Первая неудача.
Было противно на душе, и я сел в автомобиль и поехал к ней.
Ну, что за удивительно любящая женщина. Вечно занятая, вечно нужная своим сотрудникам, начальнику, студентам Она как всегда ждала меня. И стоило мне позвонить, она была дома, как преданная хозяйка, домработница и любовница.
Когда я вошел, сразу понял, что и здесь мне не будет покоя.
Я знал, что рухнула большая часть моей жизни. Был разговор с моим начальником и я понял- конец моей карьере, моей любимой работе и может всего, что я ценил. Это была тревога не только за себя, но за многих людей.
Мы с ней расцеловались. После чего всегда была буря, и наступала желанная минута, но тут я отстранил её и сел в кресло.
Её это как-то расстроило. Но в наших отношениях мужчина был всегда прав.
Она не почувствовала, что со мной происходит. Я сидел и молчал. Она пошла на кухню.
-Есть будешь?
Это тоже был ритуал. Легкая еда и вино. Но я молчал. Мне было трудно, сказать любую фразу. Почему-то все вызывало слезы. Хотя плачущий мужчина всегда для меня был противен.
Я предложил:
- «Поехали, погуляем!»
- Сейчас – ответила она и стала одеваться для улицы.
Она всегда это делала быстро. Не тратила времени на выбор одежды или обуви для данного события. Её большой гардероб был всегда в порядке, и она мгновенно принимала решение, что одеть в данную минуту и к данному событию, мне это нравилось.
Через некоторое время мы были на улице. Мне стало неудобно, что срываю на человеке плохое настроение. Слева от нас появился ювелирный магазин. Она очень любила всякие брошки на платье, пальто, а также заколки.
- Зайдем?
- Давай.
Мы остановились, я готов был вылезти. Она сидела на месте.
-Пошли
Она встала с неохотой.
- Ну выбирай!
Я это делал не первый раз и не волновался. Она всегда ощущала меру и мои возможности.
Здесь она медленно показала продавщице на то, что хотела примерить. Продавщица вынула эти предметы из витрины.
Она покачала их в руках, а потом резко повернулась ко мне:
- Пойдем.
Я еле поспевал. Открыли машину. Она торопливо села. И только я опустился на сидение, она прижалась всем телом, поцеловала в губы.
- Ну! Милый, сделай, как я хочу. Мне ничего не надо. Мне надо одно, чтобы ты любил меня. Поехали за город, там на эти деньги ты снимешь номер и в новой обстановке может тебе станет легче. Я вижу, что у тебя неприятности.
И мы поехали. У первой же загородной гостиницы мы остановились. Надо заметить, что в те времена без штампа в паспорте в гостиницу не селили. Я положил в паспорт взятку и протянул его.- « Мне номер на 2 часа». Женщина за барьером понимающе улыбнулась, смела деньги в ящик своего стола и сказала:
- Пошли!
Привела она нас в приличный номер с ванной и двуспальной кроватью.
Я автоматически разделся, а она долго чего-то делала в ванной.
Когда она вышла, я не узнал. Была новая прическа и макияж. Хотя я не очень люблю всякие ароматные мази, но это было любопытно.
Когда мы очутились рядом, и я ее почувствовал, все было как обычно. Только меня не отпускала тоска.
- Милый - шептала она и делала все, чтобы проснулось мое желание.
Но меня не отпускали грустные мысли, и я как-то не понимал, зачем согласился на это унижение.
Что это унижение, я понял быстро. Я был полностью несостоятелен. После достаточно долгих стараний я сказал: «Поехали! Я тебя отвезу, а сам поеду домой». Этот презрительный взгляд я не забуду никогда. Полная звериная ненависть.
До сих пор не могу понять, хотя теперь всегда жду, как цивилизованная женщина, да еще показывающая, что секс нужен только мне, может так откровенно выразить свое презрение человеку, который не удовлетворил ее.
Кончено, наверное, в её голове это трансформировалось:
- Он больше меня не любит.
Или
- Я ему больше не нужна. Он меня бросит.
Не знаю, но в машине была откровенная грубость. Мне припомнили все мои неблаговидные поступки, жадность, невнимательность.
Я молчал. Был воспитан Лермонтовым
Спорить с женщиной
Все то же, что черпать воду решетом.
Мы подъехали к её дому, я вышел, открыл дверь.
- Все!– не крикнула, а взвизгнула она.
- - Чтобы тебя больше не было даже около моего дома.
- А звонить можно?
- Нет! Без тебя легче и проще!
Дверь парадного хлопнула, и я остался один. Никакого чувства сожаления у меня не было, у меня было тяжело на сердце. Казалось, что весь мир против меня и у меня нет сил и желания бороться. Но не было желания так просто покинуть этот мир.
На следующий день я позвонил ей.
- С добрым утром любимая!
- С добрым утром импотент.
Я опешил.
- Ты что? Ты так гордилась моим интеллектом, моими научными книгами. И вдруг из-за единого сбоя все полетело.
- Да все полетело. Я тебе не мама и не жена, чтобы утирать твои слезы и решать твои проблемы.
- Но я тебе ничего не сказал.
- Ты не сделал. Я ждала, что ты ляжешь рядом, и ничего не будешь делать, только погладишь, а потом расскажешь, что у тебя случилось. Я бы поняла, ты меня считаешь за чужую.
- Слушай, ты вчера озверела, Так что я не мог тебе ничего сказать. Ты могла понять, как чувствует себя мужчина в этом положении.
- Нет! Я знаю, как чувствует себя женщина, которую больше не желают.
- Значит все.
Была большая пауза. Потом скромная реплика.
-Заезжай, поговорим.
Заехал. Меня встретила ласковая кошечка. Попили чай. Обнявшись, посмотрели телевизор с бездарным сериалом. Потом я вдруг начал ощущать то ли жалость к ней, то ли желание.
Мы оба опрокинулись, и она только успела сказать:
- С тобой не соскучишься.
А потом после поцелуя грустно добавила:
-Пропаду я с тобой!
Я был давно согласен с ней, но ничего сделать не мог. Все шло, как шло.
А надо бы было действовать решительно. Но если всегда поступать правильно, то было бы жить скучно и неинтересно.
С этой мыслью я провалился в прекрасный туман. После чего мигом уснул. И проснувшись утром, сразу получил:
- Ну и животное ты, даже не поговорили.
А жизнь шла вперед, и мне надо было на работу.
Но после этого случая понял, что никто не простит мне моего бессилия ни близкие люди, ни тем более сослуживцы. И с тех пор в моем сердце живет страх упасть, и быть затоптанным.
Я вспомнил эпизоды из блокадной жизни. Люди падали от голода, но очень мало людей помогало им подняться. И не от того, что были жестокие, а только потому, что были такие слабые и, помогая другому, могли очутиться лежащим рядом.
Это было слабое утешение, поскольку время уже другое.