Это повествование начну с анекдота. Жил да был в глухой гуцульской деревне один мужик. Море он никогда не видел. Но о море он знал все. И вот решил этот мужик, что если у него родится сын, поедет он с сыном на море и станет его сын моряком. Так все и произошло.
Женился тот мужик и родила ему жена сына. И прошло время. И вырос сын. И повез гуцул своего сына на море. И вышли они из поезда в городе Сочи и говорит отец сыну: «Сынку, чуешь море?» «Где, тату?» Спрашивает сын.
«Хорошо» говорит терпеливый отец. «Пошли сынку. Я покажу тебе море.» Спускаются они к берегу моря. Отец обводит рукой и говорит: «Воце сынку море!» «Где тату?» Спрашивает сын. Отец берет сына за шиворот и заводит его по колено в море. «А теперь чуешь море, сынку?» Спрашивает отец. «Где тату?» Чуть не плача отвечает сын.
И не выдержал отец, схватил сына за шевелюру и окунул его в синее море. А когда вытащил очумелого сына из воды, опять спросил: «Ну а теперь ты почуял море, сынку?» «Где тату???»
Но как бы там ни было стал этот сынко не только моряком, но и дорос до капитана. Видать сильное желание было у его отца. И вот с таким капитаном пришлось мне работать. И все было бы ничего. Но по тупости его, влипли мы однажды по самые уши. Хорошо, что живы остались.
А дело было так. Загрузились мы в одном из средиземноморских портов и пошли на Швецию. Буквально на следующие сутки по всему средиземноморью было объявлено штормовое предупреждение. Все, побежали прятаться кто куда. Но наш гуцул приказал следовать своим курсом, потому что груз нужно доставить вовремя. И мы пошли.
Ну, а ночью началось такое светопреставление, что мы попрощались с жизнью. Волны швыряли и трясли наш бедный пароходик так, как будто хотели вытряхнуть нас всех на ружу, как копеечки из копилки. Вокруг все ревело и грохотало. Все, что не было закреплено, летало по воздуху, только успевай уварачиваться.
Нас, то ставило кверху ногами, то вытягивало параллельно палубе, то снова возвращало в исходное положение. Как в невесомости. Так прошла наша первая ночь. Естественно никто не спал. Какой тут, к чёрту, сон. Наступило утро, и мы увидели эти громады волн, наваливающиеся на наш пароход и нам по - настоящему стало страшно.
Ночью то не видно было всего этого. Палуба представляла из себя жалкое зрелище. Изуродованные и свернутые механизмы, трубы, завязанные в узел, сорванные леера и болтающиеся провода… Если вам кто-то скажет, что ему такие шторма в кайф и ему совсем не страшно – это или дибил, или этот человек нагло врет.
Мне доводилось много раз попадать в шторм и каждый раз, я поражался этой огромной энергии и мощи. Каждый раз выходя после шторма на палубу, кажется, что вода имеет разум, когда видишь причудливо изогнутые трубы, завернутые в спираль железные трапы, завязанные узлами швартовые концы… А шторм тем временем бушевал.
Измученный народ не расходился по каютам. Кто-то стоял, уцепившись руками в поручни, некоторые пристроились на стульях, все молчали и тупо смотрели в одну точку. Лично мне это сидение порядком надоело, и я подумал, что нужно как-то поспать, потому что когда прекратится шторм, а он должен же когда-то прекратиться, работы будет не меряно.
Так я и сделал. Добрался до своей каюты, смастерил на коечке нечто напоминающее гроб и завалился спать. Проснулся я от тишины. Оказывается, я проспал остаток дня и всю ночь. Утром шторм угомонился, выглянуло солнышко и наступила небывалая тишина. Когда я пришел в салон команды, народ полуголодный, измученный и не выспавшийся ждал завтрака.
На камбузе еле шевелился повар и громко материл всю эту морскую жизнь, пароход, свою работу и весь белый свет. Наконец и штурмана спустились с ходового мостика. Все это время они по очереди вцепившись в штурвал, удерживали судно по волне, чтобы нас не перевернуло.
Глядя на них на всех, я понял, что правильно сделал, заставив себя поспать. Начинался новый день, и думать об этом не хотелось, когда я представил себе, что сейчас творится на палубе. Наконец повар сварганил, что-то похожее на завтрак. Ели молча. Перекурили и пошли на палубу разгребать последствия.
Вот тут и появляется наш герой и приказывает отдать якорь. У штурманов чуть глаза из орбит не повыпрыгивали. Глубина под килем четыреста метров. – Какой якорь? Говорят они ему. Народ ощетинился. Наш гуцул настаивать на якоре не стал. «Тогда, ложимся в дрейф и восстанавливаем судно.» Говорит он.
Море спокойное и ласковое, светит солнышко, даже не верится, что буквально недавно оно было такое страшное и свирепое. В общем, мы взялись за дело. Не буду описывать подробности работы на палубе, а перейду сразу к описанию одного интересного момента произошедшего впоследствии.
Под полубаком у нас была кладовка, где хранились швартовые концы, краска, химия для мойки танков и еще много всякой всячины. Когда я открыл люк этой кладовки, оттуда хлынул такой поток воды, смешанной с краской и химией, что чуть не сбил меня с ног. Там же, к стати находился и электродвигатель для брашпиля.
Представляете, что было бы если бы мы с дуру бросили якорь? Вся команда собралась на баке, и мы стали думать думу, как осушить это помещение. Наш гуцул стоял молча опустив голову. Механики сказали, что они попробуют запустить пожарный насос и ижектором попробуем откачать. С горем пополам насос запустили, и ижектор схватил эту гремучую смесь.
За борт полилась такая шняга, что страшно было смотреть. Но радовались мы не долго. Всасывающую трубу забило какой то гадостью и ижектор перестал работать. Что делать? На нашего гуцула жалко было смотреть. И тут у старпома родилась идея.
– Боцман. Говорит он.
– Нужно нырнуть и очистить эту трубу. У меня чуть челюсть не вывалилась. Нырять в это дерьмо? Да потом месяц придется отмываться.
– Хорошо. Говорю я.
– Я нырну, если потом нырнешь ты.
– По очереди будем нырять и очищать.
Тут у старпома отвисла челюсть. Он не ожидал такого поворота. Поскольку другого выхода не было, капитану идея понравилась, да и всем остальным тоже. Все начали подкалывать старпома, и он сказал своё слово. Наш гуцул сорвался с места и побежал в надстройку. Когда он вернулся, мы все обалдели. В руках у него было три бутылки молдавского коньяка.
Эту кладовку я знал, как свои пять пальцев. Глубина метра три. Если быстро все делать, за минуту, полторы можно обернуться. Я разделся и нырнул в эту гадость. Когда ныряешь в неизвестность, всегда страшно по началу. Я точно знал, что никаких морских чудовишь в этой химии быть не может. Но когда я запутался в швартовых концах, мне стало не по себе, и я запаниковал.
Выпутавшись из концов, я вынырнул обратно, так и не добравшись до «колодца». Когда старпом меня увидел, он, бедняга чуть не упал в обморок. Я отдышался, настроился и нырнул снова. На этот раз все прошло хорошо. Я вытащил ветошь и ижектор начал откачивать. Я вылез на палубу, мне налили пол стакана коньяка.
Этот коньяк мне показался самым вкусным коньяком, который я когда - либо пробовал. Ижектор работал исправно и вода медленно убывала. Наверное старпом про себя молился всем богам и богиням. Таким образом, мы откачали почти половину, и казалось, что старпому повезло. Но тут опять все стало. Нужно опять нырять.
Конечно, я бы мог нырнуть снова, тем более, что воды стало намного меньше, и я был уже весь в этом дерьме. Но я хотел, чтобы этот умник на своей шкуре испытал, то, что испытал я. Деваться старпому было не куда. На него смотрели все. И если бы он струсил и отказался от своего слова, молва об этом пошла бы по всем пароходам.
И он нырнул. И сделал все как надо. Больше никому нырять не пришлось. И после того, как мы осушили эту долбанную кладовку, сидели мы с ним на палубе, измазанные краской разных цветов, пили коньяк и ржали, как заправские лошади вспоминая свои первые ощущения. Народ под эту марку тоже наливал себе коньяк, и мы все вместе смеялись, смеялись и смеялись, вспоминая прошедший шторм.
Наверное, это было на нервной почве, после всего пережитого. Вот тогда я и рассказал этот анекдот про гуцула. Капитан долго молчал, а потом спрашивает меня. – Константин, а к чему это ты рассказал этот анекдот? Народ просто взорвался от смеха. «Воце сынку морэ!»
На следующий день подошел ко мне старпом и говорит: «Ты знаешь, боцман, спасибо тебе!» Я говорю: «За что спасибо то?» Он мне отвечает: «После всего этого я стал сам себя уважать. Мне было так страшно, но глядя на тебя, я переборол свой страх и сделал это.» «Да ладно.» Говорю я ему. «Пошли лучше думать, что дальше делать.»
Мы стояли в дрейфе трое суток. Я не знаю, как оправдывался наш капитан, за все, что произошло, мы делали своё дело. Но долго стоять мы тоже не могли. И вот в один прекрасный день мы двинулись в сторону Швеции. Груз, который нужно было постоянно греть, мы конечно же заморозили.
На баке не работал брашпиль и соответственно швартовые лебёдки тоже. Из шести швартовых концов, нам удалось спасти только два. А на дворе, замечу вам, был Январь месяц. Швеция встретила нас обильным снегопадом и двадцатиградусным морозом. Взяв лоцмана на борт, мы пошли на швартовку.
На баке можно было смело играть в хоккей. Два швартовых конца, которые так и не успели просохнуть, превратились в замороженные бревна. Швартовые лебедки не работают. Началась швартовка. Кое- как мы подали на берег один негнущийся конец и начали его набивать. В ход пошли талевки, домкраты, и все что только можно.
С горем пополам мы завели и набили эти два конца. Пришли люди с берега. Поговорили с капитаном. Потом понаехало всякой техники, подключили шланги и начали греть груз. В Швеции мы простояли две недели. Рядом миссия для моряков. Сауна, спортзал, пиво. В общем, мы провели это время не плохо. Отработав контракт, я ушел в другую компанию и больше с этим капитаном не встречался. Воце сынку море!