В соавторстве с Валерием Сергеевым Орловским
Размышления свободной души – 3
Есть люди, судьба которых мне небезразлична. Иногда я стараюсь помочь им и очень радуюсь, если мне это удаётся. Когда они выбирают правильный путь и совершают благие поступки. Пусть даже они – совсем чужие мне люди и в родственных отношениях мы никогда не состояли…Лишь бы были близки по духу…
Глава 3. Адвокатские истории
Человек вновь оказался перед каменной глыбой. Он знал, что за ней, в жирной черноте ночи скрываются мерзкие беспощадные твари… Они сливаются с тьмой… Они умны, кровожадны… и ждут возможности на него напасть…
Но нужно спешить. Он должен, уворачиваясь от острых когтей и зубов, пройти этот смертельно опасный участок и подняться в гору.
Несколько раз ему это уже удалось…
Отчего же он вновь и вновь оказывается перед этой скалой, почему этот кошмар всё время повторяется?... Это – жестоко и несправедливо!
Гнев и страх,… неистовый, яростный, испепеляющий овладевает не только его духом, но и телом…
Наконец, он чувствует, как останавливается его сердце…
Андрей Орлов любил поразмышлять за рюмочкой хорошего коньяку. Это к нему он пристрастился за последнее десятилетие, а пофилософствовать любил ещё в молодости. Хотя, как сказать, «пристрастился»… Неодолимой тяги к выпивке он не испытывал, вполне мог обходиться и без неё, хотя это заметно усложняло его жизнь. Просто, считал он, - настал такой временной период, когда под рукой всегда должны находиться три вещи: мягкий диван или кресло, перо с листом бумаги и… она самая.
Хоть никто и не называл его стариком, Андрей любил поразмыслить над своей прошлой жизнью: вспомнить минувшее, поворчать да посетовать. Его бурная молодость была отмечена прикосновением к древней святыне врачебного искусства, книге Иоганна Майбаха, из которой он смог почерпнуть необходимые для медицинской практики сведения. И это несмотря на то, что старый немецкий доктор пытался своё «учение» спрятать под надёжный замок. Да, потом были преступления и наступило раскаяние. Приходили видения в виде старого «алхимика», появлялись призраки погубленных Андреем душ… Было стыдно... и жутко. Было чертовски обидно за допущенные промахи, за исковерканную жизнь и пущенные «под откос» молодые годы, за упущенное блестящее будущее… Но он сумел вывести «в люди» сына и племянника, он не утратил любовь супруги, у него есть работа и средства к существованию. В конце концов, у него есть друзья… Так ли уж неудачно всё сложилось? Нет, он бы так не сказал. К тому же, кто осмелится заявить, что в 55 лет жизнь уже закончена? Ошибаетесь, господа, ох, как глубоко вы ошибаетесь!..
Вот, в этот момент обычно и наполнялась рюмочка. Затем обычно следовало молчаливое созерцание благоухающего напитка, после чего оный немедленно и с удовольствием вкушался…
Спинка кресла всегда находилась в его распоряжении, а лист бумаги и перо отлично заменял универсальный «Ванька». Временами Андрей склонялся над ним и увлечённо печатал что-то под удивлённые взгляды жены, племянника и сына.
- Никак, мемуары сочиняешь? – подтрунивала над ним Наталья.
- Записки земского врача… - делал предположение Саша.
- Философские заметки, - убеждённо произносил Дима.
- Вам не понять, - глубокомысленно отвечал Орлов, не отрываясь от своей работы. Но вот беда, лишь только он вновь оставался в одиночестве, имея в наличии две необходимые вещи, непременно вспоминал о третьей.
Поэтому Наталья, уточняя у членов семьи, что бы те хотели видеть в своём рационе, спрашивала у мужа:
- Тебе-то что заказывать, академик ты наш непризнанный?
- Коньячку! Непременно коньячку, любимая! – всякий раз слышала она в ответ.
И, как бы оправдываясь, Орлов добавлял:
- В доме всегда должен находиться коньячок! Это первейшее средство для борьбы со стрессами, это – хороший довесок к праздничному столу, и, наконец, именно он подчёркивает благородство нашего занятия и вообще, нашей фамилии.
И Наталья, деланно вздыхая, покупала «Новый Кёнигсберг», марку коньяка, созданного специально по случаю переименования Калининграда.
Кстати, по поводу возвращения городу прежнего имени в доме Орловых однажды произошел занятный разговор. Даже не разговор, а целый спор, поскольку не все были согласны с таким решением властей.
Случилось это в 2020-м году. «Старый эскулап» уже четыре года как находился на свободе, а Кирилл со своей супругой Верой в этот день были у него в гостях.
- Ну, что, друзья, сегодня мы празднуем День Победы и очередную годовщину возвращения Калининграду его старого названия - Кёнигсберг, - поднял свой бокал Андрей Орлов. - Как известно, еще в 20 веке Ленинград вновь стал Санкт-Петербургом, Свердловск - Екатеринбургом, Куйбышев - Самарой, Горький - Нижним Новгородом, а Калинин - Тверью… Чуть позже и другие города России обрели свои исторические имена: Волгоград стал Царицыным, Киров — Вяткой, Ульяновск — Симбирском, а Краснодар — Екатеринодаром… И вот, наконец, накануне 75-летия Великой Победы и 75-летия штурма нашего города после референдума Калининграду тоже возвращено его прежнее название – Кёнигсберг! Ну, за справедливость…
- А вот я на этом референдуме проголосовал против переименования, - тихо, но внятно произнес Ильин. – Мы столько лет строили и украшали свой Калининград, гордились им, родили и вырастили здесь своих детей, а теперь в одночасье оказались на чужой немецкой земле в Восточной Пруссии…
- Ну, во-первых, нашу область назвали не Восточной Пруссией, а Западной Россией, из-за ее отдаленности от Федерации, - тут же возразил Андрей, - а, во-вторых, пруссы были вовсе не немцами, а славянами.
И, обращаясь уже не к своему оппоненту, а ко всей застольной компании:
- Хочу вам напомнить, что ранее Кёнигсберг уже был российским, и тогда название города не менялось. При императрице Елизавете Петровне, - блеснул он историческими знаниями, - после Семилетней войны город с 1758 по 1762 год находился под короной Российской империи. Тогда ей присягнул даже знаменитый наш… немецкий философ Иммануил Кант!.. После этого он даже читал для российских офицеров курс фортификации и пиротехники. Считаю, именно в тот период наблюдался пик его интеллектуальной и творческой деятельности!.. Когда же Пруссия вошла в состав России, то управлять ею стал опять же наш генерал-губернатор. Всего в истории этой земли их было четыре и один из них - отец нашего прославленного полководца Василий Иванович Суворов, но ни у одного не возникло желания хоть что-то переименовывать… Так почему же самый западный город России должен был носить имя Михаила Ивановича Калинина, которое у всех ассоциируется с преступлениями Сталина? Всесоюзный староста не имел к нашему городу никакого отношения, кроме первой буквы своей фамилии!
- Пусть так, однако, не стоит забывать, что Кёнигсберг был сильно разрушен в годы Второй мировой войны, затем перестроен нашими переселенцами, а следовательно, как такового старого Кёнигсберга уже давным-давно нет. А чтобы убрать негатив, излучаемый фамилией Калинин, город можно было назвать просто… «Калиноградом», например. Тогда нашим старожилам было бы не так обидно….
- Не смеши нас, пожалуйста, - так еще хуже, - стал «заводиться» Андрей. - Нет, наши деды в Великую Отечественную войну штурмовали именно Кёнигсберг и именно его включали в состав России! Возвращение городу исторического имени как раз укрепляет уверенность русских людей в то, что они в нём хозяева, а не оккупанты!
Конечно, мне порой бывает досадно за прошлое: за налеты союзной авиации, превратившей этот город в руины, за ошибки наших властей и первых переселенцев-временщиков, намеренно уничтожавших то, что чудом не было разрушено английскими бомбардировщиками в 1944-м и советской артиллерией в 1945-м годах. Хорошо, что хоть что-то уцелело, и мы сейчас можем прикоснуться к истории и жить в современном европейском городе, и, конечно же, должны постараться, как можно больше памятников восстановить и сохранить.
- Ну, почему все же выбрали иностранное название? Дань моде? Ведь можно было переименовать город в Королевскую гору – ведь именно так и переводится Кёнигсберг? А чем плохо истинно славянское имя Кролевец? Или Кантоград? И не безобразие ли то, что в «новом» Кёнигсберге названия всех улиц дублируются теперь латинскими буквами?
Заметим, что дамы в этом споре помалкивали, лишь с улыбкой переглядываясь. Обе были довольны эрудицией своих мужей: каждый имел свой мнение, свою точку зрения. Её и отстаивал.
- Раз уж Кёнигсберг оторван от Великой России и находится в центре Европы, то он, как дипломатичный посол огромной страны, не должен стесняться быть немного похожим на своих друзей и соседей, - парировал Орлов. - Я, например, прежде ходил на работу по Ленинскому проспекту, а на Коммунистической снимал квартиру. Теперь это – проспект Канта и улица Гофмана. Вот кто - действительно выдающиеся люди! Кстати, уже практически восстановлен Королевский замок! И воссоздана Янтарная комната! Вот эту работу и следует продолжать. Но никто же не собирается переименовывать улицы, от названия и вида которых на душе сразу становится хорошо и спокойно, причем в любое время года и при любом политическом строе: Счастливая, Дивная и Букетная, Закатная и Красных зорь, Тенистая, Каштановая и Яблоневая аллеи…
- Эк, куда тебя понесло, романтик ты наш…
- Не надо драматизировать ситуацию, - заговорил желающий выглядеть взрослым Дима. - Переименование нашего города - это не политическое, а всего лишь культурно-историческое событие. Жить в российском Кёнигсберге — патриотично, здорово и даже – круто!
- Да перестаньте вы спорить! – наконец, не выдержала Наталья. - Просто мы стали немного похожи на жену, которая долго жила с нелюбимым мужем, а потом развелась и взяла девичью фамилию, - подытожила она. – Давайте, наконец, выпьем за Великую Победу! За 9 Мая! Это - наш самый главный национальный праздник! Надеюсь, возражений нет?
Тут уместно вставить в наше повествование небольшую ремарку. Переименование города повлекло за собой целую череду знаменательных событий. О восстановлении Королевского замка и Янтарной комнаты, которая стала храниться в Замке, мы уже упомянули выше. В дальнейшем, по мере укрепления власти в стране и самостоятельности регионов, многие известные кёнигсбергские предприятия, имевшие хозяев в Москве, были «возвращены» городу и стали работать на Кёнигсберг и его область. Это позволило избавить население от уплаты за проезд в общественном транспорте, а немногим позже – заметно снизить тарифы на коммунальные услуги. Одним из наиболее значимых свершений, по достоинству оценённых горожанами, оказалось полное восстановление «съеденных» морем пляжей в районе Светлогорска и Зеленоградска (кстати, кроме областного центра другие населённые пункты своих названий не меняли). В ходе же миграционной политики, властям, наконец, удалось практически полностью избавиться от услуг среднеазиатских гастарбайтеров. Многие виды подсобных работ теперь с радостью выполняли приезжающие на заработки специалисты из Литвы и Польши.
Со времени того разговора минуло семнадцать лет.
Словом, как-то незаметно для себя, Андрей Орлов превратился в созерцателя. В философа-насмешника, решившего, что лично от него в этой жизни уже ничего не зависит, и остаётся лишь с улыбкой следить со стороны за всем происходящим, ничему не удивляясь и занося в компьютер результаты отдельных наблюдений, интересные мысли и полные сарказма комментарии...
А вот накануне рыбалки Орлов был совершенно серьёзен, даже несколько удручён. Едва проснувшись и умывшись, он сразу же уселся на диван, водрузил на колени «Ваньку» и начал украдкой записывать необычный сон, увиденный этой ночью. Сон, очень похожий на прежние болезненные видения, посещавшие его много лет назад…. Неужели всё вновь повторяется?..
Заглянем ему через плечо и посмотрим, что же так озаботило нашего философа.
«…Он опять пришёл, старый алхимик. Я хотел сказать ему что-то резкое, но вместо этого вновь назвал его Учителем… Те же седые кудри и крючковатый нос, та же неизменная тросточка с золотой змейкой… Он не был ни печален, ни зол, он не читал нотаций и нравоучений. Только пристально взглянул на меня, словно проткнул ланцетом, и произнёс: «А ты изменился. Я вижу, что ты уже не тот недотёпа, который переврал моё учение и заставил своего доброго наставника перевернуться в гробу, отчего его старые кости рассыпались в прах и смешались со строительным мусором… - Голос Учителя обладал рядом свойств, ухватить и описать которые довольно непросто. Он казался… «холодным» и «тяжёлым», порой даже - «рычащим», а иногда – легким и бархатным. Слова же он то презрительно «цедил», то – благодушно «ронял»… - Пожалуй, придётся поручить тебе отыскать и привести в порядок мои останки»… Вот тут я испугался по-настоящему и попытался проснуться… Но старый дьявол цепко держал меня в своих клещах! У него был очень странный взгляд: то поверх головы, то в глаза, вроде и смотреть-то было не на что, а его зрачки то суживались, то расширялись... Я хотел что-то ответить или закричать, но язык мой стал мёртв, а рот словно зашит… Призрак навис надо мной, как нож гильотины и вкрадчиво произнёс: «Тебя и твою семью ждут тяжкие испытания… Они уже совсем близко. Всё может кончиться очень и очень печально… Но, в память о нашей былой дружбе, - тут его губы слегка дрогнули в зловещей улыбке, - я помогу тебе… - Жесты и интонации голоса не только окрашивали произносимые фразы, но придавали им важные смысловые нюансы… - За это ты должен отыскать мою могилу и восстановить там нарушенный порядок… Я похоронен на Фиалковой горе… Не теряй же времени, скоро тебе будет дан знак…». В заключение он прикоснулся к моему рукаву, тем самым как бы креп¬че впечатывая в душу «ключевые слова». Тут я и проснулся. Вся простынь была мокрой от пота, сердце бешено стучало. Я подробно записал свой сон дословно, чтобы на досуге лучше осмыслить увиденное. Думаю, всё это неспроста…».
Ну-ну, эскулап, не переживай! Это всего лишь дурной сон!
Однако знак не заставил тебя долго ждать...
- Это ни в какие рамки не лезет! – возмущалась Наталья. – Забрали до выяснения обстоятельств! Каких? Сказали, выпустят через два-три дня. Или насовсем или… - она всхлипнула, - изменив меру пресечения…
- Борисов, ты видишь, что творится? – говорил Орлов, глядя в нахмуренное лицо на экране монитора, вывешенного на кухне. – Можешь что-нибудь узнать по своим каналам?
Саша сидел тут же за столом, отрешённый, подавленный, судорожно вцепившийся в «Ваньку, и не знающий, что с ним делать. Наталья в очередной раз вытерла слёзы.
- Постараюсь, - ответил Виктор Анатольевич. - Хотя времена нынче иные, но кое-какие связи сохранились. Вы, главное, успокойтесь. И найдите приличного адвоката… А сейчас лучше не «накручивать» себя. Ложитесь спать. Завтра, глядишь, разберутся и выпустят…
- Вот и я говорю: не надо паниковать! А насчёт адвокатов… Мы не успели ещё и глазом моргнуть, а их уже с десяток нарисовалось… Сейчас будем беседовать, выбирать…
Виктор Анатольевич долгое время считался «своим» в УВД по Калининградской области. Но, много лет назад отошёл от дел. А за эти годы столько всего изменилось! Почти все связи оборвались. Почти…
Единственное, в чём он мог реально помочь сейчас Орловым, так это поддержать и обнадежить своих друзей. Впрочем, на данный момент и это было не так уж мало.
Немного успокоившись, Орловы приступили к выбору адвоката. Заранее обзавестись таковым у них как-то не доходили руки, потому что Андрей недолюбливал эту категорию людей, хотя и считал, что иногда всё же от них бывает реальная польза.
Первые два юриста на связь выходить не спешили, оставили на запрос письменную информацию о своих адвокатских конторах (оказывается, в Кёнигсберге их было порядка тридцати!), адреса и реквизиты.
Третий сразу вышел на связь, явив собравшимся слащавую, заплывшую жирком физиономию.
- К вашим услугам, адвокат Буйновский Аркадий Витальевич… - Хитрые глазки мигом оценили аудиторию, было видно, что в его мозгу автоматически произошёл подсчёт возможной выгоды.
К десяти вечера выбор был сделан. Из восьми человек, соизволивших лично беседовать с Орловыми, только один вызывал определённые надежды. И то, после завершения с ним разговора, Андрей в сердцах произнёс:
- Вот прохвост! И как только земля таких носит!…
- А что ты хотел, Андрюша? У них работа такая …
- Работу их я ещё не видел. А денег уже требуют! – возмущённо произнёс глава семейства, откручивая пробку бутылки. Наталья не стала возражать. И то сказать, почти полтора часа беседы с адвокатами супруг держался без допинга…
- И ни одной русской фамилии! – сокрушался отец. – Где вы, Ивановы-Петровы-Сидоровы?... На худой конец, Плеваки (2)…
- Да, папа, деньги вышибать они умеют… Хватка сразу ощущается… А как сказал этот, Коздоев… Переводите прямо сейчас лимон, и сегодня же клиент будет на свободе! На худой конец - завтра...
- А этот, с серьгой в ухе… - Орлов-старший сморщил физиономию. – С жеманными жестами, выдающими его мерзкую ориентацию… Тьфу!..
- Вот этот, кстати, мне показался… - попыталась заступиться за «защитника» Наталья.
- Да ты что! Ещё непонятно, что это за существо, а ты хочешь доверить ему судьбу родного человека!..
Решили остановить свой выбор на суетливом старичке, пообещавшем приступить к делу немедленно, задавшего при этом не так уж много вопросов и готового обсудить размер гонорара лишь после того, как в деле появится хоть какая-то ясность. Он был карикатурной внешности: лысоват и мал ростом, с глазами чуть навыкате и подвижным острым личиком отнюдь не классической лепки. А его лукавая улыбка говорила о том, что не стоит все сказанное принимать буквально.
- Вот крыса, - процедил сквозь зубы Орлов-старший, сердечно распрощавшись с адвокатом. – Ну, меня-то ему провести не удастся.
Утро началось с суеты. Друзья семьи тактично интересовались ходом дела, полиция упорно молчала. Адвокат, Герман Концевич, сообщил, что сегодня встречается со следователем и задержанным.
В десять утра вышел на связь Борисов.
- Дело и хорошо, и плохо, - сразу «взял быка» за рога отставной офицер. – Дмитрия подозревают в организации похищения известного нам препарата…
- Но это же абсурд – воровать у самих себя! – едва не взорвался Андрей.
- Доказательств пока никаких, кроме косвенных… Но и они должны быть проверены… Дело ведёт подполковник Сулейманов…
- О, господи…
- Про него мне мало что известно. Но вы не волнуйтесь. Задерживать по закону разрешено не более чем на 72 часа. Дима жив-здоров, настроение бодрое. Ждёт адвоката, скоро выйдет с вами на связь. Это - хорошая новость.
- А плохая?
- Производят задержание всей их научной группы. Взяли ещё троих… Боюсь, скоро придут и за Александром…
В этот момент в дверь настойчиво позвонили...
2 – За всю историю отечественной адвокатуры не было в ней человека более популярного, чем Фёдор Никифорович Плевако (1842 – 1908). И специалисты, и правовая элита, и обыватели, простонародье ценили его выше всех адвокатов как «великого оратора», «гения слова», «старшого богатыря» и даже «митрополита адвокатуры». Сама фамилия его стала нарицательной как синоним адвоката экстра-класса: «Найду другого «Плеваку», - говорили и писали без всякой иронии». Письма же к нему адресовали так: «Москва. Новинский бульвар, собственный дом. Главному защитнику Плеваке». Или просто: «Москва. Федору Никифоровичу» (из Интернета).