Как Кучерявый Свистун
победил время
С детства его звали то Кучерявым, то Свистуном, то просто мажорным засранцем. И было за что. Ну, во-первых, на голове у него закучерявилось сразу, как он только вылез на свет божий из своей мамаши. Во-вторых, дырка для свиста образовалась промеж его зубов тогда, когда они только начали у него появляться. И, в-третьих, мажорным засранцем он сделался аккурат после перехода своего папаши, бывшего подпаска в колхозе «Красный культиватор», на должность профессора кафедры марксистского естествознания в университете прикладной советской идеологии и лингвистического оборудования для ленинских миллионов.
Надо сказать, папаша Кучерявого был ещё тот жук. Ну, во-первых, прямой потомок самой хитрожопой в мире русской деревенщины, каковая деревенщина никогда не признавала никаких интересов, кроме своих поросячьих. Во-вторых, бывший подпасок, как тот Филиппок из рассказа в советском букваре, сызмальства тянулся к знаниям. Вот он так тянулся-тянулся, и таки поступил в какой-то Ленинградский вуз. Бесплатно там, собака, отучился, бесплатно защитился, бесплатно получил постоянную прописку в самой бывшей столице бывшей российской империи и ну подсиживать своих старших коллег по кафедре, чтобы самому занять профессорскую должность. А так как в деревне у молодого карьериста осталась кой-какая вотчина, то он с одной стороны подсиживал, а с другой то сальцем смажет, то самогоночкой покропит. Вот так покропит – смажет, а тут те на! – отчётно-выборное собрание, где отец Кучерявого не ленится громить старших товарищей по партии и науке за их недостаточное рвение в деле отделения марксистского естествознания от прогнившего капиталистического. Погромит – погромит, и – глядишь, какой-нибудь университетский чин, заранее смазанный и окропленный, поднимет вопрос о предложении отцу Кучерявого написать сначала кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию. Ну, тот, не будь дурак, берётся и пишет диссертацию с умным и коротким названием «Учётно-прибыльная легитимизация марксистско-ленинской антропонимики в свете решений 117 партийной конференции по вопросу лишения Гумбольдта Вильгельма звания почётного члена Петербургской АН за его порочащую связь с фрейлиной Веденеевой, тайной любовницей Николая 1, который, подлец, жестоко подавил восстание декабристов».
Пишет, преподаёт, продолжает громить на партийных собраниях товарищей, вяло участвующих в процессе обособления советского марксистского естествознания от тлетворно буржуазного, придёт домой, запрётся на семь замков и исподтишка ругмя ругает и советскую власть, и коммунистические порядки и даже (какой ужас!) самого дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева. Почему, дескать, мне, без пяти минут профессору и завкафедры известно чего зарплату платят столько-то, а американскому коллеге из аналогичного университета в Иллинойсе – столько-то? И почему, дескать, всякое учащееся рыло норовит обозвать меня товарищем, в то время как аналогичную собаку в Иллинойсе величают мистером?
Ругает так папаша Кучерявого советские порядки, про товарища Ленина с легендарным комдивом Чапаевым анекдоты рассказывает, а про то не заикается, что живи он в Иллинойсе, то ещё неизвестно, чем занимался бы: подметал бы в тамошнем колледже коридоры, бегал бы за недорезанными американскими баранами на родительской ферме или мыл бы чужие Кадиллаки с мечтой когда - никогда купить подержанный Форд и вылечить грыжу.
А сынок, Свистун то есть (или Кучерявый), слушает и на ус наматывает. А папа его поучает:
«Ты, Митенька, смотри, из того, чего я тут промеж нас, сродственников, гутарю, на улице – ни-ни! Напротив: учись хорошо, от общественной жизни не отлынивай, в октябрята-пионеры-комсомольцы вступай своевременно, и, главное, не ленись петь со всяких трибун так, чтобы ни один инструктор ВЛКСМа с КПССом к тебе не мог придраться! Бери, в общем, пример с меня, и будешь в шоколаде, как свинья в щетине…»
Ну, Митенька и брал. На прозвища во дворе не обижался, за Мажорного Засранца никому в морду не дал, но про себя решил, что ещё посмотрим, когда придёт время. То есть, он имел в виду просто время, которое когда-нибудь придёт и когда именно можно будет посмотреть, кто тут засранец, а кто наоборот. И вовсе не подозревал, что именно на поприще борьбы с этим вечным и жутким явлением как Время ему придётся показать себя в лучшем виде.
Но это будет после, а пока Свистун (или Мажорный Засранец) примерно учился, не отлынивал от общественной работы, грозил кулаком распоясавшимся буржуям из-за океана, со всей страной скорбел по поводу утраты горячо любимого Леонида Ильича, а тайком в узком кругу слушал и рассказывал про него анекдоты.
Затем Кучерявый становился плюралистом, дружно вливался в ряды горячих сторонников прожектора перестройки и борьбы с ненавистным пьянством. Потом шёл на баррикады, которые под руководством бесстрашных демократических революционеров Чубайса, Собчака и Ельцина стали появляться на улицах Ленинграда и Москвы. Там он подносил патроны, ухаживал за раненными, хоронил под пулями и осколками гранат распоясавшейся матросни убитых соратников, строчил из пулемёта по пьяной солдатне и прочему озверевшему перед концом своего тоталитарного беспредела рабоче-крестьянскому быдлу, был многажды ранен и таки – едва оправившись от ран – занялся частной адвокатской практикой, совмещая её с доцентской деятельностью в папином университете, переименованном в Академию чисто русского Демократического Гуманизма имени Мадлен Олбрайт.
Надо сказать, с той поры Кучерявому попёрло. Сначала на него положил глаз будущий второй президент России, а потом и олигархи зауважали. А скоро бывший Мажорный Засранец (он же Свистун) сам стал президентом.
Ну, стал и стал: какая только сволочь Россией не правила. Однако ж положение обязывает. Да из бывшей папиной вотчины исторические земляки ждут – не дождутся, когда же ихний выходец чего-нибудь такого отмочит, за что потом его вся последующая история поминать будет? К тому же собственный гонор зудит, потому что помнит и про Мажорного Засранца, и про то, как грозил кулаком заокеанским буржуям. Больше того: помогал светить прожектору перестройки и бороться с пьянством, исподтишка употребляя и пиво с бормотухой, и прочие – дефицитные в те паскудные времена – крепкие напитки.
В общем, кинулся новый кормилец изобретать способы своего увековечивания хоть на скрижалях, хоть в книге рекордов Гиннеса. Однако за что после тяжких раздумий не возьмётся, всё никак не получается.
Сначала не получилось верхней губой оттопыриваться так, чтобы дырку промеж зубов не показывать тем, кто его сызмальства привык дразнить свистуном. То есть, он её по совету специальных помощников оттопыривает, а насмешники пуще прежнего веселятся.
«Эва, глянь! – потешаются. – На тапира похож, на парнокопытного!»
Потом с бацпроектами обломилось. То есть, Кучерявый хотел – бац! – и в дамки на дешёвом авторитете, да какой он к чёрту дешёвый, когда на одной газификации тьма населения вчистую разорилась? Да ещё на дополнительную газовую иглу подсела. Потому что раньше с помощью дровишек бесплатно обогревались, а теперь – нате! – гоните тыщу целковых ежемесячно.
Но это что. Вот медицина с образованием – это – да!
То есть Кучерявый ни душевных сил, ни красивых слов для их улучшения не жалеет, даже денег из казны велит туда вливать, но только деньги – ку-ку! – а эти чёртовы медицина с образованием всё хуже и хуже.
«Да ты не горюй, Митя! - утешают кормильца его дружки-чиновники, хапнувшие и на газификации, и на медицине с образованием. – Авось не ты первый обремизившись…»
«Суки рваные! – интеллигентно так думает про своих корешей Кучерявый. – А вот мы сейчас посмотрим, кто из нас обремизившись…»
И ну сил со словами не жалеть на борьбу с коррупцией. Он не жалеет, а она, зараза, крепчает. Ну что тут поделаешь?
Тогда решил он пойти по проторённой дорожке, но с собственными инновациями. То есть, решил свой дешёвый авторитет укрепить за счёт чужой крови. А заодно кореша к хлебной должности пристроить. А заодно истинным хозяевам из-за океана потрафить.
Дело, в общем, было такое.
В те поры столицей поросячьей державы (помни про поросячьи интересы) правил некий зело жуликоватый пузырь по прозвищу Батурин. Ну, правил и правил, красть не ленился, от взяток не бегал, дружкам-приятелям по воровскому промыслу всемерно способствовал, семью содержал в лучшем виде и о своём авторитете очень сильно убивался. Не в том смысле, что старался за счёт полезных – помимо воровства и взяток – дел приподняться, а на чистом фу-фу. То есть, хозяйство его в полной жопе, однако ж столичный народ своего кормильца уважает. А почему не уважать? Ведь по всей самой богатой в мире стране пенсионеришки почти что с голоду пухнут, а пузырь своим с барского стола никаких объедков не жалеет. А барский стол у него за счёт немереной столичной казны хорош, ни в одной Америке с Европой и Арабскими Эмиратами такого не сыщешь! Ну, и помимо объедков любил пузырь всякие прочие щедрости выкидывать. Но, опять же, не за свой счёт и не за счёт своих жён и многочисленных деток, а совсем даже наоборот.
Так, он, предварительно поделив расходы большей частью в свою пользу, помог одному флоту, который был нашим, потом нашим же и остался, но почему-то оказался за рубежом. И помог знатно: построил целых четыре домика для казённых людишек с того почти зарубежного флота. Но так как большей частью известно чего известно куда, то домики оказались и недостроенными, и негодящими.
Но это ли важно?
Главное дело волну пустить, а там, глядишь, на одного умного резонёра десять дураков обязательно найдутся. Найдутся и ну вопить:
«Вот ведь не перевелись святые люди на святой Руси!»
Потом данный зело жуликоватый пузырь по прозвищу Батурин очень сильно за права сограждан в другом ближнем зарубежье убивался. Ругал порядки этого зарубежья прилюдно, денег из столичной казны для подкрепления ругательств тоже не жалел. Ну, большей частью опять известно куда. А людишки, которых снова десять дураков на одного умного, снова вопят.
«Эх, дорогой ты наш человек! Вот ведь итак от темна до темна без устали крутится, чтобы за вверенной вотчиной рачительно следить, так нет же – ещё время находит, чтобы угнетаемым в ближнем зарубежье соотечественникам помогать!»
Но последнее дело, после которого Кучерявый решил на кровь старика Батурина для укрепления своего дешёвого авторитета посягнуть, вышло совсем уже из ряда вон.
Надо сказать, что держава наша поросячья не всегда пребывала в дерьме и позоре. Случались периоды, когда её, державу нашу наши соседи очень сильно уважали. А всё потому, что боялись. И потому боялись, что были нашей державой довольно сильно в разные времена биты. Так вот, последний раз мы соседей наших били, когда державой правил один наш выдающийся негодяй.
Ну, негодяй и негодяй, мало ли их в нашей огромной державе, однако ж надо отдать ему должное, что последнее избиение наших соседей в лучшем виде произошло именно благодаря данному товарищу. Но когда к власти в нашей стране пришёл Большой Свин, под руководством которого наша держава больше всего опоросячилась, осмелевшие интеллигентишки из окружения папы Кучерявого стали поносить на все лады того давнего негодяя, чьими почти личными стараниями мы последний раз по первое число накостыляли нашим соседям. И такой он, дескать, и сякой! И баб насиловал, и в шинели из ценных пород ворса щеголял, и дорогие папиросы курил, и детишкам кушать не давал, и сыну мотоцикл купил. А тёмный был – и! Даже среднего специального образования в своё время не получил.
В общем, эти поносят, а те, кого когда-то стараниями негодяя поколотили, злорадно хихикают. Хоть так, дескать, отольются кошке мышкины слёзки!
Ну, потом после Большого Свина к власти пришёл его тёплый кореш, Маленький Пук. А уж затем, когда Пук устал парить свой продажный интеллигентский зад на одном месте два срока, он посадил вместо себя кореша своего Кучерявого. Чтобы, значит, и место не остывало, и чтобы кто чужой туды не взгромоздился. И так далее, пока не пришла пора Кучерявому задуматься на тему скрижалей или хотя бы книги рекордов Гиннеса. И, пока он задумывался, пузырь Батурин и отчубучил вышеупомянутое последнее дело. А именно: велел рисовать на общественном транспорте того негодяя, который в своё время нашу державу сначала укрепил, а потом перед гнусными соседями в обиду не дал.
Ну, велел и велел. Мало ли что на нашем транспорте последнее время не рисуют. Однако те, которые аккурат после прихода к власти Большого Свина над нашей державой хихикают, зело всполошились. Ферштейн, дескать, хау ду ю ду, а ну как эти, из опоросячившихся, сначала на картинки ненавистного нам негодяя будут смотреть, а потом вдруг снова захотят свои кулаки о наши бока почесать? Э, нет, то есть, найн, так дело не пойдёт! И ну Кучерявого отчитывать. Ты, чё, дескать, петух гамбургский, себе позволяешь? То есть, своим подчинённым?
Ну, Кучерявый давай крутиться – отговариваться, а соседи, которые истинные хозяева и Кучерявого, и его кореша, Маленького Пука, ни в какую: принимай, дескать, собачий сын, меры против обнаглевшего пузыря, или мы ещё посмотрим, как ваши с Пуком деньги в наших банках будут дальше храниться.
Вот так и пришёл Кучерявый к мысли пустить кровь известному Пузырю. Причём пришёл очень удачно. Во-первых, с одной стороны для собственного престижа важно, такого авторитетного кабана завалить. Во-вторых, с другой стороны, кореш Кучерявого по фамилии Собакин без хлебной должности который срок болтается. В-третьих, с третьей, значит, стороны, соседи, хозяева Кучерявого, нажимают.
Спустил, в общем, Кучерявый с должности пузыря Батурина и ну по-петушиному осматриваться: как, дескать, теперь с моим авторитетом?
А людишки, мерзавцы, и в ус не дуют, лишь посмеиваются: одного, дескать, ворюгу снёс, другого посадил. Первый золотые дороги строил, второй собирается яхонтами-самоцветами общественные сортиры украшать.
«Вот, сволочь, - мается Кучерявый, - ничем их не проймёшь».
И, под горячую руку снёс ещё одного проходимца, финансового воротилу и своего почти тёзку по прозвищу Кудрявый. И, главное дело, тот тоже удачно подвернулся. Поскольку к той поре на Кучерявого стали наезжать державные вояки и требовать увеличения своего довольствия. Гони, дескать, прибавку, а то мы итак державу не защищаем, а без прибавки ещё хуже не защищать будем!
А чё, думает Кучерявый, подгоню им полвагона прибавок, а под это дело себе эшелон сверну? Выгодное мероприятие, однако, как бы Кудрявый не взъерепенился. А тот и взъерепенься, потому что все эшелоны давно в свою сторону спланировал. И ну с Кучерявым собачиться. А Кучерявый его с должности и долой. И снова по-петушиному.
А народ, сволочь, снова потешается.
Проходили, дескать! И Ходаря с трубы снимали – благодать обещали, однако никакой благодати из той трубы не попёрло. И Гуся с Берёзой заманали, вне закона объявляли, а те по сей день, за недальним кордоном окопавшись, из державы сосут – не насосутся.
«Эхма, - витиевато эдак, по-образованному, думает Кучерявый, - ничё не выходит!»
Вот так мучился он, маялся, и как-то раз, сидючи в любимом Интернете, где он любил запросто с народом за жизнь почирикать, задремал и приснился ему сон.
Будто идёт он по равнине ли, прерии ли, а может и по вельду пробирается. В общем, родина кругом, ковбои, пейзаны, трапперы со скваттерами, одни коров доят, другие фермы перекрашивают, третьи зайцев пасут. Благодать! А на горизонте облачко кучерявится. Совсем как волосы на голове любителя почирикать в твиттере. И вроде бы оно невинно кучерявится, ан начинает сниться Свистуну, что где-то начинает непогодой отдавать. Да не той, от которой только промокнуть можно, а ещё чего хуже.
«А чего ж оно хуже? - думает во сне Кучерявый. – Неужто гроза будет?»
Грозы, Кучерявый, надо сказать, боялся. Потому что молнии там с громами и всякими вытекающими из них неприятностями в виде летального исхода после прямого попадания первой при звуковом сопровождении второго в какую-нибудь зазевавшуюся жертву. В данном случае, в самого Кучерявого, который стоял в своём сне дурак-дураком и, разиня рот, на кучерявившееся облако пялился.
«Да нет, - думает, - таки не гроза. И даже не непогода…»
И действительно. Глянь, так уж нет того облака, а есть великан в менеджерском прикиде и бейджем на груди. На бейдже надпись «Атом Цезиевич 133-й», а под надписью счётчик, где цифирки туды-сюды, туды-сюды, ажно в глазах мельтешит. Но ладно бы в глазах от цифирек одно мельтешение, так и на равнине с прерией или вельдом стали всякие чудеса происходить. То, глядишь, свернётся она (равнина или прерия) в трубочку, наклонится и из трубочки вельд высовывается. А с него к ногам Кучерявого скваттеры с пейзанами и зайцами сыплются. То вельд пополам сложится, а по его сгибу – опять же, наклоненному, - не доеные коровы с мычаньем валятся. А на них верхами взъерошенные ковбои. И всё, опять же, под ноги Кучерявому.
«Караул!» – кричат.
«Помоги, добрый человек!» - надрываются.
«Спаси нас от этого проклятущего времени, таково уж оно нас одолело, просто жизни не стало!» - вопят третьи.
«Да как же ему не одолеть, если к Гринвичу прибавить декрет да ещё летнее в придачу!» - гоношатся четвёртые.
А великан похабно (ну, по-менеджерски в расейском исполнении) щерится и по счётчику под надписью щёлкает, словно цифирки на нём подгоняет. Однако чё их подгонять, ежели они итак туды-сюды, туды-сюды.
«Вы это, тово, - грамотно эдак начинает Кучерявый, - зачем над природой и населением изгаляетесь?»
Понял, в общем, хоть и юрист по образованию, что всей возникшей вокруг него кутерьмой Цезий управляет. Ну, и осознал свою ответственность перед бедствующими соотечественниками в виде трапперов и пейзан с их тучными зайцами.
«Хочу, - продолжает щериться великан, - и изгаляюсь! Поди, не одним вам вольно надо мной изгаляться?»
«Ну, ты это, тово, - в свою очередь продолжает умничать Кучерявый, - бросай. А то своего премьера на тебя натравлю. И он тебя запросто в сортире утопит».
«Какие сортиры, родной? – удивляется Цезий. – Глякося!»
Да ка-эк щёлкнет по своему зловредному счётчику, да ка-эк обнулит его и – раз! – нет кругом ни пейзан с мычащими коровами, ни ферм с ковбоями, ни сортиров при них. Одна только тьма, а посередине светящаяся дырка.
«Батюшки! – перепугался впотьмах Кучерявый. – Так это мы вернулись во времена перед Большим Взрывом?!»
«Вот именно! - из потёмок же доложил Цезий. – Щас ка-эк шарахнет – костей не соберёшь!»
«Не надо! – ещё больше перепугался Кучерявый. – У меня дети малые! И я только-только жить начал…»
«Ладно, - раздобрился великан, - говори: чему равна секунда эфемеридная – и – живи дальше».
«Чаво?» - растерялся Кучерявый.
«Эх, темень! – пожурил Кучерявого великан. - Ну, хорошо, расскажи мне про космологическую сингулярность».
«Чаво? – переспросил Кучерявый. – А можно я расскажу про секуляризацию?»
«Хрен с тобой, говори!» - разрешил Цезий.
Кучерявый хотел, было, рассказать про секуляризацию, но быстро понял, что погорячился. Потому что имел в виду не её, заразу, а циркулярную нана-пилу в свете популяризации Интернета среди сельских пьяниц и безработных доярок в деревне Синие Глухари Тамбовской губернии.
«Ну? - торопит с ответом Цезий. – Так что там про секуляризацию или сингулярность?»
«А давайте, я лучше расскажу вам про регулярность, с какой я жизнь вверенного мне народа улучшаю», - снова заюлил Кучерявый.
«Да что, с тобой, проходимцем, поделаешь? Говори!»
Вот Кучерявый собрался с мыслями, стал во сне вспоминать, чего это он там наулучшал, поднатужился и проснулся. Протёр глаза, чирикнул в твиттере про очередной этап возрождения подведомственной ему державы в виде открытия новой свалки иностранных ядерных отходов и таки придумал, как вскарабкаться на скрижали. Или хотя бы попасть в книгу рекордов Гиннеса. А на следующий день издал Указ, отменяющий в подведомственной ему поросячьей державе летнее время. То есть, не само время, потому что куда ему, а то время, которое…
Ну, да вы сами всё прекрасно поняли.
ноябрь, 2011 год
1 Вообще-то легитимация, однако легитимизация звучит красивше
2 Раздел ономастики, изучающий происхождение, изменение, географическое распространение, социальное функционирование имен собственных людей
3 Гумбольдт Вильгельм, 1767-1835, немецкий языковед, философ, гуманист, почётный иностранный член Петербургской АН
4 Американский политический деятель, госсекретарь с 1996 по 2000 год, сторонница крайне жёстких мер по отношению к тем странам, которые не поддерживают США в их чисто демократическом стремлении иметь весь мир у себя в услужении
5 Нормальные тапиры непарнокопытны
6 После «альтруистической» газификации села по инициативе господина Медведева многие сельские жители не только влезли в долговую кабалу к местным ростовщикам, но отдали даже свои гробовые (индивидуальная газификация стоила до четырёхсот тысяч рублей), зато хорошо заработали на президентском «альтруизме» главы компаний, занимающихся газификацией, да газпром стал получать дополнительных два миллиарда рублей ежемесячной прибыли. И это не предел, потому что газ дорожает почти каждый квартал
7 Блатной жаргон – взять на фу-фу - надуть
8 Twitter – по-английски щебет. Щебетать – чирикать – какая хрен разница?
9 Велд – поле по-нидерландски. Здесь – засушливое плато в Южной Африке
10 Секунда атомная равна 9 192 631 770 периодам излучения, отвечающим переходу между двумя сверхтонкими уровнями основного состояния атома цезия-133
11 Время по Гринвичскому меридиану – всемирное поясное время
Декретное время – время в Советском Союзе с 1930 года – поясное время плюс один час. Отменялось в феврале 1991 года, в октябре того же года вновь принято
Летнее время – плюс ещё один час. Таким образом, Московское летнее время до недавнего времени соответствовало второму часовому поясу плюс три часа
12 Перед Большим Взрывом не было никаких времён, ну да не всякий юрист о том знает
13 Секунда эфемеридная - 1/31556925.9747 тропического года
14 Условно говоря, такой момент в таком далёком прошлом (13 миллиардов лет назад, плюс-минус неделя), когда вселенная имела невероятную плотность, а представление о пространстве и времени теряло актуальность
15 Обращение государством церковных земель в светские
16 Название деревни, разумеется, вымышленное, однако во времена империи зла она – данная деревня – называлась Красный Тетерев
17 Скрижали – каменные доски с десятью заповедями. В переносном смысле – то, что хранит. В нашем случае автор несколько вольно толкует библейское понятие
18 Автор немного нарушил хронологию «подвигов» своего героя, ну так мы же в историографы ко всякой сволочи не нанимались