Снегурочка

Кира Ньеру
- Мама, мама, смотри - Снегурочка! - звонкий детский голос за спиной заставил Профессора вздрогнуть.
- Тише, малыш, сколько раз тебе говорить - снегурочек не бывает, - мать постаралась увести упирающегося малыша дальше по музейному залу.
 Профессор вздрогнул, услышав странно прозвучавшее в этих стенах слово. Не оборачиваясь на звук, только кинул взгляд на яркую, пожалуй, даже слишком яркую на фоне пепельно-серых стен картину, грустно усмехнулся,  снова сгорбился на серой металлической скамейке, и погрузился в воспоминания, бездумно чертя в блокноте.

***

 Профессор любил бывать один. Работа физика в лаборатории Исследовательского Центра отнимала кучу времени, и постепенно лишила его друзей. Один за другим, они покидали вечно занятого друга-"заучку", потом ушла и жена, заявив, что не намерена сохнуть до пенсии в четырех стенах, поджидая наскучившего мужа.
Профессор не возражал против ее ухода, рассудив, что любовь давно ушла, забрав с собой смысл дальнейшего совместного проживания. Тем более, что ему досталось (Профессор усмехнулся этому словечку) -  досталось все самое лучшее, что она могла ему дать.  Малыш Ян, улыбчивый двухлетний бесенок, с вечно растрепанными белокурыми локонами до плеч - стричься он наотрез отказывался - был  причиной сердечных приступов няни, и объектом ее же восторгов. Он провожал отца на работу без капризов и кислых мин, и встречал всегда с такой искренней радостью, от которой  Профессору становилось тепло даже в самый промозглый день. Его немолодое бесстрастное лицо непроизвольно растягивалось в улыбке, которая немало удивила бы всех, кто его знал. Казалось, с уходом большинства людей из  жизни Профессора все встало на свои места. С ним были только те, кого он ценил и кто ценил его. Он перестал задерживаться на работе, вечерами отпускал нянечку пораньше, и сам укладывал малыша спать, по памяти рассказывая ему сказку о Снегурочке - единственную сказку, которую он смог вспомнить.

 Так продолжалось лет пять, прежде, чем Профессор понял, что настоящее одиночество не имеет ничего общего с тем, что он испытывал до этого. В тот момент он почувствовал себя по-настоящему наедине. Наедине с этим диагнозом. Он опустошенно сидел на опрятной деревянной лавочке возле детской больницы, а в голове звучали, произносимые  преувеличенно ласковым голосом, слова доктора : "Ну-ну, не переживайте так, проведем курс химиотерапии, потом еще...",  бла-бла-бла.  И в конце : " ..вы же понимаете, мы делаем все, что в наших силах. Но надежда очень мала, .. бла-бла-бла, все-будет-хорошо. "
 Что хорошего в том, что надежда мала, Профессор не знал, и сразу возненавидел эти слова, и доктора, и может быть еще кого-то, он уже не помнил.
 Потом дни спутались в один клубок, Профессор навещал сына в больнице,шел на работу в Центр, и думал, думал..
 Не о том.
 Месяц спустя после убийственного разговора с лечащим врачом Яна, Профессор решил, что думает не о том. Мысль, которая поселилась в его голове теперь, могла привести его на скамью подсудимых всего за пару минут, узнай о ней хоть кто-нибудь.   
Поэтому Профессор постарался, чтобы о ней никто не узнал. Он и раньше частенько работал допоздна, теперь же  практически перестал покидать лабораторию.
 По утрам коллеги, полюбившие приходить в синюю от табачного дыма лабораторию в респираторах,  первым делом включали вытяжку на всю мощность, и молча сочувственно косились на Профессора. В Центре как-то быстро все становились в курсе домашних проблем друг друга.
Профессор искал.
Он стал искать,  однажды рассудив, что лаборатория, работающая над усовершенствованием упакованного в бомбы атома ничего не потеряет, если он поработает над его мирной и полезной для людей стороной. Он искал способ, средство, препарат - что угодно, лишь бы это могло прекратить многодневный кошмар, в котором оказался он и его сын. Бесконечные мятые бумаги с вычислениями слоями покрывали его рабочий стол, профессор знал, что среди них, возможно, есть то, что может помочь, то, что он искал, но пока это было теорией, это была просто куча бесполезных бумаг. Руководствуясь принципом - пока не попробуешь, не узнаешь, Профессор понимал, что наступало время эксперимента. Теперь он стал ждать. Ждать подходящий момент.
 И, конечно, однажды дождался.
 Было, кажется, воскресенье. В тот день в лаборатории он был совсем один, аспиранты, он знал, гурьбой отмечали какое-то событие. Коллеги, вероятнее всего, были с семьями или любовницами, а охрана давно перестала обращать внимание на почерневшего от недосыпа небритого Профессора.
 Выудив из стопки бумаг на столе какой-то мятый лист, испещренный цифрами, Профессор подошел к стоящему углу аппарату, немного повозившись с кнопками, настроил его на нужную частоту, и ввел данные с листа. В свинцовую коробочку у противоположной стены он поместил пойманного по дороге  муравья, крупного, черного, тот сердито попытался ухватить свинец жвалами. Бесстрастно понаблюдав за возней насекомого, Профессор снова подошел к аппарату, и направил на коробочку луч.

***

Очнулся Профессор  на песке, судя по звуку волн где-то на берегу. Какое-то время он бездумно созерцал небо, затянутое пепельными облаками, и удивлялся их безумной красоте. Пока не понял, что глаза у него, на самом деле, закрыты.
Это открытие немного озадачило Профессора, и он тяжело похлопал веками, повторяя процедуру - на небе не было ни облачка, а дивной красоты облака, казалось, теперь были вытатуированы на внутренней стороне век Профессора. Все тело болело, и удивляться не было сил. Он поднялся на ноги, как мог, вытряхнул песок из разодранной, местами обугленной одежды, и огляделся по сторонам. Местность была незнакомой,  Профессору показалось -  неплохо было бы узнать, что произошло, где он, и что делать дальше. Он немного подумал,  снял отчего-то закопченные и слегка оплавившиеся по краям ботинки, и зашагал вдоль реки.

***

Дойдя до ближайшего городка, Профессор отыскал крохотную кофейню, - столика на три, не больше, с единственным угрюмым посетителем. Попросил почему-то общавшегося с ним по-английски  официанта, покосившегося на него с подозрением, принести кофе и газету, с запинкой подбирая полузабытые от неупотребления иностранные слова. Медленно прочел английский шрифт до последней страницы. Постепенно общая картина произошедшего вырисовывалась у него в голове, но легче от этого не становилось - родной город, как было сказано в новостях, был стерт с лица земли, и, кажется, не он один, якобы, в результате аварии в лаборатории, сам Профессор в газетных статьях фигурировал как труп, (deceased professor - попалось ему в тексте) и, в довершении всего, он сидел в каком-то забытом богом городке где-то в Оклахоме, немолодой оборванец без паспорта и средств к существованию.
Профессор отложил газету, сосредоточенно допил кофе, вытряхнул кофейную  гущу на блюдечко, и, окуная в нее чумазые пальцы, начал рисовать что-то  на ободранном столике кафешки..

***

.. Тоненький голос мальчика за спиной выдернул Профессора из воспоминаний.
- Я точно знаю, это Снегурочка! - очевидно, он упирался и выворачивался из рук матери.
Профессор снова не обернулся. Он вдруг вспомнил, как нарисовал эту картину – рыжая девочка с задумчивым взглядом, зачем-то - птичка, яркие цвета, и тут же, по контрасту – что-то невнятно-белое, то, что  все принимали за одуванчики, на самом деле – снег. Собственно, это было первое, что он нарисовал, если не считать того рисунка кофейной гущей на столе забегаловки.



***

 .. Хозяин той кафешки, выяснив,  что у странного  клиента  не найдется денег заплатить за  газету и кофе,  едва не усадил в его местный "обезьянник". Толстый охранник уже потащил Профессора к выходу, когда его остановил усталый невзрачный посетитель, украдкой наблюдавший за происходящим поверх своей газеты. Он молча положил на стойку несколько монет, и двинулся к выходу, сделав знак  Профессору следовать за ним. Тот, рассудив, что хуже не будет, зашагал  за незнакомцем к его машине.
.. Боб оказался неглупым парнем. На газоне за своим домом он  выставил два плетеных садовых кресла, и за баночкой пива внимательно выслушал странный рассказ  на ломаном, с акцентом, английском, переспрашивая в непонятных местах. Профессор не знал, поверил ли ему собеседник, и понял ли вообще хоть что-то, но после рассказа  Боб, подумав немного,  ушел, сказав "ок", и предоставив Профессора самому себе.
 Вскоре он вернулся, с ног до головы увешанный свертками, пакетами и пакетиками, чем немало озадачил Профессора. Внутри свертков были краски, и холсты, и кисти, и еще какие-то предметы, связанные с рисованием, точного назначения которым Профессор не знал.
Выслушав сбивчивую речь Боба, Профессор с удивлением понял, что тот предлагает ему, физику-ядерщику,  заняться рисованием.  Он попытался что-то объяснить, но Боб не стал его слушать, окинул довольным взглядом сваленные горой на лужайке краски и кисточки, снова сказал "ок", и ушел в дом.
Профессор подошел к весело брызгавшему  водой шлангу на газоне,  набрал в банку из-под пива воды,  присел на корточки, наугад вытащил из кучи баночку с краской, рамку, обтянутую холстом, и задумался. В голове крутилось:
« - Папа, а Снегурочка – она какая?
 - Ну,.. она такая.. рыжая.
 - Красивая?
 - Конечно, красивая.
 - Пап, расскажи сказку про Снегурочку, ну, расскажи," - Ян слегка картавил, и Профессору было забавно, как он произносит слова. Произносил.
Профессор рассеянно отхлебнул из банки, и макнул в нее кисточку.


***

Известность пришла к нему почти сразу, всего через несколько месяцев. Журналисты, телевидение, выставки, гонорары, новая придуманная биография, новое имя и новый имидж. Тогда Профессор узнал, что как  быстро это случается, и как ненадолго.
Тогда же он узнал, что последствия его неудавшегося эксперимента только начинают давать о себе знать. В прессе стал появляться беспорядочный бред о конце света, и еще какая-то муть, вызывающая панику и всеобщую истерию. Толпы стали собираться на площадях. Одни митингующие старались успокоить других, другие пытались убедить первых в правительственном заговоре.
Профессор забросил кисточки, и стал восстанавливать в памяти свои старые записи. Ему вдруг жутко захотелось найти ошибку в своих расчетах, понять, что же на самом деле пошло  тогда не так. А потом он понял.
Он стал бояться читать газеты. Бояться выходить на улицы. Он стал бояться себя, и захотел от себя избавиться.  И тогда он узнал, что не может умереть.
Это известие поразило Профессора едва ли не больше, чем все произошедшее с ним за это время. Несколько дней он по привычке завтракал, и пил чай, и .. но вскоре забросил эти ставшие бесполезными занятия, и убедился, что, действительно, делал это по привычке. Он больше не бывал голоден, и не хотел спать. Он стал бродить по засыпанным улочкам. Засыпанным сначала снегом. Потом пеплом. Потом..

***

Профессор  старательно избегал общения с людьми. Он давно привык к по-новому нестабильной реальности и ее обитателям. Не считал, сколько прошло лет и сменилось поколений. Однажды он сбился со счета, словно Робинзон на необитаемом острове, и больше никогда к этому не возвращался.
Методично переезжая с места на место, он равнодушно наблюдал историю, случившуюся по ошибке, и знал, что когда-нибудь это должно чем-то закончится. А пока просто вспоминал, как он был Профессор, и как он любил бывать один.
В новом пепельном мире желание побыть одному казалось  еще более нелепым, чем раньше. Профессор полюбил путешествовать, избегая попадать в крупные суматошные города.
..Однажды он попал в городок, где открывался музей "Картин неизвестных  художников". Профессор узнал об этом из новостей, и пошел туда наугад, без цели и намерений, чтобы убить время, как он делал все на протяжении последних лет двухсот. На стене в главном зале, среди прочих картин,  он увидел ту самую, написанную им на газоне  за домом Боба, вспомнил, как неловко макал кисточку в банку от пива, и  смешивал краски прямо на ладони.

.. Профессор  поселился в этом крохотном городке, набитом металлом. Он полюбил приходить в музей, садиться за удобный столик на гнутых ножках, и рассматривать картины.  Он не знал, сколько лет, или веков еще ему придется этим заниматься, но знал, что смертельно устал быть один.

***

.. Тоненький голосок за спиной не унимался, все твердя что-то про Снегурочку,  Профессор поудобнее сел на скамье, и, наконец, обернулся на голос. Рослая членистоногая мамаша, с модной асимметричной стрижкой и  объемной сумкой в одной из лапок,  никак не могла справиться с юрким малышом  лет семи. Белокурое создание с волосами до плеч обернулось на скрип металлической скамьи. Посмотрело на  Профессора большими яркими фасетчатыми глазами, поправило зеленой зазубренной лапкой растрепанные волосы, увернулось от цепкой матери, и, улыбаясь, направилось к нему, по-детски, неуклюже, путаясь во множестве своих конечностей.
Профессор растерянно улыбнулся в ответ, и потерял сознание.



для Вернисаж Конкурс 24 http://proza.ru/2013/02/28/433