Экспериментальная биология

Борис Безрода
Пятиклашки старательно писали. В классе стояла тишина, услышать можно было только дыхание, да иногда поскрипывание ручек о бумагу. Учитель биологии и химии Юрий Георгиевич сидел за учительским столом, напустив на себя вид сосредоточенный и строгий. Сосал очередной мятный леденец, которых за рабочий день поглотил сегодня не меряно для маскировки противностей изо рта, и боролся со сном. Пять уроков он продержался бодро, а на этом последнем его серьёзно разморило. Спать хотелось дико, поэтому он и решил провести в классе письменную контрольную. Но даже сидеть в тишине класса напрягало. Иногда его мозг проваливался в бессознание и он на мгновение отключался, теряя равновесие на стуле, из-за этого вздрагивал, а сотрясение тела снова приводило его в себя.

Юрий Георгиевич провёл минувшую бессонную ночь с физиком и математиком Вадимом Львовичем. Под селёдочку с луком и откровенные мужские разговоры они незаметно для себя выпили на двоих три бутылки водки. Жаловались друг другу на тяжелую судьбину, забросившую их в этот околополярный посёлок, где доживали свой срок работники и сидельцы Ивдельлага, да  исправлялись расконвоированные «химики». Впрочем, здоровяк Вадик не особенно печалился. Недоучившийся студент-физик, как-то неосторожно избивший сокурсника и поэтому отправленный сюда перевоспитываться «на поселение», расценивал пребывание здесь как приключение. Поперевоспитывается он ещё годик и слиняет учиться дальше, назад в Питер к папе профессору и интеллигентной бабушке. А вот у Юрия Георгиевича действительно драма.

Голова Юрия Георгиевича снова перестала мыслить. В сером бессознании он почувствовал, что опять валится со стула, но, вздрогнув всем телом, опять пришёл в себя, и снова стал вспоминать каналью Вадика, который умудрился за полтора года обрюхатить трёх баб, но остаться не закабалённым. Все три подружки Вадика одна за другой выкинули плод. Весёлый Вадик, скушав бутылку водки, рассказал минувшей ночью, как он этого добился. Оказывается, этот пройдоха скрутил блок высокочастотного направленного генератора с радара, брошенного на территории уже как десять лет забытой военными и потому бесхозной воинской части, расположенной около их поселения. КВЧ – было отштамповано белой краской на зелёном боку этого приборчика. Стырил из школьного кабинета физики понижающий трансформатор и релюшку для того, чтобы соорудить домашнее работающее устройство против сожительниц. Ведь бабы, чуть почувствовав беременность, начинали жалиться об этом Вадику, о том, что, мол, ребёнок от тебя, женись мол, скотина.  А хитрый Вадик не сопротивлялся. Он нисколечко не отказывался, он просто усаживал подругу на стул за обеденный стол, сам садился напротив и пил с женщиной чай с вареньем, рассуждая о будущем ребёнке и их светлой жизни  в составе семьи.

Хитрость заключалась в том, что во время чаепития Вадик включал КВЧ стоящий на табуретке недалеко от подруги и нацеленный на её живот. Ушлый любовник маскировал приборчик, обкладывая его своими грязными трусами, носками, майками и рубашками. Так что уже почти невеста, пьющая чаёк с вареньицем, думала, что это он всего лишь так неряшливо приготовил бельё к стирке. И уже тайно мечтала о перевоспитании грязнули. Двух, трёх таких чайных посиделок хватало, чтобы в течение месяца потенциальная невеста заболевала, и у неё случался выкидыш. Тогда Вадик говорил несостоявшейся жене: «ну  вот, не обессудь, сама виновата, чёж моего ребёночка-то выкинула», и принимался за новую жертву.

Способ, которым Вадик избавляется от страждущих  женщин, вызвал у Юрий Григорьевича необыкновенное уныние и злость на себя за то, что он дал когда-¬то беременной Вике захомутать себя и родить ненужного Игорька. Вон он сидит за третьей партой у окна, зыркнул на мальчишку Юрий Григорьевич. Из-¬за него и его матери он – талантливый и красивый, остался прозябать в этой дыре с ныне толстой Викой и тупым Игорьком, который может вовсе и не сын ему.  Тоска от собственной ненужности накатывала на Юрия Георгиевича. Глубоко в душе он завидовал активности Вадика и сетовал своей пассивности. Ведь и баб он на стороне не забрюхател и даже из воинской части ничего полезного не уныкал.

Пора оторваться от навязанных жизнью шаблонов, разорвать круг замкнутой бесцельности  «работа – диван с зомбиящиком телевизора – работа» и стать активным пожирателем жизни, как Вадик, – подумал Юрий Георгиевич и снова провалился в бессознание.  Вестибулярное чувство скорого падения со стула снова заставило его вздрогнуть всем телом. От этого он опять пришёл в себя, и тут же в нём возникла жалость к себе, от того, что он молодым специалистом добровольно притащился сюда, в эту дыру, как казалось в лучшем случае на обязательных три года, а оказалось, что он сгубил здесь свою молодость и сидит уже двенадцать лет.

А ещё Вадик  ночью поведал, что надыбал он в той же брошенной воинской части радиоактивную свинцовую пластину, которую периодически подкладывает своим недругам. То, что пластина обладает смертной силой, Вадик доказал, указав на смерть кота трудовика, который повадился ссать на коврик в Вадикину квартирку в их учительском доме. Вадик рассказал, что он схоронил свинец под ковриком всего на недельку, и через неделю на коте начала облезать шерсть, он исхудал, начал ходить шатаясь, а потом исчез вовсе. Типа, издох. Трудовик ещё по этому поводу поминки устроил три дня назад. Хорошо они тогда погудели с Вадиком и физруком, на четверых десять бутылочек беленькой приняли, заедая водочку солёными груздями, которые трудовик заготовлял бочками, так, что  у него всегда был грибной переизбыток.

– А не начать ли подкладывать радиоактивную пластину на ночь под Викину сторону кровати? – задумался  Юрий Георгиевич, – Ну конечно, он сегодня же попросит эту свинцовую хреновину у Вадика и в сарайке распилит ножовкой надвое, одну часть непременно поместит под сторону кровати, где храпит Вика, а вторую под кровать Игорька.

Юрий Георгиевич опять стал крениться на стуле, проваливаясь в сон. Резко осадил своё стремление заснуть и чтобы прервать печальные мысли, обратился к классу:

– Ну хватит, хватит писать. Давайте-ка сейчас узнавать, что вы там понаписали. Итак, тема вашего творчества была, как и когда вы встречаетесь с дикой природой. Вот ты, Оксана, о чём ты написала, – для затравки обратился он к отличнице Оксане  – хрупкой черноволосой девочке. Оксана отличалась бледностью тонкой кожи, из-под которой просвечивали набухшие, нездоровые вены, которые можно было разглядеть на руках и висках.

Оксана встала и, близоруко пялясь в поднятую к глазам тетрадку, стала читать, что с дикой природой она встречается с весны по осень. Весной с родителями собирает черемшу на старице, летом ягоды и грибы, а ещё картошку на огороде пропалывают. Осенью тоже ягоды и много грибов на зиму готовят, а ещё околачивают кедры, чтоб заготовить кедровые шишки.

– Кто ещё о том же написал? – Юрий Георгиевич обвёл взглядом класс.

Почти все подняли руки. Два весёлых переростка-второгодника Рома и Хома на задней парте, да его Игорёк не вытянули руки.

– Что  за дела? – подумал Юрий Георгиевич, – Игорь то чего выпендривается. Что он по ягоды с матерью не ходит? Чё, он лучше всех, что ли хочет быть? – стал про себя злиться Юрий Георгиевич.

– А у тебя рассказ о чём? – обратился он к Игорю. 

Мальчик встал и, уставившись в тетрадку, лежащую на парте, стал негромко писклявым голоском рассказывать,  что в зимние каникулы он ездил в леспромхозовский посёлок к дяде Вите, а тот взял его с собой на валку леса. В полдень, когда дяди Витина бригада расположилась на обед на осучкованных стволах, из леса на просеку вышли голодные волки. Звери хотели напасть на людей, но лесорубы не растерялись и, включив свои бензопилы, отбились от свирепых хищников. Самый матёрый волк достался дяде Вите. Тот волк в отличие от других не стал убегать от людей, вооружённых громыхающим оружием, а наоборот, прыгнул на дядю. А дядя Витя не растерялся и перепилил волка своей бензопилой.

– Ну и что за околесицу ты нам тут несёшь? – надменно спросил Юрий Георгиевич у Игоря, с удовольствием наблюдая, как на задней парте оживились, захихикали мускулистые второгодники Рома и Хома, – нельзя бензопилой перепилить волка, это тебе не циркулярка. Выдумываешь ты всё, Игорь. А ведь я просил всех правдивые рассказы написать. – Ведь, верно, ребята? – обратился он к классу. А сам, усмехнувшись в душе, подумал, с чего бы у Игоря постоянно такой писклявый голос. Может это ему Виктор яички бензопилой отмахнул?

Пятиклашки усиленно и весело загудели. Они с удовольствием приняли наезд на учительского сыночка.

– Ничего я не выдумываю, – тихо пропищал покрасневший Игорь.

– Выдумываешь! Ты такой же фантазёр, как твой дядя Виктор. Ты лучше расскажи, что это вы там с твоим Витей курили? А может он тебе водку наливал, так что всякая чушь мерещиться стала? – спросил Юрий Георгиевич, сделав свой голос максимально строгим.

Многие ребята в классе откровенно захохотали, заулюлюкали. Юрий Георгиевич победно взглянул на второгодников на задней парте – его надежду и опору по дисциплине в классе, оценивая, как они восприняли его отповедь. Переростки ухмылялись, с интересом  разглядывали Игорька.

– А что, может и люлей ему вломят, – подумал Юрий Георгиевич, – поделом ему пискле, будет  вести себя покорнее.

Неожиданно громко Игорь крикнул своим девчачьим голосом:

– Ты сам водки опился, раз дяде Вите не веришь!

И выбежал из класса.

Во внезапно возникшей тишине пропел звонок, извещающий конец урока, а для Юрия Георгиевича окончание утомительного рабочего дня. Пятиклашки сорвались с мест и ломанулись в дверь, вон из класса, на свободу.

Юрий Георгиевич неподвижно и молча сидел за своим столом. Голова его заработала на полную мощь, генерируя чёткие, понятные мысли. Во-первых, он осознал, что своей истеричной выходкой Игорёк попытался опустить, принизить его, не только своего отца и кормильца, но, прежде всего, учителя. Опозорить перед классом, захотел. Непременно вечером дома надо накостылять ему и впредь запретить называть себя папой! Во-вторых, демарш паскудника удался не особенно, звонок с урока помешал ученикам врубиться в ситуацию. Однако, если всё оставить как есть, дерзости могут повториться, что очень сильно ударит по его учительскому авторитету. Значит, необходим ответ!  Тут же конструктивная мысль осенила Юрий Георгиевича: он сейчас же пойдёт к трудовику, у которого точно имеется бензопила, возьмёт её у него и перепилит писклявого Игоря!

Сказано – сделано. Юрий Георгиевич поднялся из-¬за стола, взял портфель, где булькала почти полная бутылка водки с винтовой крышкой, вышел в коридор и, не обращая внимания на мечущихся учеников, прошёл к лестнице, спустился со своего второго на первый этаж и зашёл в большую комнату, где мальчики обучались труду. Ему повезло, трудовик был на месте, задумчиво копался в ящике учительского верстака, а класс был пуст.

– Махмудыч, одолжи бензопилу, – без прелюдий обратился к трудовику Юрий Георгиевич.

– Зачем, – меланхолично спросил трудовик, продолжая неторопливо что-¬то искать в ящике.

– Надо, –  коротко сказал Юрий Георгиевич и, открыв портфель, достал бутылку и со стуком поставил её на верстак.

– Трудовик молча достал из ящика стола два не новых пластиковых стаканчика, дунул поочерёдно в каждый, освобождая от пыли, и поставил на верстак. Юрий Георгиевич разлил водку по стаканам и они, не нарушая тишину, выпили до дна.

– Вон, в углу стоит, – прервал молчание трудовик, махнув рукой по направлению бензопилы, – только ты её здесь не заводи, а то директриса прикопается к запаху выхлопа и будет вонять, что не только пью, но ещё и нюхаю. А мне это не  надо.

Юрий Георгиевич уже направился по направлению к инструменту.

– Хорошо, – коротко бросил он. Взял тяжёлую пилу в левую руку  и направился во двор.

Была весна, конец апреля. Хоть небо по-зимнему продолжало хмуриться, снег стал мокрым, рыхлым, собравшись в большие гранулы. Природа готовилась ожить, а Юрий Георгиевич собрался изменить свою жизнь на активность, начать действовать. В тему, в унисон расцвету и оживлению. Он, с удовольствием вдыхая весенний воздух, подошёл к левому торцу двухэтажного здания школы, где уже десять лет гнили брёвна, ещё со времён, когда школу отапливали дровами, до постройки в посёлке котельной. По тропинке, протоптанной курящими старшекласниками, зашёл за брёвна и оказался на площадке незаметной со стороны фасада школы. Поставил пилу на утоптанный снег, в место, которое ему показалось не заплёванным подростками, и рванул трос стартера инструмента. Бензопила не завелась. Пробуя запустить инструмент, начал остервенело дёргать трос на себя ещё и ещё.

– Наверное свеча, – услышал он. Оглянулся, за спиной  стоял улыбающийся Вадик.

– Ну да, наверное, от свечи искры нет, – предположил Юрий Георгиевич, – схожу--ка я к трудовику, может у него запасная есть.

– Точно есть! – ухмыльнулся Вадик, доставая из-за пазухи бутылку «Уральского бальзама». Они присели на торчащие брёвна и начали пить сладкую сорокаградусную настойку. Пока пили, неожиданно возник трудовик с новой бутылкой водки. Водку они стали пить, закусывая солёными груздями, доставая их из жёлтой эмалированной кастрюльки. Кастрюльку с грибами в пакете притащила заботливая Анастасия Филипповна – жена трудовика. Верная жена Анастасия Филипповна принесла закусь и исчезла.

– Повезло же мужику с женой, – хором признали Юрий Георгиевич и Вадик. Грех было не выпить за жену Махмудыча, а потом и за её здоровье. И повторить за здравие Анастасии Филипповны.

Неожиданно и вдруг завелась бензопила. Инструмент завёлся в аккурат к появлению директрисы, которая визгливо стала выговаривать Вадику, что он сорвал урок, не явившись на работу в класс, что она не позволит здесь распитие спиртных напитков и, вообще, наябедничает в комендатуру, как весело и пьяно Вадик отбывает здесь срок на поселении.

Защищая друга, Юрий Георгиевич поднял вибрирующий от работы, гудящий инструмент и положил пильную шину с вращающейся цепью на плечо беснующейся директрисы. Неожиданно легко метал, порвав, надетую на женщину шубу, вошёл в её тело и через грудь стал опускаться к бёдрам. Через мгновение на снег упали две половинки директрисы. Из обеих торчали порванные кишки.

Остро запахло внутренностями, кровью и калом. Та часть, что была с головой, ещё немного покричала, пока Юрий Георгиевич не разделал этот кусок на три части.

На крик директрисы появился физрук – четвёртый и последний член их мужского учительского коллектива. Физрук почему-то не увидел останки директрисы, а ведь они были бы ему дороги, поскольку директрису и физрука связывали многолетние романтические отношения.  Наверное, их убрала и забрала  на корм свиньям заботливая и домовитая Анастасия Филипповна, ведь она только что приносила компании отварную горячую картошечку.

Физрук всегда производил на Юрий Георгиевича впечатление педераста, поскольку был сух, строен и любил произносить  непонятные слова.

Вот и сейчас, он сказанул несуразное:

– Вуаля! – и достал откуда-то из недр своего белого овчинного тулупа две непочатых бутылки водки.

А бензопила работала. Пока трудовик, физрук и Вадик что-то увлечённо обсуждали, Юрий Георгиевич стряхнул с себя пьяную осоловелость.

– Пора действовать! – проскандировал он и, взяв вибрирующий и завывающий инструмент, пошёл искать Игорька.

Игорька он нашёл на факультативном уроке, который вела историчка Юлия Тимофеевна. Ученики и училка в классе одновременно онемели и замерли, когда он ввалился в кабинет с бензопилой, которая тарахтя, выплёвывала душный сине-жёлтый выхлоп, с примесью запаха неотработанного бензина. Он молча подошёл к Игорю и, взмахнув полотнищем, с вращающейся цепью, отмахнул мальчишке голову. Почувствовал гордость от неподдельно восхищённых взглядов Ромы и Хомы, глядевших на него с последней парты. Весело подмигнув им, развернулся к историчке.

Эта сучка не дала. Он хорошо помнил обиду от того, что Юлия Тимофеевна не дала ему после застолья, когда они учительским коллективом отмечали приход этого года, хотя он недвусмысленно намекал ей об этом и даже проводил до двери её квартиры. А она, сучка, открыв свою дверь, прошмыгнула во внутрь, не дав ему войти и из-за двери стала увещевать его вернуться домой и лечь спать с женой Викой. Будто бы он забыл, как зовут его жену, она сучка, называла её имя из-за двери. Не дала и оскорбила, сучка, сука, сука. Поэтому он, оставив обезглавленное тело ненужного сына, шагнул к замершей в ужасе историчке и пилой полоснул её по горлу, а когда она, забулькав и захрипев, упала, ещё инструментом ткнул в её грудь. Нехрен ей со стоящими сиськами ходить. У всех свисают под одеждой, поддерживаемые лифчиками, и Юльке не след выделяться. С этой  справедливой мыслью он ещё раз с проворотом боднул бешено вращающейся цепью грудь женщины, корчащейся на полу. Левая сиська училки разлетелась градом жёлтых окровавленных кусочков ткани молочной железы, собранных, подобно весеннему сугробу из видимых глазом, немного рыхлых гранул.

Воплотив задуманное, Юрий Григорьевич, вышел из школы и прошагал к стоящему напротив входа в школу киоску. Азик из киоска, увидев его с окровавленной и работающей  бензопилой в руках, всё понял и сразу же протянул две бутылки «Амаретто».

Держа в левой руке бензопилу, а правой – бережно прижимая к груди две бутылки итальянского палёного ликёра, изготовленного на Серовском гидролизном заводе,  он подошёл к своим товарищам, которые, с удивлением, только сейчас заметили, что он их покидал на время. «Амаретто» произвёл восторг. Впрочем, с напитками возник перебор, поскольку Юрия Георгиевича потянуло в непреодолимый сон. Засыпая, он услышал как трудовик пьяным голосом сетовал Вадику, что починить бензопилу никак не получается, дело не в свечах, а в моторе, наверное поршень в цилиндре заклинило и надо будет завтра начинать переговоры с директрисой о списании этой и покупке новой бензопилы.

Юрию Григорьевичу стало смешно, когда он представил себе, как ещё не распиленный Вадик и трудовик собирают в директорском кабинете на кресле части директрисы, прилаживают их словно снежные шары при лепке снежной бабы. Всё для того, чтобы воссозданная директриса смогла потолковать с Махмудычем о новой бензопиле, которой снова будет распилена на части. Эволюция, которую он не успел дофантазировать, поскольку  провалился в окончательное бессознание.

Очнулся он от того, что кто-то легко тормошил его за плечо.  Рядом на брёвнах растянулись пьяно храпящие трудовик, Вадик и физрук.

– Папочка, вставай. Не лежи здесь, заболеешь, мы тебя с мамой ждём и ищем по всему посёлку, – пропищал тонким голоском Игорёк и заботливо попытался поднять Юрий Григорьевича, чтобы отвести домой.

 

С полным текстом можно ознакомиться в сборнике рассказов "НЕПРАВИЛЬНЫЕ ГЕРОИ" https://ridero.ru/books/nepravilnye_geroi/