ТЕНИ АТЛАНТИДЫ
Мы, боги, дадим вам эту землю;
Но, поскольку создана она нашими руками,
Мы не покинем её совсем.
Мы будем в белом тумане, что липнет к горам.
Мы будем тишиной, что нависает над озёрами.
Мы будем радостным плеском рек.
Мы будем тайной мудростью лесов.
Долго ещё после того, как дети ваши забудут нас,
Будут они слышать нашу музыку солнечным утром
И видеть, как наши огромные белые кони
Поднимают свои головы от горных озёр,
Отрясая ночную росу с косматых грив.
И в конце концов они поймут, что вся красота мира
Восходит к нам,
И что их битвы – всего лишь эхо наших битв…
Эктра Отречения
…За неплотно занавешенным окном растерянно мечется ветер, словно странник, заблудившийся во тьме ночи; и причудливые изломанные тени скользят по стенам, то отплясывая неистовый, дикий танец, то смущённо прячась по углам… Тени вздымаются под потолок грозными башнями, опадают каскадами изящных фонтанов, мчатся беспечными кавалькадами, накатывают равнодушными морскими волнами…
Как знакомы силуэты этих теней! Эти волны, набегающие на берег… Без вражды, но и без сожаления… Навсегда…
Жалкое рассудочное знание молчит об этом; и всё же те волны не совсем стёрли то воспоминание, словно следы на песке, хотя там не осталось не только следов – но самих берегов…
Древняя страна, средоточие глубокой мудрости и безудержного властолюбия, по сравнению с которыми нынешние стремления рода людского покажутся ничтожной потугой воробья казаться орлом, сгинула в тёмной бездне вместе со своими дворцами и храмами, вместе со своим таинственным народом. Но… Почему же иные люди порой явственно ощущают нечто, для всех прочих скрытое надёжным покровом неведения? Почему столь остро чувствуют они своё одиночество среди других людей? Почему тоскуют о чём-то неведомом, непонятном для всех остальных, и отрешённо смотрят вдаль, словно вновь услышав знакомую мелодию, зовущую… Куда?.. Но как объяснить это, когда и сами слова того языка позабыты – и давно нет того места, той единственной родины, куда стоило бы вернуться?..
Потомки изгнанников, чудом переживших великую катастрофу, они постепенно забывали и родину, которой никогда не знали, и её великие тайны. И всё же древняя магия слова, мелодии, цвета и формы не окончательно покинула их: хотя разум уже не помнит значения всего этого, но душа томится в мучительном стремлении к полёту, недоступному для телесной оболочки, пленённой земным притяжением…
Однако кроме древней музыки, и поныне звучащей в морских раковинах, плеске волн и биении сердца, внуки затонувшей страны навсегда запомнили ужас, охвативший их предков, очутившихся во тьме бури, в пугающем одиночестве. Всё, что было их жизнью, рухнуло в одночасье, и лишь смутные тени остались от прошлого; и те, кто родился тысячелетия спустя, глядя на пляшущие на стенах тени, пытается вспомнить – и отступает перед волнами темноты…
Волны времени с головой накрывали изгнанников снова и снова, унося слишком многое из былых знаний и заблуждений – кроме безотчётного содрогания перед непроглядной и безбрежной тьмой, готовой поглотить всё: мудрость, красоту, талант, доблесть, славу… Но стремление подняться над всевластной бездной, поглотившей величайшую из стран, почти поглотившей саму память о ней, всё ещё не оставляет тех, чьи предки ходили по той земле.
Счастье и страдание наследников затонувших берегов – иные, чем у прочих людей. Таинственный свет утраченной родины – их проклятие и радость: ни с чем не сравнимое счастье незримого полёта и боль от падения на острые камни повседневности. Их главное проклятие – одиночество в мире, потускневшем после последнего заката Атлантиды, словно бирюза после смерти своего государя: но, случайно встретившись в толпе, дети той страны порой узнают друг друга, вслушавшись в древнюю мелодию сердца.
И хотя родина их давно утрачена, как утверждают легенды и бесстрастные научные выкладки, последние лучи её заката – а, может быть, рассвета, как знать? – всё ещё озаряют их пути, на которых пляшут причудливые тени былых ошибок и отсветы грядущих свершений…