Я хорошо запомнил тот далекий, но такой сладостный 1945 год. Мне уже было 8 лет. Мы жили с мамой в период эвакуации на станции Слюдянка Забайкальской железной дороги. Наши войска уже вошли в Германию, и фронтовые сводки всех радовали.
Я знал, что где-то в Австрии воюет мой отец: артиллерист, офицер. Каждый день, выходя из своей теплушки, становился на платформу - встречал и провожал военные составы. Теперь они почему-то всё чаше шли не на запад, а на восток. Во мне жила уверенность, что вот-вот остановится поезд и из вагона выйдет отец и скажет ласково: «Здравствуй, сынок! Какой ты у меня стал взрослый!»
Но проходили дни, и моя надежда таяла, как снег на вокзале. Поезда с вихрем пролетали мимо маленькой станции. Я махал им вслед ручонкой, а они отвечали мне взаимностью. Иногда из окон летели шоколадки, печенье. Как-то солдатик бросил мне прямо в руки губную гармошку, которая сохранилась как память об этой войне.
Я не помнил отца в лицо. Он ушёл на войну, когда мне было три годика. Но я верил, что если встречу его, то обязательно узнаю. Детская надежда в моей душе с каждым днём разгоралась, как огонь в нашей буржуйке. С утра я заготавливал дрова, уголь, а потом шёл на платформу встречать поезда. В школу не ходил, да и не было её поблизости. Домой попадал под вечер, когда мама возвращалась с работы. Я всегда приносил с собой что-нибудь сладенькое.
И вот однажды проходящий большой состав с солдатами и офицерами, но без военной техники остановился на станции на несколько минут. Я увидел, как из пассажирского вагона вышел красивый статный офицер с молодой женщиной в военной форме. Подбежав к ним, не раздумывая, спросил: «Вас зовут Пётр?» На что услышал утвердительный ответ. Не мешкая, я бросился к нему на шею, начал его целовать и приговаривать: «Пала, пала, как долго я тебя ждал!»
Офицер меня не оттолкнул, а только крепче прижал к себе, держа на весу:
«Как тебя зовут, мальчик?» -спросил он. Я радостно сквозь слёзы выпалил: «Владлен». И назвал свою фамилию.
Отец ещё сильнее стал меня тискать в объятиях, а у самого по щекам катилась радостная слеза. Потом только он внятно произнёс: «Сынок». Я же уже никого не видел и не слышал, а женщина всё кричала: «Пётр Иванович, нам пора!».
В суматохе даже не успел спросить, почему отец оказался здесь и куда направляется.Хотя это было и не столь важно, главное - он жив и здоров.
Поезд дал первый предупредительный гудок, и из-под колёс повалил густой пар. Папа скороговоркой начал расспрашивать, как мы живём, как мама, как её здоровье. А в конце спросил о моём младшем брате. Я успел сказать, что мы его похоронили ещё год назад. На остальные вопросы отца я уже не отвечал, а только целовал его и пытался не выпускать из своих слабых рук, держа крепко за шею.
Послышался второй гудок, поезд тронулся с места. Солдаты подхватили на руки женщину в военной форме и поставили на ступеньки пассажирского вагона. Она настойчиво стала повторять: «Пётр Иванович, Пётр Иванович!» - приглашая его в неизвестность.
Отец задержался со мной до тех пор, пока с нами не поравнялся последний вагон состава с автоматчиками. Он бросился догонять поезд, крикнув напоследок: «Береги маму, я обязательно вернусь!»
Домой я возвратился радостный, с каким-то непонятным чувством, ещё не осознавая, что, возможно, в последний раз видел своего отца. А тем временем поезд уносил его в Маньчжурию, на войну с японцами. Это были войска НКВД.
Через несколько месяцев практически перед Днём Победы мы с мамой получили похоронку.
В 1947 году мы возвратились из эвакуации на родину, на Кубань.
...Прошло больше 15-ти лет. Будучи уже студентом, я как-то вернулся с занятий поздно вечером и застал в нашей квартире чужого мужчину. И его не узнал, пока мама не сказала, что это мой отец. От удивления у меня пропали слова.
Отец вдруг хотел произнести нечто важное, но вместо этого затанцевал с ноги на ногу. Громадными бесшумными шагами он бросился ко мне и через минуту обнял одной рукой, другая висела как плеть,
- Сын, принимай подарок! - отец протянул руку и подал мне золотые часы.
Я никогда его не расспрашивал, где он был все эти годы, а просто по-человечески радовался, что он вернулся домой, в семью живым.
Постепенно моя душа оттаяла от отцовской любви. Папа был для меня примером беззаветного служения Родине.