтой ребят из нашей студии. Я решилась и начала готовить три монолога... Нета мне очень помогала.
Даже не думала, что один из этих монологов – из пьесы Мольера «Тартюф» мне потом доведется сыграть на сцене «Гешера», заменив выбывшую из спектакля Хану Ласло (известная израильская актриса – Ш.Ш.) – она тогда сломала ногу, - продолжает Ноа. - Но в театр меня взяли за другой монолог, где я изображала женщину, обнаружившую, что ее муж втихаря разглядывает фотографии манекенщиц в «Плейбое». Директор «Гешера» Лена Крейндлина во время моего показа так смеялась... Я услышала, как режиссер Евгений Арье спросил ее по-английски: «Она, по-твоему, смешная?», а Лена ответила: «Да, очень!»
Мои первые роли в спектале «Белые ночи» по Достоевскому были без слов. Я играла Феклу и Матрену. У меня появилась прекрасная возможность «закрыть рот», - смеется Ноа. – А потом мне досталась большая роль - секретарши. Все, кто смотрел фильм «Служебный роман», так запугали меня рассказами о русской актрисе (Лии Ахеджаковой – Ш.Ш.), которая была в этой роли просто суперзвездой, что я решила придумать свое. Мне всегда было интересно наблюдать за сверстницами, озабоченными только тем, как они выглядят. Они часми сидят у зеркала, раскрашивая лицо и сооружая прическу. Все у них должно быть совершенным: волосок к волоску, супер-макияж и идеальные ногти. Меня таке вещи никогда не интересовали, и вдруг предоставилась возможность сыграть нечто совершенно себе противоположное...
«ОДИН ПЛЮС ОДИН» - В ЖИЗНИ И НА СЦЕНЕ
С актером Эрезом Дригсом, ныне играющем в «Габиме», Ноа познакомилась еще в школе-студии.
- Нас нельзя было назвать хорошей парой. Все было как-то слишком чрезмерно – радость, гнев, боль и – ни минуты покоя, - Ноа замолкает. Задумывается о чем-то и произносит. – Когда Эрез ушел, меня это просто разрушило: я страдала целых восемь месяцев... При этом мы продолжали общаться и в конце концов даже написали вместе пьесу про нашу историю. Показали ее в театре, и вдруг Евгений Арье решил ее поставить. За что я еще люблю «Гешер» - там такое возможно: если человек предложил что-то необычное, неважно, кто он и откуда - ему дадут шанс. Так было и с Гуром Кореном: принес в «Гешер» смешную и грустную пьесу «Пять Кило сахара» о своем покойном дедушке, а потом еще и сыграл в спектакле главного героя, фактически – самого себя. Мне кажется, здесь никогда не будет скучно... Мы с Эрезом до сих пор проживаем на сцене историю нашей любви (спектакль «Один плюс один» - Ш.Ш.), при том, что у каждого давно своя жизнь, - продолжает Ноа. – Иной раз, отыграв его в очередной раз даже ловлю себя на мысли: «А что же это все-таки было у нас тогда с Эрезом? Мы ведь прекрасно чувствуем друг друга на сцене, а в жизни почему-то не получилось...».
НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА
- Отстрадав восемь месяцев, я встретила Тома, - при упоминании мужа на лице актрисы появляется особое, чуть мечтательное выражение лица. – Как-то сказала в шутку приятельнице: «Познакомь меня с каким-нибудь холостяком, хочу начать новую жизнь». Она тут же начала листать свой телефонную книжку и говорит: «Вот, например, есть один, но у него на голове «расты» (множество косичек – Ш.Ш.). Подойдет?» А я ей: «А без «раст» никого нет?» - смеется. – Вот так меня познакомили с Томом. Он очень домашний, с ним спокойно и есть ощущение семьи, - улыбается Ноа. – Иной раз заиграюсь, начну вместо обычных слов произносить «монолог», а Том мне: «Пуцка, не надо...тихо... тихо...хочешь чаю?» Том работает учителем в школе демократии в Яффо, преподает столярное дело. У нас весь двор дома в щепках. А еще у него красивый бас и он выступает с музыкальной группой.
Какое счастье, что у меня есть Том, - при этих словах ее лицо уже просто сияет. - Он не относится к числу моих поклонников... Он меня просто любит. И мне для этого не нужно никого из себя изображать – достаточно оставаться собой. Забавно наблюдать, с какой легкостью мой мужественный Том превращается в «маму», когда у меня вечерний спектакль: поиграет с дочкой, накормит, искупает, расскажет перед сном сказку. За что я еще ценю Тома: он с пониманием относится к тому, что мы мы с бывшим бой-френдом до сих пор играем на сцене историю про наше прошлое. Когда мужчина сильный и уверен в себе - он не ревнует. Ревность - удел слабых.
Знаешь, а ведь я не сразу поняла, что любовь и свадьба – это еще не все, - задумчиво произносит Ноа. - Появление дочки настолько все изменило... Вот теперь мы в полном смысле слова семья и отвечаем за малышку, которая нас еще больше соединила. Мало оставаться просто любящей парой, нужно еще научиться быть хорошими товарищами, поддерживать друг друга. У нас это неплохо получается. Если мне нужно лишний часик поспать, Том всегда даст мне такую возможность. Если ему захочется полететь за границу и навестить друзей, я обязательно пойду ему навстречу. Моей дочке повезло: она чувствует, что мы с Томом любим друг друга и между нами нет никакой фальши и напряжения.
Обожаю задавать Тому всякие дурацкие вопросы, - продолжает Ноа, - «А ты меня любишь?... А за что ты меня любишь?... Ты когда меня увидел, сразу понял, что это любовь?.. Я, по-твоему, умная?.. А что тебя во мне нравится больше – глаза, волосы или улыбка?.. А если бы я была очень-очень толстая и у меня росли волосы на спине - ты бы меня и такую любил?» Мои расспросы мужа очень забавляют. Но когда я его спрашиваю: «По-твоему, я смешная?», он неизменно отвечает: «Нет, ты не смешная. Ты очень милая и хорошая». Меня вначале даже удивляло, что Тому достаточно просто гулять со мной по улице, взявшись за руки, или смотреть вместе какой-нибудь фильм. Просто быть рядом, и все. «А тебе со мной не скучно?» - спрашивала я его. «Нет, мне с тобой хорошо», - отвечал он. Раньше мне казалось: чтобы тебя любили, нужно быть какой-то особенной... Например, красивой. А я себя такой никогда не считала - в детстве даже завидовала красивым девочкам. Потом успокоилась: зато я неглупая и умею смешить других. Но, как выяснилось: с Томом мне не нужно ни умничать, ни смешить, - задумывается, начинает мечтать. - Хочу еще сына. Но не сейчас, чуть позже. Хочу, чтобы у нас с Томом был свой дом, где спокойно можно будет вбить в стену гвоздь, понимая, что она твоя.
«СONGRATULATIONS, I'll kILL YOU»
- Я вышла замуж за Тома, но рожать сразу не собиралась, - говорит Ноа. – Просто так получилось. В театре премьера спектакля «Один плюс один» по нашей с Эрезом пьсе, а я подхожу к Лене Крейндлиной и говорю: «Я беременная. Что делать?» Она спрашивает: «Ты его любишь?» - «Да. Я бы очень хотела иметь от такого мужчины ребенка». Лена улыбается мне и говорит: - «Так рожай!» и спешит сообщить новость Евгению Арье. Он подходит ко мне и произносит по-английски: «Сongratulations» (поздравляю), после чего добавляет « I'll kill you» (я тебя убью). А на иврите у нас в театре в таких случаях всегда говорят актрисам, которые забеременели: «Мазаль тов, аваль ейх сибахт отану!» (мы тебя поздравляем, но как ты нас подставила). Потому что репертуар трещит по швам, нужно срочно делать замену, вводить новых актрис. Но по большому счету все очень рады прибавлению семейства «Гешера»: актерские дети вырастают за кулисами, потом начинают играть в спектаклях... Что же касается актеров, то в нашей «семье» уже три поколения. Я отношусь к «среднему», после меня принимали совсем молодых актеров. А старшее поколение – это те, что приехали в сюда в начале 1990-х из России, создавали театр... И все очень поддерживают друг друга.
ГИППОПОТАМ И ПРИНЦЕССА
Ноа привыкла смешить других, но однажды и в ее жизни случилась история, до сих пор вызывающая у нее смех.
- Только если эта история покажется тебе чересчур натуралистичной, ты меня останови, ладно? – предупреждает она и начинает свой рассказ. – Я была беременная, и однажды мы с Томом обнаружили неподалеку от дома небольшую кондитерскую. Перед наступлением Шабата владелец выставлял для бомжей коробку с выпечкой, которую он не успел продать. И Том решил, что мы вроде тоже как бомжи, раз никто другой не берет. Каждую пятницу под вечер он отправлялся туда с пакетами, а потом звонил друзьям и спрашивал, кому нужны свежие булки и круасоны. За короткое время мы «наели» с мужем по десять килограммов лишнего веса, - смеется. – И вот однажды вечером, после того, как съели вдвоем целый «киортуш» (венгерский крученый калач – Ш.Ш.) и легли спать, у меня разболелся живот. Я расталкиваю Тома: «Кажется, у меня схватки», а он: «Нет, еще рано. Пуцка, это все «киортуш»...» А я уже вскакиваю, бегу в ванную, поскальзываюсь, падаю, лежу на полу – «киортуш» просится наружу, и я уже вся в нем. Но самое смешное еще впереди. Том берет шланг от душа и начинает меня издали поливать, как какого-то гипопотама в зоопарке, отмывая от «киортуша». А я тогда была ужасно толстая, на девятом месяце, в общем зрелище еще то... Почистив зубы и вернувшись в постель, я к изумлению мужа, мгновенно превращаюсь в принцессу и начинаю мило «щебетать». Как будто минуту назад не было никакого кошмара. С тех пор я на «киортуш» даже смотреть не могу, - смеется.
На сцене со мной тоже однажды случилась забавная история. Мы с Нетой Шпигельман были студентами и играли в мистическом представлении. Она по роли умирает, я зову ее: «Изабель...Изабель...», иду, как слепая, в темноту и вдруг влипаю носом в стену, у меня кровь ручьем, а в этот момент в зале вспыхивает свет. Конец представления! В школе-студии во время самой патетической сцены кто-то из сокурсников мог незаметно для преподавателя показать из-за кулис задницу, - хохочет. Отсмеявшись, добавляет. - В «Гешере», конечно, подобного, нет. Тут все серьезно...
АКТЕРЫ – ЭТО ВЗРОСЛЫЕ ДЕТИ
- Дочь считает меня смешной мамой, - с нежностью в голосе произносит Ноа. - Я без конца разыгрываю с ней маленькие представления, а при этом еще умудряюсь зацеловывать. О, как бы мне хотелось «влезть» в ее голову и узнать, о чем думает девочка, которой всего два года! А еще я люблю мастерить разные коробочки для подарков и украшать их наклейками. Как-то поймала себя на том, что даже переживаю, если дочь случайно порвет мои наклейки - у нее ведь и своих полно! - смеется. - Наверное, где-то в душе я продолжаю оставаться маленькой девочкой. Друзья смеются: «Если бы ты не была актрисой, открыла бы магазин подарков». Вообще-то все актеры – немножко дети. Например, Леа Кениг уже в преклонном возрасте, и вдруг, как ребенок в Пурим, надевает на голову корону и выходит на сцену, чтобы сыграть королеву.
Знаешь, в большинстве своем актеры – люди ревнивые, - продолжает она после небольшого раздумья. – Но это такая особая ревность, которая дает тебе мотивацию стать лучшей актрисой. Например, ставят какой-то спектакль, и кто-то уже получил главную роль. Первый вопрос: почему не я? А... это мужская роль? Ну тогда ладно, - смеется.
«ПИШУТ ГАДОСТИ? НУ И ПУСТЬ!»
- Страна у нас маленькая, есть в ней что-то такое домашнее, семейное... Особенно, когда без конца пытаются «воспитывать» чужих детей. Я в одном сериале сыграла соседку, которая ужасно всех раздражает тем, что постоянно вмешивается в чужие дела. Например, если кто-то ведет ребенка в садик, обязательно спросит: «А почему твой принц без кепки?» - «Это не принц, а принцесса». – «Почему твоя принцесса без панамки?». Теперь, когда сериал посмотрели многие, меня часто останавливают на улице и говорят: «Ваше лицо кажется таким знакомым... Может, мы жили по-соседству? Вот только - где и когда?». И только потом до людей доходит: «А! Вы же из того сериала, где соседка...»
Я не думаю, что под моими окнами когда-нибудь будут стоять поклонники, - улыбается Ноа. - А вот в фейсбуке обо мне часто пишут. Иногда – обидные вещи. Например, что я толстая. Когда я прочла такое первый раз, то ужасно переживала. А теперь начинаю привыкать. Иной раз перед сном веду с собой диалог: «Хочешь посмотреть, что о тебе пишут? В конце концов, критика – это еще не конец жизни. Пишут гадости, ну и пусть!» - «Да ну! Настроение опять испортится, пойду-ка лучше спать...» - «Нет, все же загляну. Интересно, что на сей раз? Неужели опять «толстуха»?» – хохочет.