- Философ, постой! – мой крик пролетел над городом израненной птицей и рухнул где-то за соседней крышей.
Человек прекратил движение. Через мгновение он обернулся, явив мне суровое профессорское лицо. При этом сквозь суровость проглядывало такое измождение, словно вчера Философ защитил пару докторских.
- Чего ты орёшь? – фыркнул он. – Вернись в постель!
Надо сказать, луна действительно не очень выгодно оттеняла мою полосатую пижаму. Смутившись, я поправил пижамные штаны, и попробовал возразить:
- Но я хочу идти за тобой!
- Чокнутый лунатик, ты что, не понимаешь, что я тебе снюсь?! Тебе за мной нельзя.
С этими словами Философ подошёл к краю крыши и исчез. Я чертыхнулся, нарочито плюнув в сторону чердака, из окна которого вылез. «Нет, тебе это с рук не сойдёт!» - подумал я. Ноги как-то сами понесли меня к пологому краю. Крыша была опасная, отвесно-покатая. Недолго думая, и даже, собственно, не успев подумать, я поскользнулся. Полёт показался вечностью в яме Алисы из Страны Чудес. Хотя, чему тут удивляться – ведь минуту назад меня обозвали чокнутым. Когда положенная вечность истекла, я ощутил себя странно живым. Оказалось, приземление пришлось аккурат на грязный матрас, возвышавшийся поверх кучи всяких отбросов. Вот это удача так удача, если не считать сопутствующей вони.
Силуэт Философа промелькнул в лабиринте узких переулков. По-собачьи отряхнувшись, я взял след.
Ночной город таит в себе массу тайн. Брошенные до утра здания живут собственной жизнью. Отыскивая путь среди тоннелей, образованный стенами домов, я вижу, как в пустом офисе тьма играет со светом, мелькая лампочками, и как в закрытом магазине ночь примеряет женские платья. Нищий давно спрятался в своей каморке, а его тень всё ещё просит милостыню, дрожа в холодном лунном свете. Я вижу, как, в попытке освободиться, трепещет на верёвке забытое нерадивой хозяйкой белье, как манекен зло улыбается сквозь стеклянную преграду витрины, провожая меня завистливым взглядом. Прогулка по слабо освещённым улицам обостряет органы чувств, и до меня доносятся отзвуки чьей-то едва уловимой беседы. Я подхожу ближе; беседуют в заколоченном подвале, где раньше располагался бар. Ах, так это же мой подвал, подвал моего назначения! Философ нырнул сюда в какую-то долю секунды прошлого, и мой глаз зафиксировал это. Но где же вход?
В тумане пустынных перекрёстков неясно тлеют остатки вчерашнего дня; можно разглядеть брошенный на асфальт огрызок яблока или дымок непотушенной сигареты над мусорным баком. Одинокий фонарь вдали проливает скудные капли света на старые вывески; света так мало, что на тротуар его уже не хватает. Вдруг я замечаю медленно движущуюся фигуру. В эту тёплую летнюю ночь меня внезапно пронзает холод; холод страха. Есть что-то пугающе неумолимое в медленном движении, особенно когда объект приближается к вам. Я ищу, куда бы укрыться, вспоминаю о Философе и подвале,…одинокий фонарь вдали гаснет, как только фигура поравнялась с ним…
Паника…откуда такая паника?... Я пробую ногой доски подвала; гниль, отвратительный запах гнили и затхлости, доски трещат, не выдерживают веса, и я переживаю очередное падение. Пожалуй, оно не столь удачно. Бока отшибает об узкие стены; неожиданная лестница заставляет катиться кубарем.
- Ты уверен, что это тот, кто нам нужен? – спросил мужчина с курчавыми волосами. Рядом с ним за столом сидел ещё один человек, выглядевший отстранённо. Философ стоял неподалёку, облокотившись на спинку незанятого стула, и курил трубку.
- Ну, ведь он всё же последовал за мной, - сказал Философ в ответ на вопрос. – Хотя поначалу он, конечно, трусил и не хотел идти.
- Совершеннейшее враньё! – перебил я, пока не в силах встать с пола после встряски.
- Что-то он слишком бледноват… - недовольно пробормотал курчавый.
- Я думаю, ему просто встретилась горбунья, - усмехнулся Философ. – Она частенько гасит фонари с тех пор, как город обречён.
- В смысле обречён? – удивился я. Боль почти прошла, и я встал, отряхивая пижаму, впрочем, уже безнадёжно испачканную.
- А мы-то думали, ты знаешь, - покачал головой курчавый. Он был явно раздосадован моим появлением. – Ты Писатель или кто?
- Писатель, - подтвердил я.
- Тебе ли не знать, что Земля сошла со своей оси и катится к точке аннигиляции?
- Я бы не стал так категорично утверждать, - вмешался Философ. – Скорее, планета стремится к Абсолюту. Впрочем, сейчас не время для прений… Знакомься, - обратился он ко мне. – Это – Физик, а это – Просветлённый, - и он указал на молчаливого, крайне отстранённого субъекта.
«Ну и компания!» - подумал я, а вслух произнёс:
- И чем я обязан вашему уважаемому сообществу?
- Вообще-то, ты сам должен знать. Ты же сам хотел за мной пойти. Вот и думай, зачем тебе всё это, - Философ пустил сквозь усы клубящийся табачный дым.
- Если его выбрали, значит, так нужно – промолвил Физик. – Я только не пойму, почему. Меня выбрали, потому что мои открытия помогают постичь тайны Вселенной. Тебя, потому что в твоём всеобъемлющем понимании мира кроется ключ к разгадкам для всего человечества. А Писатель-то здесь причём?
- Спроси у Просветлённого. Он заварил всю эту кашу. Может, Писатель черпает свои идеи из сокровищницы бытия, - скептически заметил Философ.
- Вот откуда я беру свои идеи, вас совершенно не касается! – возмутился я. Мои глаза устремились на Просветлённого, поскольку мне показалось, он позвал меня. Мысленно, разумеется. Позвал и попросил заставить всех замолчать. Я расстегнул нагрудный карман пижамы, выпуская в помещение Тишину, которая всегда сопровождала меня. Отвлекшись от пустопорожней болтовни, Философ и Физик следили за моими действиями. В этот момент Просветлённый заговорил. Вещал он с явным трудом, еле слепляя звуки в разборчивые словесные формы.
- Мы…должны по…кинуть го…род на зака…те…
- Но с какой стати?! – воскликнул Физик.
Просветлённый пристально посмотрел на него.
- Он говорит, что мы должны, так как материя, то есть частицы…вернее, кванты… - Физик запнулся.
Просветлённый перевёл взгляд на Философа.
- Мы должны, - попытался объяснить тот, - ибо глубокое теософское…ну, в смысле, бытие, как оно есть…онтологическое…
Затем Просветлённый, наконец, остановился на мне. В голову ударила волна разнородных мыслей, эмоций, чувств, в общем, в мозгу произошла приблизительная имитация творческого вдохновения. Просветлённый улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой.
- Значит так, - начал я. – Он говорит, что мы должны отправиться в путешествие на закате следующего дня. Он говорит, что творение слишком…ммм…прекрасно и исключительно, поэтому стоит постараться унести хотя бы его частичку с собой. Он говорит, что мы не единственные люди на пути постижения, и что потом мы встретимся с себе подобными. Он также говорит, что время ограничено, и передвигаться стоит спешно, инкогнито. Он говорит, что кому надо, тот сам пойдёт за нами. Короче, слушайте сюда: сбор завтра здесь же в шесть часов.
Эту последнюю фразу я добавил от себя.
- Я понял, зачем он здесь, - засмеялся Философ после небольшой паузы. – Он здесь, чтобы облечь в слова невыразимое. Это его ремесло…
Город потихоньку просыпался. Здания вдыхали людей полной грудью и кашляли от их изобилия. На и без того узких улицах появились лотки торговцев. Воровато оглядываясь, из подворотни на солнечный свет вылезла дворняга. Впрочем, она тут же юркнула обратно, чуть не попав под ноги мужчины, который был в одной пижаме и куда-то спешил. Сонные домохозяйки выглядывали из окон и провожали странного человека в грязной спальной одежде изумлёнными глазами. Редкие прохожие, завидев его, переходили на другую сторону дороги. Мужчина очень торопился, но не потому, что стеснялся своего внешнего вида. Просто надо было успеть записать кое-что, пока не забылось. Пока есть время…