Динка ненавидела беседки, бани, посиделки на пляже, дабы кожа приняла равномерный золотистый оттенок, ненавидела шашлыки, томных дам и розовый цвет. Еще к ненавидимому ею можно было добавить все виды религии, любовные романы и компании, где собиралось более четырёх женщин. Ко всему прочему, существовала одна персона, к которой Динка испытывала неприязнь, граничащую с омерзением. Это была модная писательница женской прозы, Эльза Мармонова, она же Лиза Мурзич, бывшая Динкина одноклассница. Единственная, кто обращался к ней слащавым блеянием «Надю-юша..»
Однако в эти выходные Динка решила собрать волю в кулак, забыть про все «ненавижу», оставить мужа наедине с пельменями в морозилке и борщом, чтобы отправиться в глухую деревню, дабы помочь Лизавете (пардон, Эльзе Викторовне) в «непростой жизненной ситуации». Да, свою доброту и желание помогать всем и во всём, Динка тоже не любила.
Остановив процесс написания техпроцесса обработки рычага примерно на половине, сразу после фрезеровки граней и перед разметкой контура, Динка щёлкнула выключатель лампы, нажала «Завершение работы», попрощалась и побежала на электричку. В наушниках «горел асфальт от сбитых с неба звёзд». Хотелось, чтобы поездка к чёрту на куличики оказалась быстрой и небесполезной, в отличие от большинства других, связанных с «непростыми жизненными ситуациями» Лизки. Одно дело, встретиться в кафешке и полчаса поболтать, а совсем другое, торчать в сельской глуши и слушать пафосно-эстетские жалобы и всхлипывания. Такие поездки в последнее время становились чаще и чаще. Почему??? Ну, почему???
Прошло несколько часов в электричке с музыкой и безуспешными попытками уснуть. Тело, в общем-то, было не против, но мысли кружились в голове с катастрофической скоростью. Девушка-соседка флегматично жевала мороженое и смотрела в потолок. У кого-то получилось уснуть, кто-то читал газету, а некоторые приглушённо разговаривали. В пятницу вечером люди ехали на дачи прямо с работы. Через открытое окошко ветер приятно обдувал Динке лицо и плечи. А перед её закрытыми глазами мелькали образы: недописанный рычаг накладывался на Эльзу и её порнографические рассказки, фразы меняли друг друга, сливались воедино, становились лишь частью фееричной картины в голове Надежды Сергеевны.
На остановке под названием «Платформа «N-ный километр» Динка покинула вагон и понуро поплелась по направлению к домику подруги-писательницы. Вокруг бушевала растительность: кусты, деревья, трава, полевые цветы, полудикие розы, сирень, а за дорогой открывалось широкое поле до самого леса. Около десятка домиков в летнее время стали уютными и обжитыми. «Странно, что тут почти никто не живёт, место ведь просто сказочное», – подумала Динка. Да, и не всякая электричка здесь останавливалась, а на машине добраться возможности не было, так как дорога начиналась от железнодорожной станции и продолжалась в обратную от города сторону.
Лизавета в соломенной шляпе с широкими полями и розовой лентой покачивалась в гамаке и курила розовую ароматическую сигарету тонкими наманикюренными пальчиками. Её дом был двухэтажным и окрашенным в цвет чайной розы с белыми резными наличниками и таким же крыльцом. Гамак висел между берёзой и осиной.
Динка бросила сумку на пол и выругалась.
– Ах, фортуна отвернулась от меня, – молвила Лизавета, – Солнце более не светит так ясно и безоблачно, как раньше…
– Давай без предисловий. Что случилось?
– Надюшка, я устала. Я так устала от обыденности жизни. Устала от толпы. Мне хочется творить, но не могу. Никак. Я даже не могу начать печатать. Меня тошнит от роз, венков, объятий, крепких мужских рук, волнительной сладости и прочей дребедени. Я не могу так больше, меня ломает.
– И?
– Мне нужны идеи. Свежий взгляд. Что-то, что меня увлечёт. Что-то новое и необыкновенное.
– Спасибо, но однополая любовь меня не интересует, – отрезала Динка.
– Да, я не об этом, – протянула Эльза своим певучим голосом, – Мне необходима эмоция, впечатление, настоящее приключение.
– Родная, ты попуталась? Что значит приключение?
– Не знаю. Придумай. Технологию напиши.
– Слушай, без кофе я не умею думать. Сгоняй-ка, свари, – заявила Динка, усаживаясь на крылечке.
Лизавета нехотя вылезла из гамака и отправилась варить кофе. Динка, тем временем, позвонила мужу, чтобы посоветоваться. На тему приключений он смог придумать только погоню на снежных барсах, а затем предложил сбросить Лизавету в подвал, еду спускать по верёвочке и называть «Это». Динка ответила, что и сама была бы не против последнего варианта, но совесть не позволяет. Затем муж добавил, что самой лучшей идеей было бы забить на эту дамочку с непонятными потребностями и вернуться домой, в семью.
А у Динки уже начал появляться план небольшого приключения, которое она сама была бы не прочь совершить. Быстренько попрощавшись с мужем, Надежда поднялась с крылечка и зашла в дом. Отделка светлым деревом, обитая кожей мебель, два стеллажа с книгами, шкаф-купе с одеждой, плазменная панель, стильный холодильник светлого орехового оттенка, ноутбук известной фирмы, удобства первой необходимости… да, не хреновенький такой дачный домик! Динка взяла кружку капучино кофе-машинного приготовления, глотнула и заговорила:
– Всё. Придумала. У тебя есть полчаса. Нужно сделать бутерброды, налить термос чая или кофе, одеться во что-нибудь с длинными рукавами и штанинами, взять штук десять картофелин и не забыть захватить два полотенца и купальник. Запомнила?
Глаза Лизы заискрились детской радостью, она принялась бегать по дому, собирая всё необходимое по списку, чем напоминала весёлую дворняжку, вечно виляющую хвостом.
Через шестнадцать минут и тридцать секунд Лизавета справилась со своей задачей.
– Ну, и? Куда направляемся?
– Если мне не изменяет память, километрах в пяти отсюда озеро имеется. Туда и пойдём, – сказала Динка.
– Куда-куда?
– На Кудыкину Гору воровать помидоры. Ладно, погнали! Купальник не забыла?
– Так там ведь комары…
– А длинные штаны и рукава тебе на что?
– Думаешь, помогут?
– А фиг его знает, по месту разберёмся, – хмыкнула Динка, одним глотком допила остывший кофе, подхватила подружку-литераторшу за тонкое запястье и рывком вытащила из дома.
Железнодорожная платформа, посыпанная гравием дорога, девять домов исключительно по одну сторону от неё, золотой закат… Лизавета трижды провернула ключ в замке и пошла вслед за Динкой, помахивая корзинкой с припасами. Она, видимо, чувствовала себя Красной Шапочкой, которая идёт через лес, чтобы отнести бабушке пирожок. Недалеко от уха высоко и противно пищали комары, убивать которых было совсем несложно. Некоторые из них, случайно оставшись в живых, не улетали с насиженного места, а продолжали пить кровь и покорно ждали смерти.
– Я как-то гуляла там, в лесу за Душистым полем, – начала ни с того, ни с сего рассказывать Лиза, – Так вот, видела я остатки фундамента старого дома. Большой такой, видать, барский. А вот больше никаких остовов не нашла. Слышала, что с тех пор, как всё сгорело, здесь располагался только домик лесника. Да, вон тот, глупого зелёного цвета. В общем, от старой деревни или хутора сейчас осталось только кладбище.
Динка вздрогнула.
– Кладбище?
– Да, там за поворотом. Ты до сих пор их боишься?
– Не боюсь, – возразила Динка, – Мне там просто не нравится.
И соврала. Кладбища, могилы, кресты, ограды, венки приводили её в дикий неописуемый суеверный ужас. Страшнее всего для Динки было оглянуться. Главное, не оглядываться! И вот она шла рядом с сельским заброшенным кладбищем с покосившимися крестами. Сейчас подруги шли на закате, а возвращаться придётся позднее. Что там окажется за спиной, когда ты оглянешься, Наденька? Костлявые руки из-под земли, не упокоенные духи, трупы, просто трупы… Динке было страшно, очень страшно проходить через кладбище. Она шла, стиснув зубы, по дороге, расположенной так неправильно, так близко от могил. Вдруг Динке почудилось, что на одном из крестов стоит её имя. Прикусила губу, не стала присматриваться и не оглянулась. Никогда, она никогда не оглядывалась…
Лизавета взяла притихшую подругу за руку и ускорила шаг.
Дорога петляла изящной волнообразной линией, где гравий сменялся желтым песочком. В круглых лужах сверкало заходящее солнце. Подружки направлялись нестрого на северо-запад. Лиза то и дело останавливалась и срывала цветы, собирая полевой букетик. Динка, уже успокоившись, незаметно для себя начала улыбаться.
Четыре с половиной километра Лиза и Динка преодолели за сорок пять минут. И вот их взору предстало лесное озеро во всей своей красе. Динка не стала ждать Лизавету, а быстро переоделась в купальник и с шумными брызгами забежала в озеро. По пути она ударилась мизинцем ноги о круглый шершавый камень, ругнулась, а потом поплыла. Где-то рядом монотонно кричала кукушка. Лиза залезла в воду, чтобы спастись от комаров, сделала десяток гребков (что само по себе было подвигом, если учитывать, сколько раз она тонула при купании), а затем романтическая литераторша с визгом выбежала на берег. Кукушка не замолкала.
Пока Динка мерила гребками озеро, Лиза собрала хворост, разожгла костёр и успела покурить, дважды. Потом они пекли картошку, ели бутерброды с плавленым сыром и кусочком колбасы. Динка начала рассказывать краткую версию своей любимой книжки Стивена Кинга «Оно». От загламуренной писательницы любовной прозы Эльзы Мармоновой не осталось и следа. Лиза жевала бутеры, роняла слишком горячую картошку, смеялась, перебивала, снова смеялась, курила, пила кофе из термоса и слушала историю о проклятии города Дерри.
Так наступила полночь. Динка даже не заметила. Но карета уже стала тыквой, а смеющаяся Лиза – Эльзой Викторовной. Менее чем через час они вернулись в уютный домик цвета чайной розы. Утром Динка поехала домой, к мужу, со смешанными чувствами радости, удивления и разочарования.