Ля восьмой октавы

Владимир Юринов
(из книги «На картах не значится»)

Если ты, дорогой мой читатель, увидишь когда-нибудь в какой-нибудь военной кинохронике или, скажем, в художественном фильме о буднях защитников Отечества сюжет о том, как вешают бомбы на самолёт с помощью механических или, тем паче, гидравлических приспособлений, то можешь смело доставать из авоськи тухлые яйца и метать ими в экран. Ибо тебя дурят, причём дурят беспардонно и внаглую!
На самом деле в российской авиации эта увлекательная процедура традиционно – наверное, ещё со времён Нестерова и Арцеулова – выполняется вручную. Хотя, пардон, Нестерову и Арцеулову вешать бомбы на самолёт, конечно, было ни к чему: в те времена – времена летающих этажерок – бомбы были такими, что лётчики спокойно клали их по несколько штук в карман своей лётной куртки. Нам же, в отличие от прославленных русских авиаторов, вешать бомбы и ракеты на самолёт приходилось довольно часто. И если со стокилограммовыми и даже с двухсотпятидесятикилограммовыми «железяками» больших проблем не возникало, то «пятисотка» всегда стояла особняком.
Я вспоминаю, как мне довелось цеплять эту «дуру» на самолёт в первый раз.
Это было во время учений. Поступила команда снарядить самолёты «четвёртым боекомплектом». А это у истребителей как раз и есть бомбы.
Когда мы, лётчики, приехали с эскадрильского командного пункта в зону рассредоточения, то увидели, что под каждым из наших «бортов» лежат по две необычно большие бомбы, в которых мы без особого труда опознали известные нам по теоретическим занятиям ФАБ-500. Технический состав к нашему приезду успел сгрузить бомбы с машин, сбить с боеприпасов деревянную тару и раскатить полутонные «чушки» по самолётам. Оставалось самое интересное – подвесить бомбы на самолёты.
Для особых ценителей фортепьянной музыки сообщу, что пятисоткилограммовая бомба отличается от пианино тем, что она, во-первых, в полтора раза тяжелее, а во-вторых, – в четыре раза компактнее (всё-таки железяка есть железяка). Поэтому поднять такую «гирьку» голыми руками – задача из области нереальных. Но, как известно, против лома нет приёма. В случае с пятисоткилограммовыми бомбами роль такого лома исполняли две четырёхметровые стальные трубы. Их подсовывали под нос бомбы и под её стабилизатор и, взявшись по четыре человека за трубу, поднимали. Сложность заключалась в том, что бомбу надо было не просто поднять, но ещё и попасть её «серьгами» в прорези замков балочного держателя, закреплённого на самолёте. Поэтому девятый человек – со специальным ключом для закрытия замка – исполнял роль направляющего.
Выглядело это так.
На «раз-два – взяли!» бомбу отрывали от земли и поднимали до уровня балочного держателя. После чего направляющий начинал громко командовать: «Правее, ...ля!.. Левее, ...ля!.. Назад, ...ля!.. Вперёд, ...ля!.. Выше, ...ля!.. Ниже!..», а вся группа из восьми человек изображала вокруг него ритуальный танец первобытных охотников, радостно держа на весу полутонную махину, как добытого на охоте мамонта. Это нерядовое действо вызывало порой у сторонних наблюдателей невольные ассоциации с номером провинциального солиста-эстрадника, выступающего на сцене со своей группой подтанцовки. Длительность «танца» напрямую зависела от профессионализма направляющего и физических кондиций «охотников». Но в конце концов щёлкал замок, и «мамонт» оказывался подвешенным под самолётным фюзеляжем.
Ещё сложнее было со второй бомбой. Дело в том, что расстояние между балочными держателями на нашем самолёте небольшое, и первая, подвешенная, бомба мешала вешать вторую. «Носилки» приходилось ставить под углом. Бомба на них лежать спокойно теперь не хотела и начинала ёрзать. Попасть «ушками» бомбы в прорезь держателя становилось ещё сложнее, голос «солиста» набирал силу и обрастал истерическими обертонами, «подтанцовка» пыхтела, шаркала ногами по бетону и сдавленно материлась. Привлечённые криками и оживленной подсамолётной вознёй, со всех сторон начинали сбегаться сочувствующие. Слышались слова дружеской поддержки, обильно сыпались советы, голос «солиста» взлетал до немыслимых вокальных высот и порой брал «ля» восьмой октавы, «охотники» зверели прямо на глазах и всё чаще угрожали бросить своего «мамонта». Но нет на свете ничего бесконечного – в конце концов опять щёлкал замок, подводя черту и под этой непростой частью армейского «марлезонского балета».
Так что, уважаемый читатель, повторю: если тебе кто-нибудь скажет, что бомбы на самолёт в наших славных ВВС вешают иначе, как вручную, можешь смело подавать на этого человека в ближайший суд за клевету и диффамацию.
Кстати, любопытен и обратный процесс – процесс съёма бомб с самолёта. Действительно, если бомбу не предполагается использовать по прямому назначению, то есть подвеска осуществлялась в тренировочных целях, то, естественно, бомбу по окончании тренировки необходимо с самолёта снять. Самолёт ведь не новогодняя ёлка, которую, в принципе, (и я знал таких любителей) можно не разряжать вплоть до следующего Нового года.
С процедурой съёма бомб с самолёта я ознакомился в тот же, памятный для меня, день.
Часа через полтора после того как на последний самолёт была подвешена последняя бомба, поступила команда: «На исходную!». Это означало, что бомбы надо с самолётов снять, запаковать обратно в деревянную тару и отправить на склад.
Мы, предвкушая новый кусок тяжёлой работы, нехотя потянулись к самолёту, но всё произошло намного быстрее и эффектней. В кабину самолёта поднялся техник, включил питание, что-то там нажал и... – ТА-ДАММ!!! – обе бомбы грянули с держателей на бетон. Земля содрогнулась...
Нет, умом я, конечно, понимал, что невзведённая бомба от простого удара о землю взорваться не может. Вне зависимости от высоты сбрасывания и твёрдости подстилающей поверхности. Умом я это, конечно, понимал... Но когда в пяти метрах от тебя на бетон падают два раза по полтонны взрывчатки и ты знаешь, что диаметр воронки от пятисоткилограммовой бомбы равняется тридцати метрам при глубине в десять, то... – как бы это сказать? – на душе становится как-то неуютно...
ТА-ДАММ!!! – сказали падающие бомбы, и на стоянке воцарилась уважительная тишина. «…!!!» – эмоционально прокомментировал произошедшее чей-то одинокий голос, и с высказыванием согласилось большинство присутствующих. Я так вообще почувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Поплевав на ладонь, я пригладил свои, стоящие дыбом, волосы и – бочком-бочком – двинулся прочь, огибая ещё беременные бомбами «борта» по максимально удалённой от них траектории...