Я пытаюсь разобраться в какофонии звуком, окружающих меня. Кто это – души, вернувшиеся ко мне или это живые люди? Всё смешалось в моей голове. Где явь, где правь – уже не знаю!
Я саму смерть решил поправить, за такую наглость не будет мне прощенья!
Мутная пелена сходит с моих глаз и передо мной предстают четыре фигуры, склонившиеся надо мной. От них так и исходит свет… Но что же это? Сколько не смотрю, но нет в них ангельского лика. Ужасное разочарование - я вновь в больнице, и вновь в палате за решетчатым окном.
«Я, правда, болен!» - проносятся слова в моем сознании. И это лишь одно способно объяснить, что со мною было.
- Кажется, его отпустило! - слышу я голос. Ищу глазами, кто это сказал. Может этот здоровый или этот высокорослый? Может эти двое? Зачем я гадаю?
- Как вы себя чувствуете? – Спрашивает меня один из них, в котором я узнаю своего доктора. – Говорить можете?
Я шевелю затекшими мышцами на лице и проверяю, слушается ли меня мой язык – всё в норме, всё на месте и отвечаю машинально:
- Не сказать, чтобы хреново, но и не ахти как хорошо!
- С речевым аппаратом все в норме! – улыбаясь, констатировал доктор.
- Что со мной было? – интересуюсь я.
- Э э! Как бы это вам объяснить, чтобы вы поняли? – замялся доктор.
- Как есть! – строго сказал я.
- Хорошо! Ваш мозг какое-то время работал, так сказать, «вразвалочку»… вы были «на границе»… Та-а-ак! – осмотрев мои зрачки и проверив пульс, выдает он. – Ни чего не понимаю!
- Что, что такое? – меня раздражала манера доктора, заставлять себя задаваться новым вопросом, когда старый еще не был решен.
- Я думаю, что вам сейчас следует поспать, а после мы с вами потолкуем. – Он вколол мне какое-то лекарство, не реагируя на мои возражения, и удалился из палаты вместе с остальными.
Меня брала досада, что я так и остался без ответов. Что так было не понятным во мне доктору?
Как бы я ни силился не спать и не видеть опостылевшие сны, но вколотое мне лекарство брало своё. Провалившись в мир грез, я ступил на дорогу сновидений…
Пробуждение мне давалось на удивление легко. Будто и не было всех этих испытаний, которые мне пришлось пережить. Сон, какой бы он ни был совершенно улетучился из моей головы, даже не оставив после себя ни какого привкуса.
Ко мне заходил доктор, и беглым взглядом осмотрев меня, сказал, что будет ждать меня после обеда. Он говорил это так, будто я здесь был вольным распоряжаться, где мне быть и куда ходить.
Иллюзия свободы?
После обеда, как и говорил доктор, за мной зашли санитары и отвели меня к нему в кабинет.
- Присаживайтесь, Николай! – предложил мне доктор, указывая на кресло напротив его рабочего стола, когда санитары, сделав своё дело, ушли за дверь. Я посмотрел на ту кушетку, на которой обычно наш врач проводил «допросы» своих пациентов.
- Нет, нет. – Сказал он, уловив мой взгляд. – Сегодня пообщаемся с вами в неформальной обстановке, поэтому прошу, присаживайтесь на это место! – и он вновь мне указал на кресло.
Я присел ни чего не говоря, удивляясь не понятному поведению доктора.
- Как вы себя чувствуете? – присаживаясь на своё место, спросил он.
- Нормально! – сказал я, пожав плечами.
- Ну, а как там ваши видения? – осторожно спросил он.
- Сказал бы, что тоже в норме, но их нет!
- Так даже? – хмыкнул доктор. – То есть, больше нет шумов в вашей голове, нет приходов к вам вашей души?
- Нет же, говорю вам!
- Очень интересно, очень! – он поправил всё норовящие сползти с его острого носа очки, в оправе зеленого цвета и кашлянул.
- Вы не доверяете мне? – неожиданно для себя спросил я.
Заметно покраснев, доктор стал поправлять край ворота своей белоснежной рубашки.
- Вы уж простите меня, но в моей практике впервые такое, чтобы пациенту легчало буквально на глазах!
- Что ж я в этом вас не упрекаю, но разве это плохо?
- Нет, нет, но мне следует понять, что стало следствием такой вот перемены. – Он вновь поправил сползающие очки, за которыми его маленьких мелькающих глаз было почти не видно. – Быть может, вы просто меня обманываете, ведь ещё сутки назад вы несли немыслимое! – он наклонился ко мне и прошептал, качая головой в знак того, что так не хорошо. – Вы даже мать с отцом похоронить успели!
После этих слов, я почувствовал, как сам наливаюсь краской. «Этот сукин сын решил меня проверить, играя на моих чувствах, моей памяти!?» Я впился пальцами в подлокотники кресла, сдерживая свои эмоции. «Мне отсюда надо выбираться, - думал я, - не подавай вида!»
Но доктор, увидев во мне перемену, явно был доволен, что выбрал верную тактику разговора, откинувшись назад на кресло.
- Скажите, док, – обратился я к нему, сдерживая на кончике языка ту брань, что хотел на него выплеснуть, - а вы сами ни когда не представляли себя на месте своих пациентов?
- Конечно, - потирая сухие и худые руки, ответил он, - ведь это часть моей работы. Это позволяет лучше по…
- Я не о том, вас спрашиваю, - резко я его перебиваю. – Как вы делаете свою работу! Я говорю о том, что вы ни когда не думали, что когда-нибудь и вас будут «изучать» вот, так же как и вы меня сейчас? Будут пытаться залезть к вам в мозг, решить за вас не разрешимые задачи?
- Если бы я об этом думал, то стал бы ближе к тому, чтобы распрощаться со здравым рассудком. – нервно перебирая пальцами, скороговоркой ответил доктор.
- Но и не это меня больше волнует, - продолжил я на него давить, - а то, как бы чувствовала себя ваша задница, когда вместо вас богом и палачом выступал бы другой человек, вынося вам вердикт?
Нервное перебирание пальцами остановилось, и доктор пристально на меня посмотрел, опустив руки под стол.
- Когда бы вас изо дня в день лишали вашей правды, – продолжал я, – заменяя на свою.
Знаете, почему многие пациенты возвращаются назад в свои больницы? Нет, не потому что их не долечили. А потому, что метод вашего лечения, наложения одной истины на другую, даёт в итоге отторжение действительности, то есть всё сначала, опять больничка, доктора... И даже в том случае, когда вам удаётся заменить полностью то, во что свято верил пациент, новое всё равно не приживается. И даже сейчас, чтобы помочь мне вы вытягиваете из меня мой мир и пытаетесь его заменить чем-то вашим, чем-то, что основано на вашем миропонимании. Но что если ваш мир не менее сумасшедший, чем мой. Просто разница в нас сейчас в том, что вы доктор, а я пациент. Мы по разную сторону с вами!
Доктор слушал меня и не перебивал, держа палец на кнопке вызова санитаров, которые ждали за дверью, в случае чего, а я всё продолжал.
- Вы хотели услышать от меня то, что хотели. Вот я вам и даю, но вам и этого мало! Так как же мне с вами поступать - по-вашему, или всё-таки - по-моему?! ОТВЕТЬТЕ МНЕ! СКАЖИТЕ! – не заметно для себя я перешел на крик, встав в полный рост со своего места. – ЭТО В ВАШИХ СЛОВАХ ЗВУЧИТ НЕМЫСЛЕМАЯ ИЗДЕВКА НАДО МНОЮ, МОИМИ ЧУВСТВАМИ И МОЕЮ ПАМЯТЬЮ, ГОВОРЯ, ЧТО МОИ РОДИТЕЛИ ЖИВЫ! ЭТО ВЫ ИЗУВЕР ПРОКЛЯТЫЙ…
В комнату ворвались санитары, при виде которых я потерял дар речи. Подбежав ко мне, они скрутили меня и усадили на место.
- Всё нормально? – спросил один из них вжавшегося в кресло доктора, у которого очки висели на одних ушах.
- Ах, да! – выходя из оцепенения, ответил врач. – Всё в порядке, - и уже обращаясь ко мне, сказал, - Жаль, что у нас не вышло продуктивной беседы. Очень жаль! Вас отведут назад в палату, и вы подумаете, хорошенько подумайте, там над тем, что я вам сейчас скажу - пока вы не примите то, что ваши родители живы, вы не поспособствуете вашему выздоровлению.
- ХОРОШ, МНЕ ВРАТЬ, ТЫ … ХРЕНОВ МОЗГОПРАВ!- брызжа слюной, кричал я. – ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ ИСПОЛЬЗОВАТЬ МОЁ ГОРЕ В СВОИХ МАНИПУЛЯЦИЯХ?
- Так вы считаете, что я всё выдумал? – поправив очки, спросил доктор. – Вы думаете, что у меня такое чувство юмора, замешанное на садизме? – и уже обращаясь к санитарам, сказал - Парни увидите его отсюда!
Подняв меня с кресла, один из санитаров, чтобы привести меня в подобающее чувство перед сопровождением, ударил меня в солнечное сплетение, от чего я согнулся пополам.
- Эй, ты что творишь? – закричал на него доктор. – Не в кабинете же!
«Сука! Старый хрыч!»- думал я, пытаясь отдышаться, но не как не мог.
- Да ему, по-видимому, и этого достаточно! – сказал доктор, смотря на моё раскрасневшое лицо и попытки глотнуть воздуха.
Меня хватают подмышки и волокут в коридор, у меня нет сил даже, чтобы подняться.
- Слушай, ты почему с ними всегда так жесток? – спрашивает один санитар другого, того, который меня ударил. – Мы ведь не зверьё какое-то, а ты вон как!
- Ты чё, осёл? – говорит другой, судя по голосу очень нервный тип. – Он же псих, ему ни всё ли равно!
- Ну как то не по-человечески. – Продолжает гнуть своё первый.
- Животных усыпляют, когда они сходят с ума, а человек чем хуже? Не по-человечески оставлять их в живых, когда они доходят до такого состояния.
- Ты что такое говоришь? – голос первого заметно повысился.
- Да не волнуйся, если бы было все, так как я говорю, то тебя бы точно не стали усыплять. – сказал второй и заржал во весь рот. – Кто же будет в таком случае выполнять твою работу?
- Ах, ты, - кинулся на второго санитара первый, - сосем, забыв обо мне бросив лежачим на полу.
Эта междоусобица позволила мне действовать. Главный выход был закрыт дерущимися санитарами, поэтому подскочив с пола, я побежал к запасному. Эти санитары даже не кинулись за мной, настолько их желание перегрызть друг другу глотки затмило их разум. Добежав до запасного выхода и дернув ручку двери, я с досадой понимаю, что этот путь побега отменяется – дверь закрыта. - Куда теперь? - мечусь я, выискивая пути.
- На крышу! – говорю я, увидев вход, на лестничный марш. – Поближе к богу, где я смогу с ним потолковать…