Маленький зауральский посёлок, в котором я родилась, был небольшим районным центром, каких много в России. Но тогда, в шестидесятые, всё виделось в моих детских глазах совсем иначе: длинные улицы, фонари на столбах, элеватор, машины, словом столько интересного, нового, неизведанного. И родители мои были в то время самыми лучшими: умными, красивыми! А ещё я была любопытной и любознательной! Меня интересовали люди: родственники, их друзья, соседи...Я слышала от взрослых много мимолётных, коротких историй о наших знакомых. Они поражали воображение, и то, что жили они по соседству было необычайной удачей. Я бежала к ним, лишь завидев, что кто-то присел подышать воздухом на завалинке, или шёл из магазина, и было удобное время для разговора. Очень хотелось услышать продолжение рассказов об их героическом прошлом.
Интересное было время! Что ни человек - то история, что ни судьба - то сопротивление и борьба. И такие обычные для меня дяди Коли или тёти Вари не были книжными героями, они просто жили рядом! Например, сосед дядя Вася Яковлев - воевал в отряде Чапаева под руководством легендарного командира, имел медаль. А мой дед Митя воевал с Колчаком, правда сначала с ним, а потом против. Скакал на лошади, освобождал наше Зауралье и был ранен. А тётя Луня, будучи юной девчёнкой, работала на лесозаготовках - валила лес для нужд страны, потому, что все мужчины были на фронте. А каким замечательным был наш дедушка Семен - сказочник, мамин отец! До сих пор сердце сладко бьётся при воспоминаниях о нём и его удивительных героях:Ангелах, Архангелах, которых я не знала раньше: добрые, умные, честные. Мне говорили, что Бога нет. Но Он жил со мной рядом в дедушкиных сказках и я любила Его! Только вот беда - жил дед Семён от нас далеко, и приезжал редко, по делам - помогать родителям:дрова пилить, сено косить, дом строить. Зато приезд деда был настоящим праздником детворы всей улицы. Я заранее сообщала друзьям, они приходили, и мы, волнуясь, ждали обеденного перерыва в работе. Ждали когда же он, наконец, позовёт нас своим спокойным, чуть хрипловатым голосом:
- Ну что, красны девы и красны молодцы, готовы вы сказку слушать, рассаживайтесь, буду сказывать, пока есть время!
И мы рассаживались по распиленным чурочкам, от которых пахло свежим, берёзовым соком, замирали и уплывали в своих мечтах в страну чудес.
Вот только одно объединяло и объединяет людей: житейская скромность. Говорить о себе совсем не любят.Как правило,сначала с улыбкой отказываются, отговариваются, ссылаясь на занятость, считают откровенные воспоминания нескромным бахвальством. И уговорить их, бывает ох как, сложно! Хотя это понятно - для нас они герои, а для них - дело житейское, обычная жизнь: любили, как умели, горевали, как могли! И уж, конечно, не считали себя героями.
Моя любимая тётя Александра, папина сестра, была немногословна - оно и понятно, пятеро детей, работа экономиста, муж с язвой желудка, и нужно было успеть повсюду: приготовить для всех из ничего вкусное, диетическое, а плюс ещё старая свекровь, лекарство, огород, очереди, пустые полки, уроки и куча других житейских проблем. Ей и посидеть то времени не было, а чтобы о пустом болтать, то и мечтать не приходилось. И всё же, как любили мы её рассказы и радовались, если она, ни смотря ни на что, выделяла нам полчасика своего свободного времени. И пусть рассказывала тётя Шура совсем не долго, зато так необычно и реально, что все мы на миг погружались в другое время, видели его в своём воображении, переживали! Я ждала неделями, месяцами,чтобы не пропустить эту минуточку,нужную минуточку её внимания. А если удавалось - я прижималась, ласково и торопливо шептала ей на ушко какие-то детские, тёплые слова. Лесть она не принимала. И скупо улыбаясь, словно стесняясь чувств, она безобидно ворчала на меня: "Ну ты и лиса!". А это уже означало, что разговор будет! И мы услышим сейчас что-нибудь интересное. Люба, Вера и я замирали подле её ног. Тётя неторопливо вспоминала как она возглавляла колхозную ферму. Совсем ещё молоденькая девчёнка сумела заслужить доверие односельчан! И мы представляли, как трудно ей тогда было...Не всем новая власть по сердцу была и объединение частного домашнего скота в фермы вызвало бурю протеста. Особенно лютовали откровенные враги. А когда зло в сердцах переполнило чашу весов, они решились на поджог. И деревянные постройки фермы запылали. Ой, что тогда было! Всё село сбежалось спасать животных, люди бесстрашно лезли в огонь, открывали ворота и выпускали испуганных коров. А когда спасать было уже нечего - разобрали погорельцев по дворам. Тётю же чуть не посадили в тюрьму, яко бы за халатность. Но все заступились. И она была оправдана. А ещё рассказывала нам тётя Александра о войне, о старшем брате Иване, ушедшем в 1941 на войну и без вести пропавшем под Москвой. Она его очень любила, и всякий раз воспоминания о брате вызывали грусть.
- И пожил то Ваня совсем ничего, восемнадцать было, и поцеловаться с девушкой не успел - ушёл и погиб. Сколько их тогда не вернулось в село: и молодых, и старых. Плакали родные, плакали, но где-то в душе продолжали надеяться...вдруг ошибка какая вышла, вдруг в госпиталь попали, и вернутся любимые воины домой, и надеялись на чудо. Безысходно плакали уже после войны! И нет покоя много лет при мысле - где сложили они свои головы.
Про своё стихотворение тётя Шура нам долго не рассказывала, и если бы не Оля, её старшая дочь, мы, наверное, так и не узнали бы. Однажды, когда по радио исполняли народную песню по заявкам радиослушателей, Ольга восторженно похвасталась, что песня написана на стихи её мамы. Мы не поверили и спросили. Наша тётя Шура засмущалась, рассмеялась в ответ и погрозила Ольге пальцем!
- Да это случайно получилось, ну какая я писательница! Все посылали тогда посылки на войну с письмами, с тёплой одеждой, с вязанными носками и я посылала. Письмо и простые стихи вложила в конверт для солдат. А спустя несколько лет услышала строки мои в песне...Хорошо поют!
Моя скромная тётя Шура тихо радовалась и краснела. И в эти минуты глаза её сияли каким-то неведомым светом, словно сидела перед нами другая, незнакомая, молодая женщина. И всё вокруг в тот момент было особенным, счастливым.
Тётя Нина, вторая папина сестра, статная, красивая женщина, выглядела русской красавицей! Её длинные, русые волосы были уложена несколькими рядами вкруг головы, словно корона у королевны. Белые, расшитые цветными узорами, мотивами сказок, цветами: скатерти, наволочки, рушники - украшали небогатый домик. И удивительная чистота дышала во всём. На стенах висели гобелены, тоже расшитые её умелыми руками, и о них тётя Нина могла рассказывать часами. А как она пела! Её волнующий, грудной голос увлекал меня своими переживаниями настолько, что я частенько плакала над горькой судьбой песенных героев. А она гладила меня по голове и смеялась: "
- Да разве можно плакать, Аленька, доченька, это же просто песня!
И снова делилась рассказами из своей вдовьей жизни и снова пела.
Третья сестра папы была незамужней, незаметной и ворчливой. Иногда мне казалась, что тётя Лукерья просто очень, очень устала. Работа, дом, большой огород, сын, старенькие родители. Как поспевала она кругом, не знаю. Воды питьевой в деревне не было. Привозили бочками, разливали по флягам, на несколько дней хватало. Поливали огороды же водой из озера, и носили её вёдрами на коромысле. Я помогала и помню, как сгибалась моя спина под этой тяжестью и желание быть первой быстро улетучивалось. А ещё садили, солили, косили сено, работали в поле и разговорить тётю Луню было почти невозможно. Я долго дожидалась вечера, ждала, когда сядет она за деревянный ткацкий станок, успокоится, сосредоточится и её ловкие руки займутся любимым делом - тётушка умело и быстро ткала разноцветные половики. Одна полоса красная, другая желтая, третья синяя выползали со станковой основы и сантиметр за сантиметром превращались в длинные дорожки. Затем они скатывались в рулоны. А тётя, покряхтывая, медленно вставала, разминала затёкшую спину, выпивала кружечку холодной воды и снова садилась за работу. Долгими вечерами говорили мы обо всём, и мне, маленькой девочке, казались истории её жизни и грустными и весёлыми, как сама жизнь: горечь любви, предательство, ребёнок, и беды, и радости. И она тоже пела. Только здесь, за любимым делом, я могла вдоволь наговориться с нею.
Многие взрослые думают, что знают о детях всё. Может оно и так. Только с тех пор, как себя помню, я изучала настроения людей, наблюдала их поведение. Предчувствие или интуиция были моей маленькой тайной. Я могла определять состояние души старших: старалась ни мешать, ни лезть с расспросами или наоборот! Я не понимала почему я знаю их мысли, как это происходит. И мучилась, мне казалось, что я подсматриваю в чужую дверь. И грустила. Но не долго, чаще радовалась общениям: маленькая похвала, восторг, детская искренность растапливала сердца. Я говорила то, чего не хватало в тот момент людям, и тоже чувствовала себя взрослой. А самое волшебное, самое захватывающее чувство было в отношениях тех - это ощущение света, когда человек вдруг начинал меняться, каждый по своему, но меняться: из ворчливого старика рождался новый образ: молодого бойца, красноармейца, поэта, мальчишки, а замученная постоянными нехватками, стареющая женщина, вдруг, оказывалась нежной, очаровательной мечтательницей, девчёнкой, которой, как и мне, снилось море...
Но так или иначе, я продолжала считывать настроения взрослых. А мои родители очень беспокоились, видя меня за беседами с чужими людьми и волновались, хотя надо сказать, время тогда было другое и люди другие!
Прошли годы. Из маленькой наивной девченки выросла взрослая женщина. Но я по прежнему читаю глаза людей и жду, когда же придут нужные слова и откроют сердце собеседника. Когда засветятся живой искрой глаза, появится легкая хрипотца в голосе и медленно, медленно начнёт приоткрываться дверь в чистую человеческую душу. Поток света захватит память и начнёт трясти, трясти, как спелые яблоки с ветвей, и выплеснется наружу всё - всё, что належало, накипело, наболело.
Лучших отношений, чем разговор двух открывшихся сердец - я не знаю. И я счастлива от таких встреч!
Из цикла"Бабушкина шкатулка"