В тот год -1960 - направили всех парней нашего курса в военные лагеря.
Там происходило много смешного, всё воспринималось с юмором и откладывалось в долговременную память.
Для меня яркий след оставила реакция подполковника Жандарова, куратора нашего курса, на «наглый» выпад старшего сержанта Мули Депсамеса (Горьковский мединститут), пришедшего к нам в роту, дабы «по распоряжению начштаба полка полковника (фамилия вылетела) забрать рядовых Долганова, Крылова, Тарнавского для очередной репетиции межлагерной самодеятельности». На «межлагерных» концертах мы втроём пели две песни, причём вторую на бис. Каждый день распорядитель и организатор сего мероприятия Депсамес собирал концертную бригаду на репетиции, длящиеся несколько часов, в течение которых, отпев своё (5-7 мин), мы лёжа швыряли шишки в голенище сапога, добившись к концу лагерных сборов немалых успехов в сём непростом искусстве, в то время как остальные наши сокурсники («рядовые») занимались чисткой оружия, стройподготовкой иль уныло выслушивали нудные наставления военных преподавателей.
В описываемый день должен был состояться матч баскетбольных команд нашего института и 1-ого Московского, а мы трое были по совместительству ещё и баскетболистами. Так вот Жандаров скомандовал ст. сержанту: «Кругом! Шагом марш!», - и бедный Муля таки пошагал восвояси, после чего, обращаясь уже к роте, упомянутый подполковник, слегка заикаясь (был за ним такой грешок) заявил буквально следующее:
«Безобразие, п-понимаете. Вы прибыли сюда подготовиться к в-воинскому з-званию, понюхать армейскую с-службу, изучать , п-понимаете, медицинское обесп-печение
в-войск, а не с-самодеятельностью з-заниматься. Какая-такая «самодеятельность»! Слушай последний приказ. Значить, так: сейчас рядовые Овчинников, Д-долганов, Т-тарнавский, Крылов, М-мызин берут мячик и с-следуют на баскетбольную п-площадку тренироваться. Смирно! В-вып-полнять!».
Логично, не так ли? Впрочем, ничего особенного для офицерского состава кафедры спецподготовки РМИ (Рязанский Мнд.Институт), про который я пустил «маленькую шуточку», чуть было не стоившую мне места в аспирантуре:
- Загадка, что означает «ель среди дубов»?
- Ответ: «Новый год на военной кафедре».
Но это произошло позже. А пока снова про «лагерные будни».
Наше отделение (Кутовой, Якубовский, Телегин, Шепилов, Парамонов и др. - всего 10 человек во главе со старшим сержантом из под Курска, забавно, вместо «ф», произносившем «хв» (к примеру «хвамилиё», «хвакт»), чуть ли не в первую ночь лагерной жизни «захотело» прям-таки сексуально напдругаться над «дежурным по полку».
Дело было так.
Уже прозвучал отбой, а в нашей палатке продолжался гвалт, полный ненормативной лексики.
Дневальный, коим в ту ночь был Вовка Морозов, вполголоса заметил, мол, парни, давай потише, потому как дежурный по полку недалече, на что последовало алогичное «а мы в рот его...» и всё стихло. Народ практически заснул.
Вдруг в палатку врывается кто-то с фонарём и страшно орёт: «Подъём!».
Кутовой, который мгновенно засыпал, стоило голове коснуться подушки, невинно заметил: «А что уже утро?», - чем окончательно взбесил возмутителя ночной тишины. Им оказался тот самый дежурный по полку: низкорослый и кривоногий капитан, выстроивший нас в одном исподнем на линейке и устроивший первичный допрос:
- Ну кто тут собирался меня в рот е..ть? Давай! А, бл-ди, струсили. Вот я вам сейчас марш бросок на 20 км в одних кальсонах организую! Кто командир отделения?,
- Старший сержант Трусов, товарищ капитан,
- Ну кто тут меня собирался в рот е..ть?,
- Товарищ капитан, я спал...,
- Так, ты спишь , а меня тут чуть в рот не выеб-и ..., - и далее всё в таком же духе, непрестанно повторяя словосочетание «в рот...».
Наверное, где-то через минут 40 нас отпустили спать. Чтобы утром уже наше институтское начальство во главе с полковником Бондаренко снова принялось мурыжить злополучных 10 человек. И перед строем, и в индивидуальных беседах. Не знаю, как с другими, а со мной, прям, отечески разговаривали в том смысле, что «ну, подумаешь, дежурного по полку в рот ..., главное, кто сказал... мы ведь всё равно узнаем... в армии коллективка - это ЧП!»
Тот же Бондаренко решил, что любителем трахнуть в рот кривоного капитана был я, категорически сие отрицавший.
-- Тогда скажи, кто,
- Не могу знать. Не было таких слов, чтоб, значит, т. капитана в рот...,
- Выходит, что офицер (!) врёт?,
- Никак нет,
-Ну и,
- Разрешите доложить,
- Докладывай,
- Товарищ капитан ослышались.
Года 4 спустя на заседании Парткома институа, где меня принимали кандидатом в члены, после серии вопросов, типа «обязанности коммуниста в студенческом и преподавательском коллективе», «что есть демократический централизм» и пр., тот же Бондаренко вдруг ожил:
- А скажи-ка, Крылов, кто тогда собирался дежурного по полку это..., - все бодренько зашевилилсь, секретарь тоже возбудился,
-А чего, чего...?
- Да это у нас с ним старый случай.., - Я чуть было не сказал «Товарищ полковник, разрешите доложить», но во-время спохватившись, обратился по имени отчеству:
- Сергей Пантелеевич! Ну не я...,
- А кто?, - Снова вмешался секретарь парткома:
- Товарищи, товарищи, Вы о чём... Давайте ближе к делу...
Тем всё и кончилось.
Ну а в лагере "борьба" с матом тогда приобрела нешуточный размах.
Упомяну специальный выпуск Стенгазеты, где поперёк полотна сияла красочная надпись "Мату нет!!!"
Тем не менее, увы, мат был.