Поступок, ставший судьбой. 23. Нить Ариадны...

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 23.
                НИТЬ АРИАДНЫ.

      «…Ариадна, подарившая нить. Почему в моей голове так часто стала всплывать эта легенда? Именно после поездки в Ленинград!

      Выйдя на своей автобусной остановке, грустно размышляла над непонятной настойчивостью причудливого ума окунуть сознание в лабиринт Минотавра.

      – Лабиринт… Да он и есть! И без дара Ариадны просто не выбраться из путаных переходов жизни и возникших проблем. Только в моём случае, легенда станет частью жизненной необходимости, и нить нужна не просто волшебная, а магическая! Чтобы не запутаться в ней и не потерять конец, нужны крючки-события, способны удержать её в тёмном сложном лабиринте жизни. После поездки в северную столицу, многое пережив, переосмыслив, стою на образном пороге Дедалова сооружения, держа в руках золотой клубок душевных мук. Настала пора начать разматывать и спускаться в темноту коридоров. Когда дойду до сути, нить позволит выйти с минимальными потерями к свету, к новой жизни. Что за потери? Сколько? Чьи?

      Медленно бредя домой, тяжело вздохнула.

      – Опять в квартиру. Виталик неожиданно вернулся в лоно семьи – не посмею больше сунуться. Пусть Надежда поживёт с любимым и непутёвым супругом без посторонних, хоть и дружеских глаз, – подняла взгляд на свой этаж. – Свет горит. Павел дома. Начинается…»


      Пятого января у Марины и Нади случилось ЧП. С этого памятного вечера для них началась новая жизнь.

      …Этот день подруги были на праздновании дня рождения Егорова Юрия, мужа Марго.

      Когда всей толпой гостей-друзей-коллег именинника были в кафе на набережной, с Надеждиной случилось неприятное происшествие: над ней надругались два перепившихся гостя-иностранца. Заявлять подруга наотрез отказалась, боясь позора и огласки, и уехала из кафе домой, запретив Мари сопровождать.

      С того несчастья беды посыпались на их семьи, как из рога изобилия!

      Едва Марина приехала домой, Павел «завалил» в постель, особо не спрашивая о желании. Пытался отговорить от последнего посещения нарсуда, клятвенно обещая не пить и взяться за ум, стать нормальным. Делая вид, что готова подумать, металась в поисках выхода: «Куда уйти до развода и размена?»

      Проблемы начались и с Алексеем.

      На Рождество, поскользнувшись на обледенелом тротуаре во дворе их дома, сильно ударилась спиной и попала в больницу его жена Наталия. Через сутки в жутких мучениях, переполошив всю «блатную» клинику, родила мёртвое дитя.

      Семья и друзья замерли в ужасе и горе, даже перестал щебетать Мишутка, тихо приходя с дедушкой Колей в ясли. Старик почернел от несчастья, постоянно гладил сухой рукой головку нездорового внука, который всё глубже погружался в болезненное самосозерцание.

      Мари пыталась поговорить, поддержать семью, но дед только махал обречено рукой, терпеливо выслушивая сочувствующие слова. Поднимал на грустное лицо девушки удивлённые глаза, непонятно смотрел и сразу отводил их. То ли не верил словам, то ли поражался, что находит в себе силы сочувствовать сопернице. Однажды просто шагнул и… крепко обнял.

      – Спасибо, девочка. Я не думал, что ты такая. Прости. Миша только о тебе и говорит с отцом. Хорошо, что ты на него ещё имеешь влияние, – быстро отвернулся и ушёл.

      Стояла поражённая и потрясённая.

      «Кого он имел ввиду, когда говорил “на него”? Мишутку или Алексея? Если последнего, и не стараюсь – отрезанный ломоть. А если о ребёнке – моя обязанность.

      Задумчиво почесав голову, принялась за работу, порадовавшись:

      – Александра пока работает, не сбежала от несносных бармалейчиков! Хоть какое-то затишье в жизни и душе».

      Рано радовалась.


      На третий день после несчастья с женой, поймал в тёмной раздевалке Лёша. В буквальном смысле: сгрёб в охапку!

      – Только не говори, что нам не о чем говорить, родная, – прохрипел, уткнувшись в девичью голову носом.

      Нежно тёрся о длинные волнистые волосы, вдыхал аромат, тонко дрожа руками и телом.

      – Как я соскучился по твоему запаху! И теплу твоей кожи, Маришка! Нет, не вырвешься больше, не позволю, – целуя за ухом, застонал. – Это сон! Только бы не проснуться, – зажмурился сильно, не успев скрыть слёз. – Полгода… Полгода ада! Это было невыносимо!..

      Стонал и всё сильнее стискивал руки на её теле. Опомнился, немного ослабил хватку.

      – Прости. Опять наставлю синяки, единственная.

      С высоты огромного роста грустно посмотрел на девочку в полумраке детской раздевалки, из которой не успела выйти в январскую вечернюю стужу и темень.

      – Ты должна меня выслушать. Дай несколько минут, любимая! Столько бегала, пряталась, ускользала… Браво! Ты способная ученица, – тяжело вздохнул, опять едва сдержав слёзы.

      Грустно зыркнула искоса, отвела взгляд: «Из последних сил держится. На нервах».

      Притянул мягко, положил голову на светловолосую макушку, хрипло заговорил:

      – Это был не мой ребёнок. Ты же знаешь. Нет, я не ханжа и не лицемер, но такое… Это не просто нечестно, а отвратительно! Но я ничего не мог поделать с этой ситуацией. Ничего! Словно сетью опутали. Так талантливо! Даже закралась мысль, что без моей Конторы тут не обошлось. Всё просчитали, все отходы обрезали, на годы вперёд распланировали, – грустно потёршись о волосы, нежно сомкнул сильные руки на её спине. – Чего только стоила встреча из командировки. Гениальный сценарий! Растоптали меня в один миг…

      – И меня. Была на перроне. Всё видела, – сквозь слёзы прошептала, отвернувшись, вцепившись в отчаянии в его утеплённую куртку.

      – Что?! Нет… Боже, Маринка, что ты пережила, любимая!..

      Оторвал от себя, стиснул руки на худых предплечьях, заглянул в глаза, склонившись. Задумался, посерьёзнел, выпрямился, отпустил её, снял курточку и шапку, нервно положив их на шкафчик. Повернулся, побледнел, поняв.

      – Вот оно что: «они» тебя туда привезли. Тогда почему я тебя не видел? Не понимаю их.

      – Сорвала операцию. «Потерялась» в толпе за минуту до прибытия поезда.

      – Потерялась? От них?! Как?..

      – Просто: шаг в сторону. Тут же была смыта толпой, – криво улыбнулась и…

      Уже ничто не могло остановить Лёшу. С радостным вздохом рухнув на стул, притянул её на колени, сцапав руками, начал целовать: сначала мягко и нежно, потом не смог сдержать чувства под контролем. Не мог. Сжимая и стискивая, гладя и стеная, целовал жадно и жарко, восполняя огромную недостачу в ласке и поцелуях, накопившуюся за последние полгода! Кое-как держал себя в руках, не давая им особой воли, будто боялся, что обидится на что-то и скроется, спрячется, убежит, исчезнет, растворится, обернётся в дым.

      Немного опомнившись, положил её голову к себе на плечо и, невесомо целуя, лаская и едва прикусывая губы, стал рассказывать обо всём, что пережил, что накопилось, с чем уже не мог мириться и спокойно жить. Останавливаясь, замирал, всматривался в любимое лицо, тихое и нежное, трепетно проводил дрожащими пальцами по щеке, губам, подбородку, шее, тонким ключицам… Опускал голову, сдерживая нахлынувшие эмоции, клокочущие в молодом неистовом, страстном и алчущем теле. Едва справившись, вновь рассказывал, выворачивая душу.

      Ни о чём не спрашивал. Деликатно очертил полоской молчания личную жизнь девушки, давая право самой решать, что и когда говорить.

      Была рада. Старалась о своём не думать, упорно держа защитный «экран» – пещерка за струями водопада.

      – …Сейчас ещё рано поднимать этот вопрос, но, как только Наталия придёт в себя, потребую развода. Больше ей меня не провести, – тихо, но твёрдо закончил разговор. – Ни ей, ни её родне, ни моей Конторе больше не руководить моей жизнью. Баста! Или свобода, или…

      – …смерть, – еле слышно продолжила мысль. – Так они и решат, не сомневайся, – говорила страшные слова спокойным, ровным, отстранённым голосом. – Чья первая? Если моя – пострадают все: семья, знакомые, друзья. Грядёт тотальная «зачистка»! Если твоя – я окажусь в их руках неизбежно, но это спасёт близких… Много жизней…

      – Нет! Даже мысли не допускай об этом! Не сдавайся! Всё будет хорошо! Мы победим, слышишь?! – заволновался, охрип.

      Вскинула прозорливые глаза и ахнула: «В точку! Всё угадала!»

      «Услышав», взвился, сорвавшись, закричал:

      – Я тебя не отдам им!..

      Вцепился, загорелся, теряя терпение, задрожал, стал раздевать поцелуями, отбрасывая вещи в разные стороны…

      – Лёша, стоп. Отпусти меня. Пора домой, – заговорила шёпотом. – Я устала, едва дышу от переутомления, – голос шелестел, гася буйное пламя. – День был трудный и длинный. Тебе тоже пора к сыну и жене, – говоря всё тише, умерила пыл обезумевшего парня.

      Поневоле замер, чтобы расслышать.

      – Коль ты рядом, есть просьба. Очень странная, но важная…

      Подняла взгляд на недоумевающее лицо, глубоко посмотрела в глаза, почти невидимые в полутьме раздевалки.

      – Помоги Виталику. Он в беде. Я это чувствую…

      Не дав договорить, молниеносно положил руку на девичьи губы и сильно прижал! Смотря тревожным взором, молча «проговорил»: «Не вмешивайся!»

      Замерла, смежила на миг веки: «Поняла».

      Тайком вздохнула: «Ясно: Виталька “в разработке”. Так и думала».

      Сдержанно кивнула головой, безмолвно попросила: «Попытайся!»

      Не среагировал. Опустив руку с губ, принялся целовать, расстёгивать спереди платье, ласкать грудь поверх кружевного лифчика, приникая голодными поцелуями к ореолам, прикусывать соски…

      Медленно покачала головой: «Пора».

      Остановился, замер в нерешительности, тяжело вздохнул, несколько мгновений смотрел прямо в глаза, в упор. От отчаяния решил прибегнуть к «дару»: «увидеть» причину отказа и… «взять» силой строптивицу желанную!

      Поняла, сжала эмоции, собрала волю в кулак, «закрыла» доступ в мысли, заслонив их видением горного водопада, мощного бурлящего потока, завесой тугих ледяных струй, с грохотом разбивающихся о гранитные камни, порождая фонтан брызг и облака водяной пыли, в которых играет радуга. Получилось.

      – Красиво, – печально прошептал, виновато и скромно коснулся губ в поцелуе. – Браво!

      – Спасибо.

      Решительно встала, поправила бельё, одёрнула шерстяное платье из шотландки, застегнула ряд пуговиц. Надела снятый им свитер ручной вязки, накинула на плечики кашне. Спокойно оделась в серое драповое зимнее пальтецо, натянула скудную песцовую шапчонку.

      Дождавшись, когда оденется сам, посмотрела снизу сквозь длинный редкий мех.

      – По домам.

      Выходя из ворот яслей, улыбнулись, метнув взоры налево: «Стоят, бедолаги!» Пожав дружески руки, разошлись в разные стороны.


      На перекрёстке Затонной, Речников и Коломенской в свете фонарей заметила идущего ей навстречу Павла. Облегчённо выдохнула: «Вовремя спровадила Стрельникова. Чутьё не подвело».


      …На Крещение вообще случилось такое!..

      Пришлось невольно нарушить клятву и встретиться с Филиппом, вопрос шёл буквально о его жизни и смерти. Недельное отсутствие на работе и дома прикрыла фиктивная справка из Стрессового центра (Иосиф помог – врач), это спасло от сплетен.


      …Как-то в выходной день пошла на Судостроительную улицу в «стекляшку», чтобы прикупить кое-что для обеда да мелочь в ванную комнату.

      Сугробы были навалены по сторонам широкой столичной улицы такие высокие, что приходилось с обледенелых горок спускаться прямо на проезжую часть – коммунальщики не поспевали за обильными снегопадами февраля.

      Едва спустившись, сделала шаг на проезжую часть, и в то же мгновенье, практически по её ногам, на огромной скорости пролетела чёрная «Волга», за рулём которой сидела молодая женщина в чернобурке по самую макушку: воротник и шапка были необычайно богаты и добротны.

      Спасло только то, что в доли секунды её кто-то отбросил с дороги – почувствовала чьи-то сильные руки на плечах: схватили и как пушинку забросили обратно на снеговой бруствер!

      Отдышавшись от испуга и довольно сильного броска, встала на ослабевшие трясущиеся ноги, повернулась к спасителю, намереваясь поблагодарить, но за спиной… было пусто. Абсолютно. Ни души. Она стояла одна на этой стороне улицы!

      Зато на противоположной кричала целая орава! Невдалеке была остановка троллейбуса и трамвая: пассажиры, ожидавшие транспорта, всё видели своими глазами.

      – Марина Владимировна! Вы живы? Господи, слава Богу! Как Вам удалось отпрыгнуть-то?!

      Толпа вопила, стенала, бросившись через дорогу, перекрыла движение довольно оживлённой развилки улиц Судостроительной и Затонной.

      Люди стянули Марину на проезжую часть, осматривали, отряхивали, охали-ахали, матерясь немилосердно на лихача в «Волге».

      – Вы успели рассмотреть, кто был за рулём? Мужчина или женщина? А номер не заметили? Постарайтесь, посадим мерзавца: все пойдём в свидетели! Едва не убил Вас, бедная! Вот негодяй!

      Люди неистовствовали, шумели, ругались, грозили кулаками вслед давно скрывшейся машине.

      – За рулём сидела молодая женщина в чернобурке, – шёпотом проговорила, покрывшись ледяным потом: что-то мелькнуло в памяти, но не задержалось. – Это всё…

      Подошёл трамвай, и толпа, потискав испуганную девушку, схлынула.

      Задумываться не стала и побежала в магазин. Происшествие постаралась сразу «стереть» с доски памяти, отмахнувшись: «Жива, и слава Богу! Ангел-Хранитель не подкачал: стал физически ощутимым и реальным в тот момент, – приказала себе забыть. – В архив навечно. Дураков за рулём всегда хватало. Тем паче, глупых баб».


      «Началась вторая декада короткого февраля. Кажется, вот-вот, когда наступит март, отступят все беды. Весна придёт и поможет выстоять нам против невзгод и потрясений, против несчастий и потерь. Она всегда немного волшебница бывает. На то она и весна! Ждём чуда! – трепетала от волнения и замирала сердцем. – Скоро. Совсем немного…»

      Радость Марины от предвкушения перемен погасла мгновенно, как только пришла в понедельник на работу.

      Почерневшая от горя Надя сообщила:

      – Виталик погиб, выпав с балкона-лоджии. Насмерть. Одиннадцатый этаж. Конец.

      В един миг не стало друга, мужа, отца, сына и человека.


      Началась чёрная полоса в жизни.

      В те же дни стало ясно, что Марина… беременна.

      Не паникуя, отпросившись с работы на пару часов, пошла к врачу, знакомому Бэлы, с которым та договорилась.


      Лежа на кресле, едва не потеряла сознание.

      «Срок! Ленинградский “подарочек”!

      Тут же решила:

      – Всем скажу, что муж обрюхатил. Поступлю так же, как хотела поступить Наталия. Одной породы женщины, и поступки в схожих ситуациях одинаковы».


      Идя с Нагатинской набережной пешком на Затонную, грустно подумала о лабиринте и нити Ариадны.

      «Если я иду в его сердце, пытаясь разобраться с жизнью изнутри, то этот “узелок” на волшебной ниточке помешает. Едва разведусь – аборт. На любом сроке! Придётся пойти на этот грех. Одной не поднять детей – не с этим мужем. Поймёт, что не желаю быть супругой, даже алименты платить не станет – предупредил.

      Покаянно вздыхала, торопясь на работу.

      – Прости, дитя безумной новогодней ночи! Нет другого выбора. Абсолютно. Тебе были бы рады двое: Филипп – молод и не самостоятелен, и Лёшка – женат, свободным не будет, пока жив. Жаль до слёз тебя, тот, кому не суждено родиться. Ты был бы крепкий и здоровый мальчик, мой грех и укор. Но я всё вынесла бы ради тебя, поверь! Родила б с радостью! Если бы ситуация не была такой тупиковой… Какой ты был бы замечательный! И очень красивый! На редкость!

      Смущённо опустила голову, вспомнив мимолётную связь в северной столице: в компании неожиданно появились старшие курсанты из военной академии, почти офицеры, высокие, сильные, крепкие красавцы с жадными голодными глазами. Вот такой двухметровый “гренадер” и вцепился сразу, с порога, проведя с ней двое суток.

      – Максим. Это его сын, первенец! Сын потомственного военного в четвёртом поколении! – застонала вслух, бухнулась на колени в снег, сильно зажмурила глаза. – Боже, покарай меня за любовь! Прости и сохрани Максима, прошу! Им скоро выпускаться, а в мире и стране так неспокойно! Огради раба Твоего и защитника веры Твоей, Господи! Укрой его дланью Твоею, божечка! Спроси с меня, слабой и такой грешной, – заплакала от раскаяния и отчаяния. – Я виновата, не он. Только я…»


      …Бэла Аркадьевна ждала у себя в кабинете, выглядывая в окно.

      Едва увидела, постучала в стекло пальцем, сделав знак «зайди».

      Услышав новость, воздела полные короткие руки к небу в молчаливой молитве и негодовании на Того-кто-сверху: «Яхве, тебе что, мало слёз девочки? Мало горя, выпавшего ей? Так ты ещё и ребёнка мужа подбрасываешь?! И тебе не стыдно за свои дела, а?.. Может, таки, на её благоверного перекинешься? Пора и с него кое-что немножечко спросить, не находишь?..»

      Тихо посмеявшись над безмолвным монологом доброй женщины, Марина сообщила, что дитя обречено, как ни страшно идти на это.

      Еврейка долго качала горестно головой, но молча согласилась, тяжело вздохнув и поняв безвыходность ситуации для нищей и одинокой юной девочки и её малолетней дочери.

      – Когда примерно выпадет это несчастье? В начале марта? Хорошо, я к тому времени подыщу тебе замену. Может, Инна придёт, поработает на группе? Встретила её тут – скучает и жалеет о своём уходе. Говорит, не складывается там с коллективом что-то.


      «Обычно токсикоз так силён, что теряю сознание. Эта была б легче! С детьми и без того невыносимо трудно, а тут ещё новая нагрузка, – возопила безмолвно, смотря в святые небеса. – Освободи напор, Господи! Отойди от меня на полшага. Ты же видишь, я на грани! Прояви милосердие и терпение! Поддержи крылом белым…»


      «Удивительно, но произошло чудо. Кажется, удалось в тот день докричаться Тому-кто-сверху! Беременность протекает идеально, даже вкусовые пристрастия не поменялись», – радовалась до крика. Это позволило скрыть от окружающих сам факт. Полностью.

      Многие заметили, что глаза молоденькой женщины стали глубже, засияли тёмным изумрудом, на щеках появился румянец, а в голосе проскальзывала хрипотца, что делало его манящим и тревожным. Все решили, что это счастье так повлияло на неё.

      Стрельников-старший, сдержав слово и подав на развод, больше не скрывал своих чувств и намерений. Открыто приводил сына в сад, приходил внеурочно, часами пропадал в раздевалке или на площадке для прогулок, помогал Мари «выгуливать» малышей, пока возилась со следующей порцией козявок, одеваемых на прогулку, присматривал за оставшимися, когда заводила озябших воспитанников обратно в корпус. И хотя гордая девочка не давала повода, держась ровно и спокойно, старалась не поднимать глаз и меньше общаться, для мужчины и этого было достаточно: расцвёл, воспарил, ожил! Любил и ждал свободы. И счастья, что заслужили.

      Невольные свидетели – родители и персонал, в ужасе наблюдали за парой, с содроганием ожидая расправы, отчаянно надеясь на чудо или хотя бы его подобие. Молились и уповали.


      Первая хорошая новость позволила Марине вздохнуть свободнее: не умерла на операционном столе. Вытащили чудом. Последствий не обещали. Пронесло. И принесло неожиданные знакомства и неоднозначные дивиденды.

      Вторая обрадовала в конце марта: суд состоялся и развёл с Павлом. Не выдержав мирного жития, сорвался и опять угодил из-за дебоша в милицию. Справка оттуда и решила исход дела.

      Марина была свободна, аки птица. Почти.

      Предстоял трудный размен квартиры, который обещал стать не меньшим адом, чем жизнь с выпивохой-мужем. Сам факт, что отныне он не имел права прикасаться к ней и претендовать на супружеские ласки, очень успокаивал и обнадёживал. Стали по документам соседями, не забалуешь – милиция в соседнем дворе, а участковый – тайный воздыхатель девушки с волшебными глазами.

      Жизнь выходила на качественно новый виток.

      Затаилась душой: «Что принесёт? К добру ли?»


      …Сжимая в руке воображаемую золотую нить Ариадны, продолжала спускаться в жизненный коридор, не обещающий ничего хорошего ни ей, ни Алексею Стрельникову, ни Надеждиной Надежде, ни Филиппу, ни тем, с кем неумолимая судьба не уставала сталкивать.

      Лишь несгибаемая вера в то, что в глубине лабиринта Минотавра найдутся все ответы на вопросы, заставляли держаться на плаву жизни, помогать родным и близким, совершать добрые и не очень дела, ошибаться и раскаиваться, плакать и радоваться, любить и ненавидеть, дарить, отдавать себя и часть своей души и сердца, делиться ими, звать, спасать, молиться, замаливать и отчаянно каяться.

      Как бы ни сгущались над головой тучи, грозя затопить горем и безысходностью бытия, не опускала голову, смотря только вперёд, упрямо переступая через преграды, стискивая зубы и держась в железных тисках воли.

      Понимала, что стойкость и сила духа помогут выйти из передряг другим человеком. Новым. Сильным. Целеустремлённым. Волевым. Непреклонным. Настоящим.

      Знала – так и будет. Это её судьба. Её предназначение.

                .                КОНЕЦ.

                P.S. Продолжение истории Филиппа читайте в романе «По следам “иного”», уже начавшего своё путешествие по страницам «Проза. ру».
                О Марине – в романах «Скворечник на абрикосовом дереве», «На пороге тёмной комнаты», в приключенческой повести «Аравийский изумруд» и др.
                Все истории о судьбе Марины Риманс – в произведениях на Прозе.ру. До скорой встречи!

                Июнь, 2013 год.                И. Д.

                http://www.proza.ru/2013/06/14/1781