Ещё пару дней назад у меня было имя, квартира и парень, который сделал мне предложение. А самое главное – у меня было имя. А какое имя у меня было? Сара или Мария? Нет, наверное, Сара. По крайней мере, так приятней о себе думать.
Я человек… Нет, когда-то была им. Сейчас люди зовут меня по разному : ходячий мертвец, оживший труп, и это жуткое, режущее слух «Зомби»!
Тело… моё тело было красивым. Розовая почти прозрачная кожа, кисти с пальцами музыканта, стройные ноги и маленькая аккуратная грудь. Сейчас кожа серая, на ней огромные трупные пятна, на одной из грудей красуется рваная, серая дыра, вокруг которой роятся белые черви.
Что ещё? Опять? Меня подхватывает толпа собратьев и волной направляет куда-то. Собратья? Хм! Сойдёт, буду называть их так. Они учуяли тепло живого тела, да и я тоже слышу солёный пьянящий запах потного тела, с чуть сладковатым привкусом страха.
- Беги! Спасайся! Убей меня! Я не хочу тебя есть! Не хочу так существовать! – кричу я пока ещё живому человеку, но из горла вырываются неразумные свисты и хрипы; ещё сильнее дурманит мою голову, усиливающийся запах страха. Что бы говорить, нужно дышать, а я мертва, а значит не дышу.
Боже! Да он же ещё совсем мальчишка! Лет пятнадцать, может семнадцать. У него уже не осталось пуль в магазине пистолета, но он, в отчаянии, приставляет к своему виску абсолютно бесполезный кусок разогретого металла и жмёт на курок с такими усилиями, что кажется, вот-вот сломает его.
Внезапно на него накатывает прозрение; зрачки расширены, пистолет с громким лязгом ударяется об асфальт.
Запах усилившихся потовыделений заставляет меня издать жуткий стон и протянуть к парню руки. Пытаюсь остановиться, но ноги больше не подвластны мне. Тело хочет есть. Вместе с собратьями продолжаю наступать на притихшую в углу жертву. Вокруг шумно. Слух у меня стал острее, чем прежде, я могу различить, как жужжит муха в полёте, сквозь гомон стоящий вокруг. Мы предчувствуем пир.
Глаза парня превратились сначала в узкие щёлочки, а затем стали как два чайных блюдца, из его рта потоком хлынула алая кровь, полилась по подбородку и шее, окрашивая простую майку цвета хаки, он стал захлёбываться ею. Надеялся умереть, прежде чем зубы моих собратьев или мои коснуться его.
А потом был безумный пир. Я и не знала, что человеческие челюсти настолько мощные! Мне досталась рука пропахшая порохом. Я смачно вгрызалась в предплечье. Мой рот наполнялся кусками сырого тёплого человеческого мяса, кровь вымазала мне половину посеревшего лица. Раньше мне говорили, что я красива. У меня были каштановые вьющиеся на концах волосы, карие глаза и чётко очерченные тонкие губки.
Мои собратья спешили, также как и я, пока пища не остыла, и пытались сожрать как можно больше плоти. Чем больше мы ели, тем дольше жи… продолжали существовать. Если же мы не ели свежей плоти, то быстрее разлагались и продолжали существовать внутри гниющего тела, до тех пор, пока оно могло ходить. Даже не имея возможности двигаться, мы продолжаем чувствовать голод. Сознание становиться свободно лишь тогда, когда пара мух или трупных червей прогрызает мозг и откладывает там яйца.
Группа солдат застаёт нас во время пиршества. Они палят по нам из оружия с разрывающимися пулями, но их стрельба не выглядит прицельной, они боятся нас. Я знаю, я чую их сладко-солёный запах страха и пота. Собратья снова подхватывают меня, и мы идём прямо на солдат, мы не боимся смерти. Мы уже мертвы. Какой-то умник достаёт огнемёт и поливает нас огнём. Собратья начинают гореть, вспыхнуло и моё тело. Волосы загорелись моментально, скручиваясь в маленькие спиральки, превращались в угольки. Остатки одежды прилипают к пузырящемуся телу. Синтетика. Из горла рвутся наружу скрипяще-свистяще-воющие звуки и какой-то совсем уж звериный рык. Люди думают, мы кричим от боли. Нет, это не так. Мы пытаемся сказать им спасибо, что помогли нам, наконец-то умереть. Но, что бы говорить, нужно дышать, а мы больше не дышим.
Спасибо, что убили меня…