Однажды меня вызвал командир полка и предложил мне должность заместителя начальника штаба полка. При этом он заверил, что я буду летать один раз в неделю с одним из его замов. Он о должности зам.начальника штаба отозвался так: работа зависит от того, как на ней работать. Привел примеры: работал майор Павлов, он сидел день и ночь и не успевал; а работал другой офицер, тот работал до обеда, а после обеда рассказывал анекдоты, и дела шли.
Я взял один день на размышление.
В переднюю кабину мне и со второго Нового года летать не разрешили, при полетах с задней кабины нет никаких перспектив роста. Задняя кабина ущемляла мое самолюбие — зачем же я оканчивал академию.
Я понимал, что идти по линии ЗНШ, значит, менять все направление служебной деятельности. Но на пороге уже прочно стояла сверхзвуковая авиация, на которую в мои годы не посадят, а Як-25м отживал свои дни.
После подобных раздумий я дал согласие на ЗНШ с обязательным условием — летать.
Командир полка обсуждал вопрос моего выдвижения с заместителем по политической части Давыдовым, который был неплохим политическим работником, но нас иногда поражала его излишне соглашательская политика. Только лишь стоило командиру полка сказать свое решение, как Давыдов тут же подхватывал и говорил: «Правильно, правильно».
Когда у меня уже созрело решение идти на должность ЗНШ, в коридоре меня встретил Давыдов и повторил то, что мне предлагал командир полка. Только он начал так: «Вот мы с командиром решили предложить тебе должность заместителя начальника штаба, как ты на это смотришь?»
О Давыдове здесь уместно привести один анекдотичный случай, который рассказал мне начальник караула сержант. Я в тот момент был дежурным по полку — проверял караул.
Начальник физической подготовки и спорта капитан Васильев, получив команду оборудовать место для купания на реке Кокшаге, отобрал солдат и отправился на место работы. К концу дня Давыдов и начальник штаба полка Наумов А.М. отправились проверять оборудованное для купания место. Начальник штаба (я о нем еще расскажу) был немногословен, строг, решения высказывал категоричные, ни перед кем не заискивал, не лебезил.
Так получилось, что Давыдов первым начал спрашивать у Васильева, что он сделал. И капитан показал наряду с другими сооружениями мостик для прыжков в воду. Давыдов тут же одобрил, сказал: «А что, Васильев, правильно. Пусть солдаты ныряют и развивают легкие». Тут он дал промашку в том, что первым высказал свое мнение.
Наумов все молчал, а потом подошел к мостику и тоном, нетерпящим возражений, сказал: «Васильев, а это убрать. Солдат нырнет, утонет, отвечать придется». Тут же Давыдов подхватил: «А что, Васильев, правильно. Ведь нырнет и утонет, и будем отвечать».
Строившие это сооружение, в их числе мой рассказчик, усмехнулись, и им ничего не оставалось делать, как вытащить колья мостика и пустить это нехитрое сооружение по течению.
Итак, я дал согласие командиру полка. Меня отправили в январе в отпуск, и когда я из него вернулся, был уже приказ о моем назначении на должность заместителя начальника штаба (22.02.66 г.). Командир полка тут же, как и обещал, дал команду послать документы на присвоение мне очередного воинского звания «майор».
Я не буду описывать обязанностей и роли ЗНШ в полку, а скажу образно, что ЗНШ — это мозг и зеркало полка. Он возглавляет планирование всей деятельности полка, ведет учет и посылает все отчетные формы в вышестоящий штаб, а там по ним оценивают работу и дела в полку.
В добавок, зам.начштаба является начальником разведки полка. Он должен сам хорошо знать вероятного противника, следить за его вооружением и доводить все это до личного состава полка. И в первую очередь до летного состава.
В новой должности пригодились все мои конспекты и знания, полученные в стенах академии. Меня стали называть непривычно для меня по имени и отчеству. Такова была штабная этика. Самым обидным было то, что летать, как мне обещал командир полка, не дали.
Здесь сыграл роль начальник штаба. Он, пользуясь своими правами, доказывал мне, что я не смогу заниматься бумагами и летать. Я доказывал обратное, и тогда вскоре командир полка и начальник штаба довели до меня решение командующего авиации армии, что мне он летать не разрешает. Я понял, что это решение мне не перепрыгнуть, и принялся за новое для меня дело.
В основном инициатором запрета был начальник штаба, так как он сам должности ЗНШ не исполнял, не знал ее и боялся моих отчетных цифр. Даже когда я уходил в отпуск, я готовил отчеты заранее, расписывал что и куда надо отослать. И то после моего возвращения я находил кое-какие отчеты в запутанном и запущенном состоянии.
Года два я еще не сдавал летного обмундирования. А потом наш полк стал переучиваться на новую сверхзвуковую технику, которая требовала истребительского опыта, молодости, задора, и я успокоился на штабной деятельности.
Вскоре я понял, что на штабной работе в полку необходимы знания, крепкое здоровье, умение руководить людьми, а для этого необходимо знать, чем они занимаются, чтобы помочь, подсказать, подстегнуть их вовремя.
Если писать по уставным канонам, то штаб является исполнительным органом, то есть командир командует, а штаб претворяет его команды в жизнь. Но функция штаба гораздо шире, она хорошо описана в книге Штеменко «Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны» (вторая книга).
Но я еще раньше, с крестьянских лет, подружился с пословицей: взялся за гуж — не говори, что не дюж. При выполнении работ, связанных с сельским хозяйством, она порой применялась в прямом смысле. Лошади военных лет, на которых мне приходилось работать, были слабыми от непосильных нагрузок, и тогда мне и отцу приходилось браться крепко за гуж хомута и во всю силу тащить телегу, помогая лошади. Лошадь — умное животное. Видя и чувствуя помощь, она напрягала последние силы и преодолевала трудности…
Прослужил я на должности ЗНШ несколько дней, как заболел мой начальник штаба. Командир полка не хотел отпускать его в госпиталь, но, заглянув в кабинет, увидел такую картину: начальник штаба сидит, низко наклонив голову, и держится за сердце. Командир полка вскочил в мой кабинет и сказал: «Быстрее иди к НШ и принимай дела». И мигом подписал ему направление в госпиталь.
Я зашел к начальнику штаба. Он медленно, тихо, четко начал говорить мне, чем надо заниматься, на что обратить внимание и как с кем поступать. Потом он вызывал меня еще два раза, и в конце тихо сказал: «Да разве все расскажешь… Сам поймешь, чем заниматься». И уехал в госпиталь.
Так я в чине капитана, вчерашний летчик-оператор, оказался у руля полка при таком строгом требовательном командире. Главное стало в моей работе организация полковых полетов и руководство ими с командного пункта, проведение построений, организация дней занятий, организация боевого дежурства, контроль за суточным нарядом, караулом и масса других дел и делишек.
Полк — это солидная организация: около двухсот офицеров, более сотни солдат, много прапорщиков, командный пункт, здания и сооружения, казармы, штабы, территория. Командир полка дал мне понять, что я должен выполнять его волю, и двух мнений в полку быть не может, а есть только его мнение.
Мне пришлось много познавать и на ходу учиться. Надо сказать, что в Армии, поставив офицера на должность, начинают с него строго спрашивать, дней на раскачку не дают — успевай, как знаешь.
В начале были трудности с командным пунктом. Теорию я знал, но практически столкнулся с этим впервые. Сложность была и в том, что среди офицеров командного пункта я один был с высшим образованием. Отдельные офицеры даже пытались подставить «ножку», чтобы я споткнулся, мол, ты же академик, вот и соображай. Процесс освоения роли сложный, и на бумаге не выразишь всей гаммы переживаний, учебы, эмоций и т.д.
Я быстро разобрался во всех схемах, связях и трудился по 12-14 часов ежедневно, так как помимо руководства, контроля предстояло самому составлять много документов, схем, графиков.
Вскоре после моего становления на должность командир полка приказал послать документы на присвоение мне очередного звания «майор». Этим можно завершить рассказ, что, исполняя роль начальника штаба полка в чине капитана, я экзамен сдал. Воинское звание в армии для руководства играет большую роль. Мне же пришлось командовать майорами и ниже.
Чтобы лучше освоить командный пункт, я ходил дежурить на КП в качестве оперативного дежурного — заместителя начальника штаба по боевому управлению.
Штабная работа была гораздо сложнее летной. Летчик сам себе хозяин в кабине, и весь его полет, его успех зависит в основном от него самого. Зам.начальника штаба часто остается за НШ полка, и здесь ему приходится направлять всю жизнь и деятельность полка. От работы штаба зависит успех полка и главной его фигуры — командира полка, назначенного приказом министра обороны. Они быстрее движутся в должности и воинском звании. Штабные работники растут медленнее, их не торопятся перемещать, так как от них зависит в полку порядок и стабильность.
Зам. НШ в летном истребительном полку является начальником разведки. Эта должность мне нравилась больше, ей я занимался с огоньком. Изготовил в своем кабинете карту, где отмечал все данные о вероятных противниках. Приходилось много проводить занятий по разведывательной подготовке и учить все полковые категории офицеров и ниже. Соответственно необходимо было постоянно работать над собой, так как любая аудитория терпела знающего учителя и заставляла готовиться к занятиям на полном серьезе.
Чтобы дополнить значение фигуры начальника разведки в полку, приведу такой факт. Когда одного из первых сбитых американских летчиков во Вьетнаме и попавшего в плен спросили, что бы он сделал, если бы вернулся к своим, тот ответил без промедления: «Застрелил бы начальника разведки — он не сказал, что здесь есть русские ракеты».
Летом 1966 года я получил очередное воинское звание «майор». В тот же период в семье произошло важное событие — у нас родился сын. Мне сообщили по телефону, и я выскочил от радости на балкон и возвестил миру радостным криком: «У меня родился сын!» Так уж повелось, что муж в семье всегда больше ждет рождения сына. Я сообщил об этом отцу в Боромлю телеграммой.
Летом полк убыл в лагеря, я остался на зимних квартирах, наделенный властью командира полка. В мои обязанности входило проведение ремонта всех полковых помещений и подготовка к зиме. Работы было много. Я составил план и начал его осуществлять. Оставшийся личный состав начал было бедокурить и нарушать воинскую дисциплину. Мне пришлось применять всю полноту данной мне власти, используя для этого и гауптвахту. Дисциплина наладилась, и мы принялись осуществлять намеченный план.
В этот период посетил зимние квартиры начальник штаба соединения некий полковник Калиниченко. Так получилось, что он сам обошел полковые объекты. Он имел форму артиллериста, никто ему не доложил, не представился, он рассвирепел и явился в штаб, с чего он должен был начать. Учинил мне большущий разгон, подобный которому я не получал ни раньше ни позже этой ситуации.
Первый раз я покаялся, что перешел в штаб. Я прекрасно понимал, что вышестоящий начальник должен приветствовать переход летного состава на штабную работу, а тут получалось наоборот. Правда, если бы это был офицер в летной форме, а тут передо мной был «яшка-артиллерист». Пехотные законы были иными. Им не понять души летчика, они никогда не поднимались в воздух на пилотируемом самолете. В их рядах было порядком «унтерпришибеевых».
Вечером он вызвал меня к себе еще раз. Я твердо решил, что если он не умерит свой пыл, то я ему выскажу все начистоту о его бестактности. К моему большому удивлению, на сей раз он был в хорошем духе. И в завершении беседы даже панибратски похлопал меня по плечу, сказав, мол, трудись, дела идут нормально.
К слову, из-за злоупотребления властью этого полковника в скором времени понизили, и финиш был его печальным.
Осенью того же года наш «монарх» И.И.Черняк, не дождавшись генеральской должности, ушел, как он выразился, на более спокойную службу, но тоже полковничью. В полку началась борьба за должность, но Москва прислала нам с Востока полковника Н.Н.Аврамчика. Он долго пробивал себе замену в центральные районы, писал жалобы во все инстанции, и просьбу его удовлетворили.
Полком он начал командовать с 32-х лет, был участником войны, имел олимпийское спокойствие, приготовился к уходу на заслуженный отдых. Правил он нашим полком, спустя рукава. Мой учитель, начальник штаба полка Наумов, воспитанный Черняком в духе непринятия никаких решений без него, столкнулся с большими сложностями.
Аврамчик мог часто отлучаться по поводу и без, а деятельность полка не прекращалась — начальник штаба должен был принимать решения сам. Я видел мучения Наумова, было удивительно, что он все ищет Аврамчика для принятия решения.
Мне в будущем, уже в роли начальника штаба, часто приходилось принимать решения за командира полка, за начальника гарнизона, и я на это смотрел проще, в решениях был смелее.
Аврамчик имел большой опыт в командовании полком, но ему все надоело, и он думал лишь об увольнении в запас. А то, что он имел опыт, говорит такой эпизод. Наш полк принимал участие в очередных учениях. Учения были сложные, отрабатывались взаимодействие с ЗРВ по зонам, а также действия истребительной авиации на дальних рубежах перехвата.
Посредники в полку были требовательные и грамотные. Мне пришлось исполнять роль начальника штаба. Аврамчик называл меня в шутку «начальник штаба всей Марийской республики», потому что Наумов часто болел, и я соответственно оставался за него.
Налет мы отразили днем, и ночью к утру необходимо было все это отобразить на карте, командиру полка принять решения на восстановление боевых порядков (мы имели «потери») и на дальнейшее ведение боевых действий.
Николай Нестерович Аврамчик увлекся во время пауз игрой в «шиши-беши» со штурманами КП, и то, что его будут утром заслушивать, его нисколько не волновало. Он был невозмутимо спокоен.
Я за оставшееся время ночи собрал своих замов, командиров обеспечивающих частей, заслушал их, и к утру решения за командира полка было напечатано текстуально и отображено на карте. Аврамчик даже не брал текст в руки. Я начал беспокоиться за его олимпийское спокойствие, думал, что как влепят нам низкую оценку…
Велико было мое удивление, когда перед вышестоящим командиром и посредниками Аврамчик четко (по моей заготовке), членораздельно, командирским языком, не спотыкаясь, доложил, что сделано, что восстановлено и его решения на дальнейшее ведение боевых действий. Вопросов со стороны посредников и командира соединения не последовало. Значит, командир полка охватил все необходимое.
Я сиял — авиация не подкачала, мне было понятно, что опыт у Николая Нестеровича большой, он умеет ориентироваться на ходу.
Вторым заслушивали командира зенитно-ракетного полка. Вид у него был солидный, усы и на груди два ромба. Но доложил он по сравнению с Аврамчиком слабо, примерно на 3 балла. Посыпалась масса вопросов, он начал докладывать на них расплывчато. В общем, их штаб подкачал.
Аврамчик и перед вторым налетом принялся за «шиши-беши». Второй налет мы тоже отразили. Мне пришлось не спать 3 ночи, но за учения мы отчитались по всем статьям.
Но слабина руководства со стороны командира полка вскоре дала о себе знать…