Фросины родители всегда были бедными. Какое богатство у крестьянина? Дети, да ярмо. Из ярма было не вылезти, потому в глазах родителей была только тусклая печаль-тоска, когда уже и слез не хватало лить, глядя на оборванных босоногих детей, которые, как ни странно, рождались тем больше, чем беднее была семья. Словно отсутствие достатка Бог восполнял звоном детского смеха.
Дети бегали летом босиком в холщовых застиранных рубашонках, зимой сидели на печи, по-очереди выбегая в одних на всех стоптанных валенках на двор «по нужде». Одежду приходилось донашивать друг за дружкой, потому младшие строго следили за тем, чтобы старшие бережно относились к одежде и обувке. Старшие Фросины сестры повыходили замуж и свои наряды берегли дочкам, оттого Фросе ничего почти не перепадало, разве что уж такое, какое срам дочке в приданное оставлять.
А уже невестилась, уже на парней взглядывала мельком, проходя по деревне и заливалась как маков цвет, стоило кому-то из хлопцев задержать на ней взгляд.
Как хотелось нарядиться в воскресенье! Справить новую кофту с баской, юбку зеленую с оборкой, да туфли как у учителевой дочки Аленки. И пойти в церковь к заутрене, чтоб все дивились и гадали – чья же такая красота выросла? Да только не то, что туфлей, лаптей новых не было у Фроси. Оттого и стыдилась она проходить мимо мостков через реку, где всегда толпились молодые ребята, заигрывая с девчатами да молодыми бабами, полощущими белье в реке.
Так бы и дальше мечтала девушка о несбыточном, да как-то ввечеру, когда семья собиралась снедать, чем Бог послал, скрипнула калитка ворот и в хату втиснулась соседка – толстая, как бочка, тетка Лукерья.
-Хлеб да соль, люди добрые!
-Спаси Бог! Милости просим к столу, - хозяйка указала гостье на лавку.
-И-и-и, некогда мне рассиживаться, свою ораву кормить надо. Я к тебе, Глафира, по делу.
У нас новый доктор приехавши, с супружницей. Супружница тоже докторша и вот. У их трое малых ребят, мал-мала-меньше. Супружница мужу в больнице помогает, а малые без догляду. Они няньку ищут, и я тут подумала про твою Фроську. Девка она у тебя большая уже, да не балованная, нехай бы и понянчилась с ребятней, все копейка какая-никакая. Обновку бы справила.
Фросина мать задумалась. А перед Фросиным взором уже красовались новые туфли – красные, с пуговкой на боку, как у Аленки. И юбка зеленого атласу с оборкой, обшитой красной лентой.
-Мам…- Фрося умоляюще уставилась на мать.
-Чего мам? А дома кто мене помогнет, коли что?
-Да, уж вон, Верка выросла большая, два ведра воды тащит без напрягу. Нехай и она уже тебе помогает.
Мать перевела взгляд на отца:
-Чего ты, отец, скажешь?
-Нехай идет, зарабатывает. Хоть приданное себе справит. – Глава семьи улыбнулся дочке в пушистые усы.
-Ой, мам, тять! Да я!.. Да я вас, знаете, как люблю!..
Фрося от радости не находила себе места, готовая прямо сейчас бежать «в няньки» к докторше.
Работа в няньках Фросе была только в радость. Докторские ребятишки были тихие, послушные и какие-то светлые, как ангелочки. Нянчить их было одно удовольствие. Да и кормежка в доме у доктора была не то, что дома. Все-таки докторское жалование немалое, по сравнению с крестьянским достатком.
К весне Фрося откормилась – поправилась, похорошела. Стала выше ростом, округлилась, и из глаз пропал вечно голодный блеск.
Докторша отдала девушке кое-что из своих обносков, и Фрося выглядела вполне прилично. Но глупая девичья мечта о новых туфлях с пуговкой все же не оставляла ее, хотя докторша и подарила ей вполне приличные ботиночки. Одержимая своей мечтой, Фрося откладывала от своего жалования денежки в узелок и хранила в деревянном сундучке со своими вещами.
К Троице она справила таки себе обнову. На юбку тратиться не стала, а туфли купила. Правда, не красные, а коричневые, но тоже с пуговкой. А юбку ей хозяйка свою подарила. Красивую, черную юбку, на которую немного капнула в больницу какой-то жидкостью, от которой прожглась махонькая дырочка. Фрося на юбке сделала заплатку, и стало совсем незаметно почти.
На Троицу хозяева дали Фросе выходной, поэтому она встала с утра пораньше, умылась, заплела косу и вплела в нее зеленую атласную ленту. Обула свои новые туфли и пошла в церковь к праздничной службе.
По дороге вышагивала гордо, красуясь сама собой, и рдела от удовольствия, чувствуя на себе взгляды встречных парней.
В церкви народу было не протолкнуться, к Троице съехались из соседних хуторов и близлежащих деревень, потому Фрося протолкалась поближе к подсвечникам слева от алтаря и встала тихонько, наблюдая, как плавится теплый, пахучий воск свечей. Спиной она чувствовала на себе взгляды и жалела, что никто не видит ее новых туфель.
Ближе к концу службы новые туфли от долгого стояния на одном месте стали жать. Фрося стояла и маялась: «Как домой-то пойду, туфли жмут? Не разношенные еще. Вот дела-то, скажут, вырядилась в новые туфли и хромает. Снять бы их, пусть бы ноги отдохнули чуток.»
Оглянувшись в поисках подходящего уголка, Фрося протиснулась назад, ближе к стене, в угол, туда, где сбоку была дверь на лестницу, ведущую на колокольню.
Разуваться совсем она не стала, а прислонившись боком к стене, привысунула одну ногу из туфли, чтобы дать ей слегка отдых. Постояв так немного, тоже самое проделала с другой ногой.
Так и стояла наша героиня на одной ножке, вторую лишь кончиком пальцев всунув в туфлю, когда в храме началось какое-то движение. Фрося оглянулась и увидела, что весь народ опускается на колени. Опустилась и она. Туфля слетела с ноги, но оборачиваться, чтоб надеть ее обратно, Фрося не стала – успеется, когда вставать будет.
Вот настоятель поднялся с колен и стал подниматься народ. Фрося оглянулась в поисках туфли – той не было. Фрося в панике стала шарить по полу – туфли не было. На глазах выступили слезы. Она опустилась на корточки и стала рассматривать пол под ногами у молящихся – туфли нигде не было видно. «Видать, кто-то пошутил», - решила девушка.
Протиснувшись к выходу их церкви, Фрося, со второй туфлей в руках, стала ждать, когда закончится служба. Люди стали выходить и она у всех спрашивала: «Вы туфлю мою не находили?»
Выходившие качали головой. Кто-то из теток притворно охал: «Неужто украли?»
Слезы были готовы закапать из глаз, но Фрося надеялась, что когда все выйдут, туфля найдется.
Туфли не оказалось. В слезах побрела она домой босиком, неся одинокую туфлю в руке. Придя домой, со злостью швырнула туфлю в угол: «Все, не пойду больше в церковь! Никогда! Если Бог позволил, чтоб у меня в церкви украли туфлю, на которую я всю зиму батрачила – то мне такой Бог не нужен!»
Мать испуганно ахнула: «Ты что, неразумная? Умом тронулась? Так Бога хулить! Да еще на Троицу! Видать совсем тебе докторские книжки ум помутили.»
-Ничего мне не помутило. И книжки тут не причем. А сказала, больше в жизни в церковь не пойду, и не пойду!
-Тут, дочка, Господь сам решит, пойдешь или нет.
-Нечего Он не решает. Туфлю мою и то сохранить не сумел. – упрямо твердила Фрося. От злости слезы высохли на глазах, и она упрямо стояла на своем, исподлобья уставившись на мать. Та только головой покачала: Из ума девка выжила…»
С тех пор прошло много лет. Ураганом пронеслась по стране Октябрьская революция, Гражданская война, коллективизация. Бог был объявлен вне закона, а Фросе и горя мало – она от Него давно отказалась. И без Бога жилось хорошо. «Кто был ничем, тот станет всем» - Фрося и стала лучшей работницей колхоза. Получала больше всех трудодней, была награждена грамотой за хороший труд, значком «Ударника труда» и отрезом материи на платье.
Она вышла замуж, родила двоих детей. Потом появились внуки, правнуки. Жизнь шла своим чередом. В ней было и доброе, и худое. Были свои радости и огорчения. Много лет прожила на свете Фрося.
Только… в церковь она так никогда в жизни не ходила. Не могла простить Богу украденной туфли. Когда стала совсем уж старая и лежала, не вставая с постели, дочь, тоже уж немолодая женщина, предложила ей: «Мам, может, тебе попа позвать? Все старухи под старость с попами общаются. Каются или еще чего. Ты тоже уж совсем старая, может и тебе надо покаяться»?
«Нет, дочка. Не надо мне попов. И каяться я ни в ч ем не собираюсь. Я всю жизнь с церковь не ходила и сейчас не буду. Я на Бога обиду имею». И она рассказала дочери ту историю с туфлями.
Дочка только качала головой: «Ты мам, всю жизнь была упрямая характером, и сейчас такая осталась. Какую туфлю-то хоть украли, помнишь?»
- Правую. Левым боком я к стене стояла.
Дочка только вздыхала: «Господи, помилуй…»
Старость, да еще и болезнь, это такое время, когда уже и сам не знаешь, на этом ты свете или уже на том. Фрося каждую ночь засыпала с мыслью, что утром, наверное, уже не проснется. И ее, вдруг , очень заволновал вопрос - «А в чем она будет в гробу лежать? Не в туфлях же? На том свете опять туфли жать будут». И она наказала дочке, чтоб непременно похоронила ее в тапках. «На них никто не позарится и мне там удобнее будет».
Поздним вечером Фрося лежала на кровати и вспоминала свою молодость. Как девкой встречалась со своим Мишенькой у мостков. Как вместе ходили на комсомольские собрания. Как проводила его на войну и как пришла похоронка. Как кричала криком и не знала, кого просить о помощи.
А кого просить? Кто мог повернуть время вспять? Кто мог помочь там, где помочь не мог никто? Только Тот, от Кого она отказалась, будучи совсем юной девушкой. Но гордость не позволяла Фросе просить помощи у Него. И теперь, когда уже не рада самой жизни, и каждый день ждешь смерти, которая избавит от страданий, тоже не будет она просить Его о помощи.
Мысли постепенно навевали дрему. Фросе почудилось, что кто-то стоит у кровати. Сморгнула - стоит. Пригляделась – мамочка родная! Стоит человек, не человек, черт не черт, ангел не ангел. Только темный какой-то и мрачный. И держит в руках туфлю. Ту самую, коричневую, с пуговкой.
-Ну, пошли, душа моя. Вот твоя туфля. Он позволил украсть у тебя туфлю, а я принес ее тебе. Я нашел ее. Вставай, теперь у тебя их две. Обувайся, и идем, я за тобой.
Фрося как-то легко поднялась с кровати, почувствовав себя молодой и полной сил и протянула руку за туфлей…
На похоронах дочка сокрушенно жаловалась соседке, что у матери постоянно спадает тапок с правой ноги.
-Я его одену, а он через минуту опять спадает. Прям мистика какая-то. Она за эту правую туфлю от церкви и Бога отреклась и в гробу уже никак туфлю свою не найдет. Хоть ба Он простил ее там! Ведь жалко ее, неразумную
Соседка заинтересовалась: «Как это за туфлю от Бога отреклась»? Пришлось той рассказывать историю с туфлями. Соседка сокрушенно покачала головой: «Да, грехи наши тяжкие…Молись за нее. Может Он и простит ее. Если она Ему простит»…
- Да… вздохнула Фросина дочь. А про себя подумала: «Не дай Бог из-за туфли, да в Пропасть»….