Вторая половина апреля

Мария Булгакова
Вторая половина апреля 1986 года выдалась сложной, тревожной и, может быть, поэтому крепко засела в памяти.
Я всё ещё работала в Рижском бюро путешествий и экскурсий, а работа в нём – это движение и непокой.
20 апреля, как ни просила я диспетчера пожалеть меня и не ставить на пятидневную автобусную экскурсию в Ленинград, в ответ слышала только одно:
– Ехать некому. Все в разгоне. Выручайте!
Представила, каково будет диспетчеру, если я откажусь, и тяжело вздохнув, мысленно приказала себе:
– Не ной, ты не раз убеждалась, что этот город действует на тебя благотворно. Значит, выдержишь. Соглашайся.
И я согласилась. Группа оказалась симпатичной, влюблённой в Питер, бывала там не раз и легко перенесла десятичасовое сидение в автобусе.
Хуже обстояло дело со мной. Я по опыту знала, что полпути (285 км от Риги до Пскова) моя, раненная ещё 11 декабря 1942 года нога выдерживает. А потом становится похожей на колоду. Появляется ощущение застоя, переполненности и возникает только одно желание: скорей добраться до дивана, кровати и устроить её горизонтально.
Так происходило всегда, когда работала на дальних маршрутах.
Но Питер меня быстро приводил в норму. В нём мне всё было по душе: приветливые, светлые лица людей, их воспитанность, вежливость, интеллигентность.

А красота ансамблей! Нева, мосты, набережные, Исакий, Пётр, Эрмитаж, Русский музей, Невский...
Не буду перечислять то, что все, кто бывал в этом дивном городе, знают и любят.
Но вот работу экскурсоводов Ленинградского экскурсбюро могу оценить с профессиональной точки зрения: они работают отлично. Их хочется слушать, слушать и восторгаться богатством  и красотой языка, умением выделить в рассказе главное и подать его ясно, артистично. А как они доброжелательны, как приветливы с туристами. За все годы работы экскурсоводом никогда не слышала о питерцах ничего, кроме восторгов. Да, у них было чему учиться.
На этот раз мои коллеги подарили мне плод своего коллективного творчества –  “Гимн ленинградских экскурсоводов”! И я по дороге в Ригу его читала, перечитывала, радовалась, смеялась и не заметила, как запомнила.
Вот он:

Когда качаются фонарики ночные,
Когда язык уже не в силах говорить,
Домой иду, бреду, качаясь на ходу,
Тогда туристов я готова укусить.

Примчались тысячи туристов, как шакалы,
Орда Мамая осадила Ленинград.
Кричим мы, как в аду, едим мы на ходу,
Живём в автобусах неделями подряд.

Ах, если бы мы подсчитали километры,
Мы обскакали б Николаева не раз.
Что там для нас Луна, в Созвездии Слона,
В другой галактике мы были бы сейчас.

Придёт на помощь скоро, скоро телепатия,
И мы не будем бегать, комкая наряд.
Сидим в кафе давно, теперь нам всё равно,
Лишь наши мысли на объекты полетят.

Да, действительно, сейчас экскурсоводам легче. Появилось много новой техники, помогающей гиду не надрываться, а экскурсантам всё слышать и видеть.

*     *     *

А тогда, в апреле 1986 года, возвратившись из Ленинграда, немного отдохнув и приведя себя в порядок, мне пришлось тут же собирать сумку и ехать в аэропорт “Рига”, где меня уже ждала группа, с которой мне предстояло лететь в Киев.
Нашла группу в зале ожидания, познакомились, оценивающе оглядела: симпатичные, бодрые, улыбчивые люди – понравились. Поговорить не удалось, началась посадка и в темпе, без задержек взлёт. Полторы тысячи километров до Киева одолели за полтора часа. Вскоре сидящие у иллюминаторов туристы зашумели и громко сообщили, что видят внизу огромный, залитый огнями город. Тут и стюардесса сообщила по микрофону, что мы подлетаем к столице Украины Киеву. Скоро посадка, пристегните ремни.
Пристегнулись, но вместо посадки самолёт почему-то начал кружить сначала над Жулянами, потом над Борисполем (это киевские аэропорты) – круг за кругом, круг за кругом. Мои туристы напряглись, в глазах появилась тревога, потом и страх.
А стюардесса молчит, не даёт никаких разъяснений, только просит потерпеть немного и не волноваться.
Ещё круг. Ещё...
Я вся сжалась, чтобы туристы не заметили, как мне тревожно, не по себе.
Но вот, наконец, долгожданное сообщение: нас принимает Борисполь.
Благополучно приземлились и удивились, как быстро подъехал к нам трап, машина, и через несколько минут мы оказались в зале ожидания аэропорта. Вошли и моментально почувствовали, что происходит что-то необычное, непонятное и тревожное. Подошла киевская групповод Оксана, и мы попросили её объяснить, что случилось в Киеве. Она нервно ответила, что это не в Киеве, а в 140 км от Киева. Не спрашивайте меня больше, я пока сама ничего не знаю.
И продолжила:
– Если все получили багаж, то, пожалуйста, следуйте за мной в автобус. Мы сейчас поедем в гостиницу. Не волнуйтесь, скоро всё прояснится.


До гостиницы было недалеко. Нас там ожидали, мы получили места, поужинали, и Оксана собралась уходить, а перед уходом посоветовала нам пораньше лечь спать и ни о чём плохом не думать. И добавила:
– Завтра после завтрака экскурсия по Киеву у нас всё равно состоится. Спокойной ночи. Отдыхайте.

Как только групповод ушла, все тут же кинулись к радиоточке, но никакой информации о том, что случилось и чем происходящее грозит людям, не услышали.
Разочарованные и встревоженные, отправились в постели, но сон не шёл. Переговаривались, вставали, подходили к окнам. И тут кто-то с удивлением воскликнул:
– Вот так чудеса! Сколько живу, не видел, чтобы в 12 ночи дворники мыли тротуары и фасады домов. Что всё это значит, как вы думаете?

И тут выяснилось, что у одного туриста был с собой портативный приёмник. Обрадованные, быстро нашли “вражескую” волну и услышали, как диктор торопливо,  взахлёб рассказывает о случившемся на Украине. Услышанное всех потрясло: катастрофа на четвёртом блоке Чернобыльской АЭС, есть жертвы. С пожаром ещё не справились. Город Припять опустел, весь выехал, кто на чём и как сумел. Радиация может достичь (и уже достигла) разных мест, в зависимости от направления и силы ветра. Советуем больше времени находиться в помещениях.
Итак, беда, катастрофа, какой ещё никогда не было в стране, да и во всём мире.

*     *     *

Утром пришла Оксана и сообщила, что в Киеве спокойно, правительство не убежало, значит, жить можно. Везде моют улицы, смывают радиацию. Не переживайте так, не беспокойтесь. Что будет со всеми, то будет и с нами. И идём-ка лучше завтракать, а потом будет автобусная экскурсия, то, из-за чего вы прилетели в этот город: с выходами, правда, короткими, чтобы вы больше находились под крышей. Автобус у нас просторный, комфортабельный, с большими окнами. Экскурсовод будет рассказывать, а вы смотреть через окна на то, о чём рассказывает гид. Вам будет интересно, сами в этом убедитесь. Запланирован выход на Софиевской площади, чтобы вы увидели памятник Богдану Хмельницкому, потом зайдёте в древнюю и прекрасную Софию – Софиевский собор. Только всё должно быть в темпе. На все ваши вопросы экскурсовод ответит вам в автобусе.
Несмотря ни на что, первый экскурсионный день оказался интересным и насыщенным, мысли о радиации на время отошли на задний план.

*     *     *

И следующий день был тревожным, но интересным. Сейчас мне кажется, что правильнее было бы не рисковать, а прервать экскурсию и улететь домой. Но растерявшееся начальство не решалось на такой шаг, понимая, сколько сложностей вызовет это и у экскурсионных бюро, и у аэропорта. Никто не знал, что безопаснее, лучше для людей. И, посовещавшись, решили, что большая экскурсия в пещеры Киевской лавры явится хорошим выходом из положения, ибо группа почти весь день проведёт под прикрытием.
После завтрака нам подали наш чудесный автобус и мы отправились в Киево-Печерскую лавру. Экскурсовод работала так увлечённо, что сумела развеять наши мысли о катастрофе, радиации. Потом она передала нас монахам, которые вручили каждому по зажжённой свече и повели группу по бесконечному лабиринту пещер, делая остановки у захоронений знаменитых святых подвижников и рассказывая о них. Экскурсия выдалась длинной, но внимание экскурсантов не ослабевало. Они давно мечтали побывать тут и им всё было ново и необычайно интересно.
Оксана поджидала нас в автобусе и сказала, что мы приедем сюда ещё и завтра, правда, не в пещеры, а в Музей прикладного искусства, который расположен на территории Лавры.
“А сейчас, – приветливо предложила групповод, – посмотрите в киосках сувениры, а вдруг вам захочется что-нибудь увезти с собой на память о таком месте да ещё в такое незабываемое время.”
После этого мы отправились в ресторан при нашей гостинице, спокойно, без спешки, вкусно пообедали и пошли отдыхать. Трагедия на АЭС сплотила группу.
Но, о чём бы ни заходил разговор, он всё равно сворачивал на Припять, на Чернобыльскую АЭС. Тревожные догадки, рассказы об атоме, о необходимости его использования и опасности для человека разгоняли сон, и все уснули только под утро. 



*     *     *

Собственно, в этой необычной из-за Чернобыльской трагедии поездке в Киев мне всё было не ново, за исключением Музея прикладного искусства на территории Лавры и в нём выставки работ Катерины Белокур, которая очаровала меня и искупила все страхи и тревоги этих дней.
Катерина – самородок, художница от Бога. Родилась она в 1900 году в украинском селе на Киевщине, в обычной крестьянской семье, где детей рано приучали к нелёгкому крестьянскому труду. И Катя, как и все в семье, умела споро и толково справляться со всеми делами по дому, по скотному двору, и в поле, в саду, но душа её тянулась только к одному – к рисованию.
Родителям это было не по нраву, они считали, что это причуда, блажь, стыд перед людьми: дома вон сколько всякой работы, а она занимается пустяками.
Чтоб рисовать, нужны краски, а у семьи для их покупки не было ни одной лишней копейки. И Катя сумела сама додуматься, как получить краски из коры, корней, листьев, цветов, плодов, как потом смешивать их, чтоб найти нужный тон.
Она сама ткала и сообразила, как сшивать и грунтовать холст, подготовить всё для работы. В селе не было никого, с кем бы она могла посоветоваться. Доставать же книжки не имело смысла: Катя не умела читать, даже своё имя писала с трудом и с ошибками. Приходилось до всего доходить самой. Селяне над ней смеялись, считали её с придурью. И когда молодёжь собиралась на посиделки (вечорныци), чтобы попеть, потанцевать, парни её не приглашали на танец, обидно подшучивали, часто доводя до слёз, хотя она была красива, намного лучше других девчат.
Одному парню она нравилась так, что он хотел бы на ней жениться, но поставил одно условие: рисование она должна бросить, чтобы над ним не смеялись люди.
Катя отказалась, и тогда родители, узнав об этом, запретили ей рисовать.
Катерина с отчаяния пошла топиться: еле-еле успели спасти.
Мать испугалась, что может потерять дочку, и разрешила ей рисовать по воскресеньям и праздникам, а в остальные дни она должна работать по хозяйству, как все в семье.
На том и порешили.


Постепенно слухи о Катерине, о её удивительных картинах разошлись далеко и дошли до комиссии, которая в это время собирала по сёлам произведения народных умельцев. Работы Катерины Белокур их поразили и восхитили. Они попросили у Катерины разрешения повезти их сначала в Киев, где прошла первая выставка её работ, а потом и в Москву. О ней начали много говорить, спорить, а в 1953 г. (за восемь лет до смерти) Катерина Белокур стала членом Союза художников СССР.
Слава о ней дошла и до запада. И вскоре Париж пожелал познакомиться с работами художницы-самоучки. Французы были от неё в восторге, многие хотели приобрести её картины, но Катерине и в голову не приходила мысль, что за свои работы она может получить деньги, заработать хотя бы на краски.
Кто-то всё же не смог оторваться от понравившейся работы и потихоньку присвоил себе. Когда пришло время уезжать, оказалось, что одной картины недостаёт. Катя не жалела, пусть радуется человек, она напишет ещё.
После Парижа её родное село вдруг, как проснулось, очнулось и, наконец, поняло, что не смеяться надо над Катериной, а гордиться ею. И в село зачастили любители живописи с разных мест, часто очень отдалённых.
Катерина Белокур писала только цветы, но через эти цветы ей каким-то чудом удавалось дать почувствовать красу Украины, её душу. О цветах трудно рассказывать словами, на них нужно глядеть и греть душу их красотой.
На картинах Катри они то растут под окнами белоснежной украинской хаты, то стоят букетами в различных кувшинах, то вьются по сельскому тыну (забору), на столбиках которого сушатся кувшины (глэчики) из-под молока, чтобы солнышко прожарило их так, чтобы не скисало молочко.
Всё написано с таким мастерством,  с такой любовью, что глаза не оторвать. И в каждой картине что-то новое. Вся Божья краса и многоликость Украины на полотнах Катри.
В восторге была не только я, но вся моя группа. Знакомство с творчеством Катерины Белокур искупило для нас всё то тревожное и мрачное, что происходило в Киеве в эти дни.


*     *     *

1 Мая 1986 г., в четверг, нас потрясло сообщение прибежавшей Оксаны, что в Киеве, несмотря ни на что, прошла первомайская демонстрация. Она была не такой многолюдной и долгой, как в обычные годы, но она всё-таки прошла. О ней потом долго говорили, кто с возмущением, кто с одобрением и гордостью.
Мои туристы, конечно, не участвовали в ней, но смотрели по TV, слушали по радио. В западной информации доминировала тревога за людей и возмущение правительством, которое разрешило праздничное шествие в облучённом городе.
Сейчас, когда я пишу этот рассказ, – вторая половина апреля 2013 года, но снова идут разговоры о чернобыльской трагедии, о демонстрации 1 Мая. Ничто не забыто.

  *     *     *

Приближалось время нашего возвращения в Ригу, и Оксана предложила нам покататься по городу, переехать по мосту Патона на левый берег Днепра, посмотреть хотя бы через окна на Днепр, его золотые, как в Юрмале, пляжи, взглянуть с левого берега на Киевские кручи, на Владимирскую горку с памятником крестителю Руси – святому князю Владимиру.
Когда мы возвращались на правый берег, с моста через окна прекрасно смотрелся величественный памятник освободителям в Великую Отечественную войну.
Мы доехали до центра города, и мои туристы, видя, как много людей ходит по улицам, тоже захотели выйти из автобуса и погулять, а главное, зайти в магазины.
Была суббота третьего мая, мы с Оксаной, назначив время и место отъезда группы в гостиницу, отпустили туристов, а сами пошли по своим делам. Мне хотелось зайти во Владимирский собор, ибо это был канун Пасхи (в 1986 г. она была 4 мая).

3 мая, в Великую Субботу, верующие ещё стояли перед гробом Господним, но уже начинали праздновать Воскресенье Христово. Духовенство уже облачалось в светлые одежды, ибо знало, что гроб даст жизнь всему миру, Иисус воскреснет для того, чтобы вместе с Ним воскресли и мы.
Я вошла на подворье Владимирского собора и остановилась, поражённая.

Вокруг собора золотилось кольцо из куличей (на Украине так называют пасхи). У ног нарядно одетых киевлян стояли прямо на земле корзинки, блюда, а в них высокие, прекрасно испечённые золотистые, со свечой в середине пасхи, а вокруг них, как нарядное ожерелье, пестрели крашенные в разные цвета (главным образом красный) яички.
Появился священник с помощником. И они с молитвой пошли вдоль этого золотого кольца, освящая святой водой всю эту красоту. Хозяева быстро прикрывали освящённое вышитыми рушниками и торопливо уходили, чтобы отнести освящённые пасхи домой, а потом вернуться в собор к крестному ходу, и в полночь вместе со всеми  с ликованием и радостью спеть:


Христос воскресе из мертвых,
Смертию смерть поправ
И сущим во гробех
Живот даровав...


5 мая 2013 г. Рига. Пасха.
Христос Воскресе!