Шёл шестьдесят четвёртый год... окончание

Лев Казанцев-Куртен
(окончание)
Начало смотрите:
http://www.proza.ru/2013/06/15/1832

  Верча и Надя Перова сидели на Надиной койке. Они были в комнате одни, погружающейся в медленные прозрачные сиреневые сумерки. Девушки сидели, обнявшись, и обе плакали. Печально не избежное расставание.

  - На всё воля Божия, - сказала Надя. - Значит, Богу неугодно, чтобы я была дипломированным врачом. И на Лазаря Соломоновича я не держу зла. Он только исполняет волю Всевышнего.

  Надя говорила это, а по щекам её стекали крупные слёзы. Нелегко следовать тому, что велит Господь.

  - Может, ещё не всё потеряно, - ответила Верча. - Может, Лазарь испытывает тебя, твою веру? А в самый последний момент...

  - Нет, подружка, - грустно сказала Надя. - Лазарь Соло монович не передумает, а я не отрекусь от Бога. Мученики на костёр за Него шли... А у меня это ведь не конец жизни...
Они легли спать. Верча ворочалась с боку на бок. Сон не шёл к ней из-за тяжёлых мыслей, из-за того, что она не всё сделала ради Нади, хотя и понимала, что не в её силах одолеть заведующего кафедрой Лазаря Соломоновича Бутмана, и было даже страшно подумать пойти одной к нему. Это его слова: "Вы можете не знать медицины, но марксизм-ленинизм вы обязаны знать, как советские люди".

  - И всё-таки я должна пойти к нему, поговорить, убедить его, чтобы он не портил жизнь Наде. Ведь человек же он, есть же у него сердце. Как я буду жить, зная, что не всё сделала, что струсила и бросила подругу в беде?

  Отец Верчи был военным лётчиком Он был отважным человеком. Он говорил Верче:
- Сам погибай, а товарища выручай.

  Он и погиб, как герой. Когда его самолёт загорелся в воздухе, он приказал экипажу покинуть его, а сам остался на своём командирском месте, чтобы увести горящую машину от города в безопасное место. Сам выпрыгнуть из самолёта он не успел. Верча тогда заканчивала седьмой класс.

  - Уж он-то не побоялся говорить с Лазарем Соломоновичем, заступился бы за друга, - думала Верча. - И я не струшу, поговорю и одна...

  И ещё ей вспомнились слова отца:
- И один в поле воин, если он - воин.

  Подумав так, Верча уснула: сам погибай, а товарища...

***

  Утром Верча пошла в институт. Лазарь Соломонович был у себя в кабинете.

  - Я пришла к вам, Лазарь Соломонович, поговорить о Наде Перовой, - сказала она несгибаемому марксисту-ленинцу. - Она призвана быть врачом. Не мешайте ей. Вы же не злой человек...

  Бутман поднял изумлённые глаза на вошедшую девушку. Лицо её пылало ярким румянцем нервного возбуждения. Вся её фигурка в рывке подалась вперёд. Изгибы её тела, обтянутые голубым платьем, были изящны и полны страсти. Лазарь Соломонович вспомнил имя стоящей перед ним девушки, и предложил Верче сесть. Она села на тот самый стул, на котором недавно сидела Надя.

  - Ты, Вера, хочешь, чтобы я поставил Перовой, верящей в Бога, зачёт по атеизму? - строго сказал он. - Но атеизм входит в программу нашего института. Он предполагает, что в ряды советской интеллигенции и, в частности, врачей, не проникнут отсталые, а значит, враждебные нам, советским людям, элементы.

  Бутман по старой привычке прохаживался по кабинету. Это у него укоренилось с той поры, когда ему довелось некоторое время поработать в НКВД, пока его не перебросили на политработу. Уж какие дамочки перед ним ползали тогда на коленях...

  Он ходил от угла к углу, развивавая перед своей единственной слушательницей мысль о тёмных религиозных силах. Зачем он это делал, а не выставил нахальную студентку за дверь, Бутман и сам не мог бы ответить. Чем-то захватила его девушка. Он ходил и бросал короткие косые взгляды на её развитой бюст, на чистое девичье личико с тёмными бровками, с блестевшими лазурными глазками и с пухлыми вишенками губ. Он говорил и не мог остановиться. Из него так и пёрли слова. Когда же в его мозгу, иссушенном марксистско-ленинской философией, иссяк источник антирелигиозных тезисов, он внезапно остановился перед Верчей и спросил:
  - Что подвигло тебя выступить на защиту Перовой?

  - Потому что Надежда хорошо училась, она будет настоящим врачом, - ответила Верча. - Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость...

  - А я, значит, против справедливости? - рассердился Бутман. В его глазах вспыхнул инквизиторский огонёк. Эта девка была слишком смела. В тридцать седьмом он бы её...

  - Я думаю, что вы тоже за справедливость, поэтому и пришла к вам, - ответила Верча.

  - Благодарю, - усмехнулся Бутман. - Значит, пусть Перова несёт в народ религиозный опиум, настраивает людей против советской власти?

  - Почему вы думаете, что верующие люди против нашей власти? Среди них немало патриотов... - возразила Верча.

  - А ты знаешь, милочка, что ещё не поздно собрать комсомольское собрание и обсудить твоё отношение к религии, - пригрозил Бутман.

  У Верчи ёкнуло сердце. Что решить комсомольское собрание она могла предположить заранее.

  Бутман обошёл её, встал за спиной и спросил:
- Испугалась?

  Верча собралась с духом и ответила, стараясь не дрогнуть голосом:
- Нет.

- Значит, ты готова со своей подружкой Перовой вылететь из института накануне государственных экзаменов?

  Верча не смогла ответить - спазмы сжали её горло.

  Бутман положил руки ей на плечи, погладил их. Затем его мягкие ладони скользнули к грудям.

  - Пожалуй, я смогу выполнить твою просьбу, - сказал Бутман, не встретив сопротивления девушки. Осмелев, он сунул одну руку за вырез платья. - Поиграем в любовь?

  Верча стала рассёгивать пуговички на платье. Она уже давно распростилась со своей девственностью - шесть лет жизни в общежитии рядом с парнями не прошли даром. Но такого с нею ещё не бывало: серьёзный, немолодой профессор стягивает с неё платье, расстёгивает лифчик, тискает и целует её груди, липнет к ним своими мокрыми губами и сопит, сопит...

  Верча пыталась оттолкнуть его, но у неё не было сил. Так бывает во сне, когда пытаешься убежать от опасности, но чувствуешь, что ноги тебе не повинуются...
Наконец, она пролепетала:
- Что вы делаете, Лазарь Соломонович? Вы же пожилой человек...

  Но Бутман не ответил. Он зарывался губами в её губы и тащил к дивану. Когда они упали на его прохладое кожаное ложе, требовательно зазвонил телефон. Бутман отпустил Верчу и схватил трубку.

  - Чёрт возьми! - ругнулся он. - Я совсем забыл. Мне же к ректору на учёный совет...
Бутман стал торопливо собирать раскиданные по кабинету одежду - свою и Верчину.
- Одевайся, быстро, - приказал он девушке.

  Верча, сглатывая накопившиеся слёзы обиды и унижения, оделась и готова была уже бежать прочь, но Бутман взял её за локоть, больно сжал его и сказал:
  - Я буду ждать тебя в пять часов. Нам никто в это время не помешает. Можешь прихватить с собой зачётку Перовой. Придёшь - будет ей зачёт, не придёшь - не обессудь, справедливая ты моя...

  Верча пришла ровно в пять. Она не могла не придти. Бутман встретил её с улыбкой.
Почти час он безуспешно терзал её. У него ничего не выходило. Он был обескуражен и смущён.

  В шесть часов он поставил Перовой обещанный зачёт и отпустил Верчу.

  Верча и Надя Перова успешно сдали государственные экзамены и получили долгожданные дипломы. Надя никогда не узнала чего стоил подруге её зачёт. А узнала бы?

  ...Шёл тысяча девятьсот шестьдесят четвёртый год.