Рассказ о любви
Рассказать Вам историю о Любви? Вы стали праздновать день Святого Валентина? Боюсь, о любви-то вы и не поймете. Для вас любовь… чистые пяточки на тонких каблучках, струящиеся вверх бритые голени, тенистая прохлада бедер… Плюс пару капель Фета или Тютчева… для самых вумных. Может быть, вместо Тютчева стакан мартини? Да, ну! А если на халяву? Нынешняя молодежь - поклонница Халявы. Вы старомодны и романтичны? Тогда слушайте.
Было это давно, очень давно, не со мной и не с нею и не в этой жизни. Меня часа четыре оперировали, и жить мне оставалось… Ничего не оставалось, а то, что ожидало за дверью операционной, была уже не жизнь, а сплошное слабодушие. Так казалось…
Пришёл я в себя, разодрал слипшиеся веки и осознал, что жизнь – такая мура и насмешка, что не стоит она - ни этой слабости, ни этой боли, ни этого унижения беспомощностью…
В общем, лежу я - куском утыканного трубками, подгнившего, до боли родного мяса - смотрю в белый потолок со ржавой затёчиной, понимаю, что умираю не в хоромах, несмотря на все мои деньги, недоумеваю, почему это случилось именно со мной и думаю, что же эти суки в белых халатах со мною сделали. Хорошо, твари, пристроились: приходишь в мир - плати им, уходишь - отстёгивай. Надо было умереть по-мужски, но деньги почти из всех делают слюнтяев.
Короче, лежу, кляну всех и вся и слышу: «Вы уже с нами?»
- С кем это, мать-перемать, с вами?
Но голосочек кольнул или шевельнул что-то в теле, хотя я в тот момент и не очень-то знал, где оно, моё тело и голосочек это кольнул или забытая хирургом зубочистка. Но открыл глаза и как-то сразу её не только увидел, но и унюхал, даже сквозь трубку в носу и боль в животе.
Твою мать! И где ты раньше-то была?! Солнце моё! За какими тучами пряталась? Тут не бзднуть, не вздохнуть - и ты ещё, со своими глазками, губками и запахом. Лучшего момента в моей жизни не могла выбрать? Есть такие молоденькие, чётко обрисованные женские губки, вечно слегка припухшие, покрасневшие, словно их только что целовали взасос, на секундочку отвернулись и порх… губки улетели и эротично сели на ничего не подозревающее лицо. Смотришь на них и понимаешь, телом чувствуешь, почему их надо скрывать чадрой или бельём.
Нагнулась она, я под халат её глянул и, если б меня не так тошнило, если б во рту у меня был язык, а не кусок шершавого, вонючего мяса, я бы по-отечески напомнил ей о необходимости носить бельё. И почему-то так мне жалко стало терять, и эти губки, и этот запах, и эту молодую свежесть и нежность кожи, почти прозрачность грудей с ещё светлыми, розовыми сосцами и даже свою возможность «напомнить о необходимости», что я почувствовал, как от уголков глаз, по щекам поползло что-то теплое, и заморгал. Она вытерла полотенцем лицо, подушку поправила, сказала, что завтра побреет меня, и у меня приятно потеплело в груди и внизу живота, а в ноздре, свободной от трубки, ещё долго-долго стоял её запах. Я его берег и старался не дышать, а нюхать. Потом терся щекой о места подушки, где она касалась рукой и, казалось, улавливал запах её ладони. Нет, думаю, рановато мне ещё, пусть останется только «необходимость напомнить», но и этого хватит.
Потом надоедала эта скорбная вереница - жена, дети с внуками, друзья - всё облитые жиром банки с тугими крышками носили, чтоб я не скучал, чтоб было, что в унитаз сливать. Я о ней никому не говорил. О ком? О чём? О молоденькой девочке?.. для которой я всего лишь «блатной больной»?.. и зачем она мне?.. а я ей? Ждал я её, наверное, так, как ни кого в своей жизни. Даже во сне, под промедолом прислушивался, принюхивался. От дежурства к дежурству. По шагам узнавал, по шороху, по запаху недорогих духов. Часы считал, минуты… И если б она не пришла, если б с ней что-нибудь случилось, то я и не знаю… удержало бы меня всё остальное.
В общем, выжил я. Ходить стал. Вернулся к делам. Поблагодарил жену и детей, напоил друзей, подчинённых. После выписки, я её не видел и не пытался встретиться. За уход с ней расплатились. Я проследил. Она и за год столько не зарабатывала. А дальше? Цветы? Рестораны? Машину с шофером под её убогую больничку? Купить её, я бы, пожалуй, мог, чтоб слизать и съесть, чтоб не снилась уже. Не её, так другую, такую же, даже лучше, но… это уже другая история. Не ко Дню Влюбленных.