Торжество глума

Михаил Журавлёв
     Исполненный недавно Концерт для фортепиано с оркестром петербургского композитора Юрия Красавина (http://vk.com/id79111?z=video79111_165289922) являет собою поразительно точную иллюстрацию к высказанным мною тезисам о постмодернизме (http://www.proza.ru/2009/08/11/243; http://www.proza.ru/2013/03/15/961; http://www.proza.ru/2013/02/24/622; http://www.proza.ru/2009/11/01/377).
     Автору не откажешь ни в таланте, ни в технологической изощрённости. Как-никак профессионал, не только успешно окончивший Консерваторию и прошедший непростой отбор в Союз композиторов, но и много лет уже в оном творческом союзе предлагающий взыскательной публике самые разнообразные опусы во многих жанрах.
     Рассматриваемое сочинение, прозвучавшее со сцены не какого-нибудь периферийного клуба, а с одной из лучших сцен мира - Большого зала Филармонии имени Д.Д.Шостаковича, было вполне артистично и с достоинством исполнено коллегой автора композитором и пианисткой А.Хрущёвой и оркестром под управлением маститого дирижёра А.Штейнлухта, было достаточно тепло принято публикой, в некоторой своей части даже восторженно. Казалось бы, чего ещё желать! Очередное новое сочинение ныне здравствующего автора ярко заявило о себе и самим фактом своего появления на прославленной сцене красноречиво свидетельствует о том, что музыка не умерла.
     А я, дурачок разэтакий, вступаю в полемику и утверждаю: в этом сочинении музыка умерла!!!
     Первыми тактами заставив вслушиваться в себя выверенными аллюзиями, направляющими слушателя к высочайшим образцам классики - концертов В.А.Моцарта, Л.ван Бетховена, сочинение петербургского композитора направляет слушателя в ловушку, которая захлопывается уже через несколько секунд. Все эти аллюзии, имеющие почти цитатное сходство отсылки в образцам подлинно великого, выполнены мастером без соответствующего пиетета, как говорят, "с холодным носом". Каждая намеченная автором волна нарочито прервана гигантской паузой, не просто разрывающей единое целое на лоскутки. Она убивает энергетику волны. Заставляя слушателя вслушиваться в эти многозначительные паузы, композитор словно произносит надгробное слово над прахом узнаваемых гениев прошлого. Нечто подобное нередко проделывал А.Шнитке, но, в отличие от Ю.Красавина, почти всегда соблюдая меру пафоса. Здесь мера нарушена. И вовсе не по недомыслию автора. Она нарушена сознательно. Это часть стратегического замысла автора. Когда патетическое слово превышает меру, оно оборачивается своей противоположностью. Вместо надгробной речи возникает фарс. Композитор мастерски прячет свою саркастическую улыбку. "Вам нравится Моцарт? Вы благоговеете перед Бетховеном? Пустое! Они - только звук. Смотрите: стоит только чуть исказить их, растянуть паузы, деформировать логику модуляций, внести путаницу в фактуру, и от всего их благолепия ничего не останется", - словно заявляет нам автор.
     Дальнейший разворот 22-минутного Концерта полностью подтверждает эту мысль. Автор вроде бы рефлектирует по поводу утраченных идеалов, вроде бы рисует трагическое несовершенство мира, вроде бы ищет обретения новой гармонии и не находит её. Но всё это - только ВРОДЕ БЫ, понарошку. Ни в одном повороте музыкального повествования композитор не позволяет себе ни единого эмоционального выплеска. Абсолютно строгое по форме, почти механистически воспроизводящей классическую сонатную, с формальной кульминацией, размещённой точно в "точке золотого сечения", начисто лишённое хотя бы тени внутреннего перерождения исходного музыкального материала - того, что превращает музыку из мёртвого алмаза в живой организм, сочинение Ю.Красавина блестящий образчик постмодернистского формализма. В нём всё - только кажущаяся реальность. Хотите услышать любимого вами Моцарта? Да пожалуйста! Только вглядитесь, какой он блёклый, выцветший, неживой - прямо как восковая фигура. Хотите потешить свой разум наблюдениями за столкновением возвышенного и низменного, прекрасного и безобразного? Извольте: середина сочинения (строго соответствующая фазе разработки классической сонатной формы) предоставит вам такую прелестную возможность. То, что из сопоставления полярных образов никак невозможно понять, на стороне какой сферы сам автор, за какой из образных сфер окончательная победа, неважно. Композитор не моралист. Хотите трагедию - придумывайте её сами, додумывая за автора, как сложить пазл. Хотите комедию - нет проблем, развлекайтесь, посмеиваясь над несопоставимостью квакающего глиссандо тромбона с возвышенным речитативом фортепиано на фоне пульсирующих фигураций струнных.
     Ни одна из представленных автором интонаций не дышит, не расцветает внутренней жизнью. Опытный композитор сосредоточенно перебирает чётки, не вкладывая души ни в какую деталь. Он - бесстрастный наблюдатель, мастерский вивисектор, искусный коллекционер. Всё уже пережито, испробовано, и воспоминания о былых ощущениях не доставляют более ничего, лишь иногда вызывая унылую меланхолическую улыбку пресытившегося человека. Мир - бессмысленный калейдоскоп впечатлений, теней, обрывочных видений, и всё, что остаётся человеку в этом мире - перебирать чётки.