Мы с тобой два дерева

Алекс Сомм
    ПрОсолов любит вкусно рассказать историю, обычно его внимательно выслушивают, несмотря на сомнительные ссылки, несовместимые с целью повествования, и забавные  посторонние казусы. В этот раз он навязался друзьям пожарить мясо-гриль. По наступившему в природе теплу они и сами рвались на дачу, затем и взяли его с собой. Он не любил острых ножей (без  пальцев останусь!), поэтому наточил кухонный клинок сам и непринуждённо настрогал безупречные ломти свиной вырезки, нашинковал овощи и зелень для салата. Хозяева едва успели поотворять все разбухшие двери, окинуть быстрым оком хозяйство, как гость наполнил первые бокалы. «Оперативность – сестра таланта…»

    - Я в своей жизни не посадил ни одного дерева, как и не построил дома**. Хотя пытался неоднократно, -
После этого он переключился и продолжительно нахваливал жареное на углях мясо, которое необходимо нарезать вдоль волокон, и испанское вино из супермаркета, которое должно быть красным «Альма дель Торо» (с другим вы пропадёте!), а с первой вечерней тенью на дворе попал в ноту и удачно возвратился в тему,
- В далёкие девяностые мне довелось жить в элитном по тем временам двухэтажном доме улучшенной планировки, малоквартирном. Потолки были низкими, метраж скромным, а комнаты пятиугольными. Во дворе было пусто, а буквально в сотне метров находился природный парк со множественной молодой порослью среди взрослых деревьев, дело оставалось только за желанием.
С высоты второго этажа я зрительно разбил под балконом парк из девяти деревьев, ничтоже сумняшеся.
Звон моей вечерней лопаты привлёк внимание населения десятиэтажной общаги по соседству. Многие кто из окон ожидали завершения нонаэдра, паркового ансамбля.
Метровые саженцы заколосились благодаря ежедневному поливу. Берёзки показали девственные округлости, клёны в шахматном порядке строя выпустили крошечные фрейдистские пальцы. Из окрепших стеблей потянулись ввысь, по сантиметру в неделю, нежные побеги.
    Я праздновал пиррову победу.
    Где-то с этого времени, через день-два, начались принудительные усекновения саженцев.
Какая бы ночь ни прошла, неизвестные ботаники на выбор укорачивали побеги ввысь или вширь, по почерку каждого бывало заметно, что привлекала их различная геометрия. Я пытался сторожить гефсиманскую рощу с вечера, но поздней ночью обыкновенно цербера вязал усталый сон, а утро беспощадно являло продолжение акта вандализма.
    Что привлекает урбанянина, живущего среди асфальта, где ямы забиты кирпичами? Только груда битого кирпича, вознесённая над родным пейзажем…


    Свои потуги я продолжил в одном южном городе, где зной подкупал своей свирепостью, а сложность задачи была достойна подлинного волонтёра.
    Найти подходящий саженец в окружающих кварталах стоило дела двух недель. По осени я занял у дяди Вити лопату и пересадил под окно сокровище ростом в 30 сантиметров. До окна было пять этажей, да и дядь Витя не сразу нашёл лопату.
    Стоило постучать соседу в дверь, как в открытую щель вырывался крылатый попугай и выпархивал на лестницу.
 Дед Витя мчался мимо меня, истошно крича:
- Кеша, давай спать!
Я выглядывал на лестницу, попугай порхал над первой ступенькой на недосягаемой высоте и  чувственно верещал:
- Витя, давай поцелуемся!
Дядь Вить бегал по ступенькам, сдвинув грозные седые брови и кричал:
- Кеша, быстро домой! –
и попугай смирялся и милостиво опускался ему на плечо, возвращаясь с ним в квартиру.
   Когда тёть Марина была в больнице, а дядь Витя ездил к ней на весь день, моя Светлана приходила кормить Кешу, а он, грустный, сидел в своей клетке на жёрдочке. Завидев Свету, он склонял голову на сторону и укоризненно спрашивал:
- А где Марина?
Витя и Марина были пенсионерами, а Марина проходила химиотерапию.
У Вити и Марины были дети и внуки от разных браков, часто приходили к ним в гости, а призом зрительских симпатий как обычно завладевала зелёная птица размером с ладонь.


    Наш тополёк так и не вырос.
Посаженный по всем правилам аграрной науки осенью, обильно поливаемый в долгом осеннем тепле, он пережил аномально морозную зиму, утеплённый в корнях подушкой из рисовой шелухи.
    Дядь Вить в мои отъезды помогал поливать тополь, Света на работе делилась заботами о заветном деревце, коллеги включились в интригу и восхищённо пересказывали, как замечают по дороге в офис каждое утро новые побеги на стебле.
    Все следили за успешным ростом нового символа коллектива, и когда он, казалось, стоически окреп, очередным утром он оказался обломан пополам.
    Он замер, и корни не давали питания новым листьям.
    Вдалеке были и другие саженцы, посаженные муниципалитетом, беспризорные, изредка поливаемые, они не пострадали.
    Светлана взялась изо дня в день опрыскивать тополёк святой водой, что-то шептала, гладила тонкую кору, и через неделю он пустил боковой побег, под летним солнцем вытянулся на десять сантиметров и благополучно осенью заснул живым.
     Обломленный зимой повторно, в следующую весну он не нашёл сил возродиться.


     На его место управдом посадил другое дерево, и его изредка поливают, что не мешает ему устойчиво процветать.
     Марина закончила химиотерапию, и печёт изумительные булочки, которыми всегда по – соседски делится на простой тарелке, которую нужно возвратить, и я первый вызываюсь отнести, чтобы снова услышать Кешу.
     Моя Светлана больше не просыпается по ночам, а я никогда не беру в руки лопату.
     Сейчас я вытачиваю для мальчишек из славянского клуба «Дружина» деревянные копья, которыми они сражаются по всем правилам военного искусства.

 
* мы с тобой два дерева, остальные пни (народное изречение)
** мужчина в жизни должен сделать три вещи: посадить печень, вырастить живот и построить тёщу