+18 Ненормативная лексика.
Египетская сила! Странные они, все эти городские. Как их там, во, интлигенты... Придумают же, блин. И денег у них, как у дураков махры. У меня в соседях третье лето два таких придурка мучаются. Один очень учёный, может даже профессура. Да чего там, может, он самый и есть. В золотистых очочках. И при седой козлиной бородке. Гляну я на его очкастую рожу, и заболит, заноет у меня сердце. От осознания, что вот она, истинная причина, почему вся наша наука нонешняя в жо..., ну, в застое. Да оттого, что у неё такая профессура дурная. Факты так и прут косяками. Денег у него, да я уже говорил, а он избёнку себе купил, упасть не встать. У всех наших местных алкашей и то приличнее будут. В этой же ранее, помнится, Пашка Чума жил. Ремонт он в ней делал аккурат в семьдесят шестом, перед тем как на БАМе сгинуть. Помнится, когда всей деревней его на поезд везли, горевал он сильно. Мол, на ху..., ну, зря на обои, доски и краску потратился. Сколько бы ещё на эти деньги можно было самогона накупить. Все кто на вокзале был, в арифметику вклюнулись. Передрались пару раз из-за итоговой суммы. Но в одном сходились. Действительно, до хрена. Про жопу и другие похожие слова мне другой интлигент писать запретил. Семён Николаевич, будь он не ладен. По фамилии Зарубин. Это он подбил меня всю правду про этого Гавриила Яковлевича Инина на бумагу записать. Только он такой же Инин, как я - австралийский бармен. У него прямо на лбу написано - я есть еврей Герша Абрамович. Это Николаич про него такую характеристику высказал. И я ему верю. Поэтому и писать начал, чтобы сионизьм изобличать. Вот только он, Зарубин, слова привычные употреблять при написании запретил. Очень мне это большое неудобство доставляет. Только привычный я к тому, что в нонешней жизни ничего легко не даётся. Как говорится, гонорар требует жертв...
Впрочем, мне - то это до пиз..., ну, до лампочки. Я врождённый интрациналист. По мне, что еврей, что чукча, что француз из провинции Ла-Манш, лишь бы человек был хороший. Или хотя бы при деньгах. Египетская сила! Вот Николаич, он всегда при них. Пообещал мне две полторашки самогона, если я все эти истины про этого Инина ему на бумаге накарябаю. Этот сказал, этот - сделает. Он и дом себе ладный отхватил. Не то, что этот демаскированный еврей. В нём раньше, помнится, сельсовет был. Так ему этого мало, он на него второй этаж забабахал. И черепицей его приплюснул. Деловой, блин. Всё лето в мобилу трындит. И беседка у него, и мангал, и скважина, и баба... Зоечкой звать. Из тех, от которых у мужиков слюнки текут. Он меня попросил, помнится, две дырки в кирпичной стене просверлить. Пошёл и просверлил. Мужики наши до сих пор не верят. Только я никогда в таком деле не спиз..., ну, не наеб..., тьфу, блин, честное комсомольское! Он мне за них литр беленькой и полтинник на закусь. Вот и вышло, что и этот не шибко умный. Какая на *** закусь!?! Это же ещё литровка самогона! Два дня у меня праздник был! А в другой раз, помнится, я машину ему помыл. Египетская сила! Он мне тут же пузырь, без всяких предисловий и преамбулов. Когда я вольву драил, Зоечка его всё рядом тёрлась. А сама в одном купальничке детском. Все сиськи и прочие достоинства в глаза так и прут! Ох, блин, как она тёрлась... Врезал бы я этой Зоечке... А Инин, он слабак. И натура его жидовская на каждом шаге наружу выползает. От этого и наука наша вся... Да чего про это распинаться. Сами видите, из-за них спутники наши как горох на землю сыпятся.
И про хату его я уже сказал. Египетская сила! Натуральная избушка на курьих ножках. Только без них. Чихнёшь в её сторону, рассыплется. Теперь про то, как он меня первый раз обдурачил. Попросил меня этот Инин забор ему починить. Там этого забора и не было. Было одно название. Я на него, помнится, три прожилины берёзовых, пять столбиков сосновых, штук двадцать штакетин и полдня своего времени угробил. И всё это из своих личных запасов. А этот Гаврила всё под ногами путался и про свой шибко научный институт треплется. Какие у них там трудности и прочие склоки околонаучные. Закончил я, закурил. Стою. Жду. Этот задохлик двумя ручонками в забор вцепился, пыжится. Только хрен наны. Стоял, как Великая Китайская Стена, не шелохнулся. Начал он меня благодарить, ручками своими мягкими мои мозоли ощупывать. А потом он мне и говорит. Пошлите я вас, это он мне, чаем с кренделями напою из настоящего самовара, тысяча восемьсот какого-то года. Тут я сразу взбодрился, говорю, пошли. Пробились мы под яблоньку, в бурьяне чуть не заблудились. Ага, помнится, до того всё канадской лебедой там заросло, любые ихние сафари ерунда на постном масле в сравнении с этой лебедой. Уродилась она в тот год хлеще прежнего. Слона с макушкой можно было упрятать. Стоит там самоварчик, закопчённый и знатно помятый. Начал этот Инин потеть, сапогом его раздувать. Сижу, курю, жду. Египетская сила! А у самого уже слюна. Он сапогом шмыгает, и снова про свой институт распинается. А я тихонько и под стол, и под скамью, и бурьян взором пронзаю. Нет её. Ну, думаю, в доме. Охлаждается. Раздул он, дымок пошёл, самоварчик забулькал. Он сразу в дом. Я, помнится, даже ладони потёр в предвкушении. Гляжу, тащит Инин сквозь свои джунгли канадские поднос. А на подносе только тарелка со сморщенными калачами, чайничек махонький заварной и покоцанные бокалы. Египетская сила! Даже сахара не было, вреден он, мол, для здоровья. Да ххххх...рен с ним, с сахаром. Я пузырь выглядываю. И выглядеть никак не могу. Даже испугался, вдруг внезапно ослеп? Только как его выглядишь, когда нет его там! Ну, блин, абсолютно и конкретно. Этот деспот кипятка нацедил, заварки три капли капнул, крепко тоже вредно, и баранку мне тянет: "Угощайтесь, сосед!" Я думал, шутит. Ну, типа, приколист. Взглядом его ощупываю. Думал, может он его за пояс или в рукав засунул. Поэтому сразу его на ху..., ну, в пиз..., блин, или еще, куда подальше не послал. Взял его, калач тот, и машинально в рот. Откусить, помнится, попытался.
Египетская сила! Зубы у меня, все семь, очень крепкие тогда были. Или, их уже шесть оставалось? Во, блин, запамятовал. Я перед тем, помнится, в бане был. А там всякое случиться может. Так вот, я ими горлышки у бутылок на спор откусывал. И колючую проволоку без ущерба для организма грыз. Ещё, помнится, гвозди из половиц вытаскивал. А от ининской баранки они затрещали и погнулись. До того, зараза, прочная была. Пришлось мне её в чае замачивать. А этот Гаврила свою грызёт и нахваливает. Я его тогда даже немного зауважал. Подумал, что есть шансы у нашей науки из дерь..., ну, из жо..., из задницы вылезти. А ещё сделал ошибочный вывод. Подумал, что всё у них через... наоборот. Сначала чай, а водка - на десерт. Ошибся я, братцы, и как ошибся! Пока я свой отпаривал, он остальные слопал, чаёк свой жиденький дохлебал, руки на впалой груди сложил и на меня сквозь очёчки улыбкой лупится. Весь красный и жизнью довольный. А мой калач до того разбух, что никак из бокала не вылазит. Никак я его пальцами не подцеплю. Стал ложечкой, она, зараза, погнулась. Выкрест этот деликатность проявляет. Мол, ничего страшного. Мол, очень благодарен, но не смею задерживать. У вас, наверное, это он мне, свои дела имеются. Вот тут я и прозрел! Отшвырнул я поднос с бокалом и прочей бижутерией в джунгли. И вежливо так спросил, значит, водки не будет? Кузнечики от слов моих горьких смолкли. Бабочки попадали разучившись крыльями махать. Инин весь задёргался, засюсюкал, головкой затряс. Мол, вредно это, а чай полезен. Мол, спивается наша деревня, деграбдирует! Но если вы, это он мне, без водки не можете, то я могу для вас... Тут, помнится, я его послал! Египетская сила! И как послал! Если бы написал тут как, то этот Николаич, пусть он редактором штаны в журнале протирает, и много всякой хрени читал, точно бы весь наш контракт расторгнул. Мне самому, как вспомню те посылы, немного боязно делается. А мне без контракта труба. У меня на его полторашки самые серьёзные планы. Уже и люди о них знают. Заскрежетал я тогда зубами, застонал от горя. Все воробьи с яблони тут же врассыпную. И профессура мой сквозь джунгли свои как сохатый ломанул. Ставни как барабанная дробь застучали. Дверь грохнула, как кусок динамита. Жалко, хата его, блин, крякнула, но не рассыпалась.
А ведь все мужики наши подтвердят, что я - спокойный. Особенно, если трезвый. А нетрезвый, ещё спокойнее. Кто бы другой такое надругательство выдержал? Египетская сила! Да... никто! А я - выдержал. Только стол из земли выворотил и самоварчик, об яблоню ударяя, в поднос переделал. Зашвырнул их в эти лебединые джунгли. И гордо ушел, не проронив более ни слова по поводу всего этого еврейско-профессорского коварства... 07.06.13г. 22.00 - 23.57