Д Р У Г О Й
Х Р О Н И К И Э Н Ж И
Вступление
Я долго не мог вспомнить, когда он появился в моей жизни… а может, просто не хотел вспоминать. Нельзя сказать, что я был полным фаталистом, но я всегда был уверен, что все, что ни происходит с человеком, случается именно в тот самый момент, когда оно и должно произойти, и всякая встреча и всякое событие случается неспроста. В каждом проживаемом нами мгновении мы непременно закладываем основу предстоящего события (а оно, в свою очередь, последующего и так далее), причем, как правило, не стремясь дать себе внятное объяснение поступков и не пытаясь разобраться к чему они приведут. Это свойственно большинству людей – сладкий дурманящий самообман собственной самоуверенности и абсолютной правоты и, как следствие, огромный запутанный ком неразрешимых проблем в определенный момент ломает нашу психику и в итоге всю жизнь. Потому не удивительно, что нередко последствия происходящего в настоящем, мы начинаем понимать очень часто только в будущем. Иногда не в самом ближайшем. И всему виной, как правило, является страх. Их много, заметит вдумчивый читатель и у каждого свой персональный набор маний и фобий, но я сейчас веду речь, на мой взгляд, о самом главном страхе, затаившимся или вернее глубоко зарытом в каждом из нас – страх посмотреть внутрь себя и попытаться понять, кто ты на самом деле и что сделало тебя именно таким. Где она, та точка невозврата, сломившая твою волю? Мгновение, от которого ты так тщетно бежишь. В которое ты так боишься заглянуть?
Сейчас, когда в моей жизни произошли колоссальные перемены, масштаб которых мой разум все пытается охватить, чтобы понять – к лучшему они произошли, или нет, я, наконец, смог остаться наедине с собой, чтобы в очередной, если не в последний, но точно уж в решающий раз переосмыслить пройденный путь и попытаться восстановить в памяти общение с ним. С другим. Я вновь и вновь двигаюсь по цепочке событий своей жизни вглубь, назад, чтобы вспомнить нашу первую встречу. Зачем он пришел в мою жизнь? Спасти или погубить? Может, я когда-то стал неправильно его понимать и всему виной мое отношение, мое поведение? Давно известно - зло порождает большее зло. Но разве я когда-то желал ему зла? Сделать больно ближнему своему свойственно любому человеку. Нет, не нарочно, а совершенно случайно. Но, чтобы сознательно причинять боль? Нет, я никогда подобного не допускал в общении с ним. Не позволил бы себе допустить. Да и не человеком он был изначально. Но это не главное. Впрочем, обо всем по порядку.
1
Я лежал на больничной койке, едва ощущая свою сущность, но я был жив и это главное. Мое сознание было, как никогда воспалено и бешено перерабатывало сумасшедший поток произошедших событий, пытавшихся сломить мой разум, а бездеятельность и слабость тела меня совершенно не беспокоили. Гораздо важнее для меня сейчас было решить – кто из нас первоначальное зло, если можно так пафосно выразиться. Я или он, Энжи?
Кто он – человек или инопланетное существо, каким-то странным образом попавшее в наш мир и пытавшееся выжить в нем всевозможными способами? Да и пытался ли он выжить в принципе? С самого начала нашего знакомства я постоянно разубеждал его в мыслях о смерти. Признаться, я никогда не мог однозначно ответить на вопрос о его происхождении. Скажем так, однажды он просто появился. Из ниоткуда. Из ничего. Может так, и рождаются инопланетяне? Кто-то просто захотел, чтобы он появился и все. Не знаю.
В первые годы нашего общения, даже можно сказать, странной дружбы, я с уверенностью мог сказать, что он не человек. Настолько слаб он был и беспомощен, нематериален, что я все боялся, что он вдруг исчезнет, растворится, растает в воздухе, и я никогда его больше не увижу. Словно призрак, явно не из нашего мира, случайный путник, странник, затерявшийся в своем рождении и перепутавший вселенные, реальности. Он едва дышал, все время стонал и плакал. Что поражало меня больше, что он, еще совершенно не знавший нашего мира, постоянно поражался жестокости, черствости, безответственности и алчности людей, хитрость и подлость окружающих неимоверно давила его настолько сильно, что он буквально задыхался и не хотел жить. Тогда я подумал, что видимо только инопланетяне могут так сразу, сходу глубоко почувствовать реальность, в которой очутились. Или я чего-то не понимал? Он то и дело порывался умереть, чтобы не наблюдать творящегося кошмара. Признаться, иной раз я искренне недоумевал – за какую только провинность этому беспомощному существу угораздило появиться в нашем мире. Чем он заслужил подобную несправедливость? За что его постигло наказание? Я помогал ему, насколько было возможно. Почему? Вероятно, потому что у меня не было, точнее не осталось друзей в мире людей? Не знаю. Но мы быстро нашли с ним общий язык. Даже сказать «язык» - не то слово, мы почувствовали что-то большее, что мгновенно породнило нас. Одиночество, предательство, обреченность, отстраненность.
В конце концов, я прозвал его инопланетянином, но не только потому, что он непонятно откуда появился и долгое время был чем-то вроде фантома, но и за его неимоверно чувствительный характер, за его неожиданно ранимую душу, за его не по-человечески мягкое и нежное внутреннее устройство. Постепенно, но признаться очень даже нехотя, облекая человеческую форму и плотную телесную оболочку, он становился похожим на людей. Я уверял его, что раз ему таки довелось появиться в нашем мире, то нужно как-то начинать приспосабливаться к нему. Он выбрал мой внешний вид, и я был совершенно не против. Наоборот, мне даже несколько польстил его выбор – инопланетянин становился похожим на меня, а я словно спецагент выполнял невероятно секретную миссию по спасению этого существа. Я становился частью большой тайны. Эх, знал бы я тогда, чем обернется его внешнее сходство со мной.
Он жил в моей комнате, я рассказывал ему о нашем мире, а он словно губка так жадно впитывал мои знания, что вскоре мне пришлось усердно сесть за книги, чтобы расширять свой кругозор и делиться с ним новыми познаниями. Я видел, что его что-то очень беспокоит, что он пытается найти ответ на невероятно сложный вопрос, раздирающий его сущность. Я не торопил его. Я ждал, когда он сам поделится своей проблемой. А тем временем, каждую свободную минуту я уделял повышению самообразования. Не мудрено, что очень скоро я стал лучшим учеником в классе, чем еще больше отдалился от сверстников (далеко не всем нравятся люди, так рьяно занимающиеся повышением уровня своего интеллекта) и окончательно стал белой вороной для окружающих. Но я совершенно не обращал на это внимания и едва звучал последний звонок, я бежал в библиотеку, где мог раздобыть еще больше информации, чем могли дать в школе. Я был словно одержимый, но меня это не смущало. Ведь дома меня ждал он, другой. Инопланетянин. Надо сказать, моя мама была очень довольна моим необычайно повышенным стремлением интеллектуально развиваться. Но о своем новом друге я не говорил даже ей. Это ведь тайна. Моя тайна.
Наблюдая за его формированием, иногда, я в шутку говорил, что, если бы он не был инопланетянином, то ему нужно было родиться скорее девочкой, на что он вдруг обижался и мог пропасть на долгое время. Я ужасно тосковал без него, но он обязательно появлялся, когда мне становилось плохо. Он мягко клал мне руки на голову, смотрел на меня своими большими глазами так пристально, что казалось, будто он проникает не только в мой мозг, но и в мою душу, во все мое естество, и в те моменты мы становились одним целым; и тогда он каким-то волшебным образом забирал, впитывал в себя мою боль, и мне становилось легче, неимоверно легче. Вот только ему, инопланетянину, от этого процесса наоборот становилось очень плохо, и он снова едва не таял на глазах, перерабатывая непонятным образом мою боль. Я начал верить в чудеса, в пришельцев, в сострадание. Люди же переставали интересовать меня все больше.
Иногда я даже серьезно размышлял о том, что он, возможно, мой ангел-хранитель, посланный с небес, чтобы помочь мне. Я рос слабым болезненным мальчиком, потому участвовать в энергичных играх своих одногодков в их меру не мог, поэтому у меня не было друзей. Наверное, со мной им было скучно. Не знаю. Сказать, чтобы я был не общительным – нет, это не так. До определенного момента я неплохо общался со сверстниками, но потом мне, почему то вдруг стало не нужно и не интересно это общение. Возможно, у меня было мало точек соприкосновения с ними? Не знаю. Поэтому по большей части я просиживал за уроками и книгами, да еще перед телевизором. За окном вяло текли восьмидесятые, интернетом в мире еще и не пахло, чтобы заводить общение в виртуале, поэтому знакомство с инопланетянином было, как глоток свежего воздуха. Наше общение понемногу становилось все более широким и скоро стало для меня большим секретом от всех окружающих и еще более отдалило от них. Как я уже не раз упоминал, у меня появилась моя личная тайна, и я чувствовал, что моя миссия помочь этому существу приспособиться, выжить в нашем мире. В то время я искренне верил и знал для чего я живу. Именно этого ощущения так часто не хватает людям. Я был невероятно благодарен за это инопланетянину.
Надо сказать, мы могли часами болтать о совсем не детских проблемах и надо отдать должное и напомнить, что именно инопланетянин и разбудил мой разум своими казалось бы простыми вопросами. Ведь он был чужой в этой реальности – окружающий мир давил и угнетал его сознание, он не мог понять причин, побуждавших людей быть такими бесчеловечными, он боялся жить среди них. Он продолжал думать о смерти, размышляя о своей беспомощности, никчемности и ненужности. Зачем такое существование, тягостно вздыхал он, и я пытался объяснить ему, что на этот вопрос невозможно ответить, поскольку только там наверху знают истинную причину нашего появления и раз мы здесь, мы должны приспосабливаться к этому миру. Словно, мы на каком сверхсекретном задании, цель которого до поры до времени не знаем. Потому задание крайне повышенного риска и нужно с честью и достоинством пройти его. И раз он попал в этот мир, он должен начинать как-то адаптироваться к нему. Таким образом, я невольно выдавал свои размышления о наших отношениях, о своем найденном смысле жизни, но при этом гордо осознавал, что выступаю для инопланетянина в роли этакого проводника, учителя, и одновременно друга. Отводя себе такую значительную роль, я отчасти лукавил, ведь в тоже время и он стал нужен мне не меньше. В наших беседах, пытаясь объяснить ему простые вещи, я незаметно открывал для себя новый взгляд на происходящее.
-Почему люди так быстро забывают свои обещания?- спрашивал он меня.
-Все течет, все меняется,- отвечал я ему,- так и люди меняются со временем. У них появляются новые интересы, новые взгляды на жизнь и со временем, с опытом, оказывается, что прежние обещания уже не так важны, или просто не имеют больше смысла, особенно, когда твои стремления и поступки по пути исполнения обещаний, уже не нужны тому человеку, которому ты их давал. Факторов очень много, обобщить невозможно. В каждой индивидуальной ситуации – свой оригинальный момент, не похожий на другие. Так просто не ответить в общих словах. Нужно рассматривать какой-то конкретный случай и в нем искать конкретное объяснение. Что именно ты имел ввиду, когда спрашивал?
Сейчас, когда я снова вспоминаю наши разговоры (а мне в то время, было десять лет), я вновь и вновь удивляюсь, насколько по-взрослому мы вели беседы, да и, в общем смотрели на жизнь. Когда я так быстро повзрослел? Даже сейчас, когда не за горами светило тридцать, я не стал более мудр. Чего же было ждать от обыкновенного десятилетнего мальчишки? Да, общение с инопланетянином разительно меняло мою личность.
Он долго пронзительно смотрел мне в глаза, как обычно это делал, собираясь с духом на серьезный вопрос.
-Почему твой отец оставил вас?- нерешительно спросил он, наконец.
Я догадывался, что он спросит именно об этом. Большая часть его вопросов была так или иначе связана со мной, с моей жизнью. И хотя мне было очень больно и неприятно размышлять на личные темы, но с другой стороны, а на чьем же еще, как ни на своем живом примере, я смогу объяснить ему подобные аспекты устройства нашего мира.
-Я не знаю,- тяжело выдохнул я.
-Получается, ты ему не нужен?
-Это не правда, он говорит, что любит меня.
-Тогда почему он ушел?
-Наверное, что-то случилось.
-Хорошо, тогда спрошу по-другому, что такое могло с ним случиться, что он так изменился?
Что я мог ответить?
-Получается, что что-то изменилось. Может, в их отношениях с мамой, что-то разладилось. Я не знаю.
-Это все неправильно,- инопланетянин начинал хватать ртом воздух. Я знал, что он начинает задыхаться. Нужно было его успокоить.- Так нельзя! Я не понимаю этого!
-Ну что тут непонятного – развелись и развелись, жизнь-то продолжается, никто ведь не умер. Все не так страшно. Много людей разводится, и ничего живут себе дальше. Нормально живут. У людей так часто бывает.
-У людей так часто бывает,- негодующе повторил инопланетянин.- А дети?! Кто из них думает о детях?! Почему взрослые думают только за себя?! Почему они не думают о детях?! Или дети – не люди?!
-В нашем мире, так принято, что дети не имеют никакого влияния на родителей. Если взрослые решили разойтись – они расходятся. Ведь если они будут продолжать жить вместе и ругаться, разве детям будет легче от этого?
-А зачем вообще ругаться? Зачем?! Ведь когда они создавали семью, они ведь обещали друг другу любить до конца дней и в горе и в радости, растить и воспитывать вместе детей. Они ведь сходились не для ссор и уж совсем не для расставаний?!
-Не для ссор, конечно, для любви. Ты прав, бесспорно. Но в нашем мире не бывает ничего постоянного.
-Неправда! Настоящая любовь – постоянна.
-В вашем мире, может так и есть. Но в нашем, к сожалению, все временно. Все проходит, все меняется.
-Что за извращенная психология?! У вас жестокий мир. Если можно так просто бросить свою семью, о которой однажды обещал заботиться, значит, в вашем мире нет настоящей любви. Значит, ваш мир ничего не стоит!
Он задыхался. Я протянул ему ингалятор, иногда он помогал ему, иногда не совсем. Несколько раз мне приходилось его буквально спасать с того света. Надо сказать, что когда инопланетянин впервые начал задыхаться, мне пришлось имитировать астму перед матерью, чтобы она покупала мне ингаляторы, а я в свою очередь, спасал ими инопланетянина. Не честно, конечно, получалось, учитывая, сколько хлопот у матери добавилось со мной – больницы, осмотры, и всякое прочее, но что еще оставалось делать? Ведь у него никого кроме меня не было, некому было позаботиться о нем.
Я пытался доказать ему, что несмотря ни на что, наш мир не так уж и плох. Нужно только поскорее вырасти и начать идти своей тропой самостоятельно, а когда появится своя семья, появятся свои дети, вот тогда на своем примере и показать всем, что нужно и можно держать свои обещания. Показать, что и в этом мире может обитать настоящая любовь. Люди просто разуверились во многом. Им нужно вернуть веру. И главное, что я сказал ему, что мир начинается с самого человека. Изменить мир можно, если сначала изменить себя.